Но первая встреча с человеком из другого мира напугала его еще больше. Это была женщина — молодая, красивая, почему-то одетая по-мужски. Она говорила на одном с ним языке, но от волнения он не разобрал слов, поняв только, что она предлагала ему какую-то оду. Волк метнулся от нее прочь, галопом промчался через поле и забился в мокрый ольховый куст. Он свернулся клубком, надеясь так укрыться от собственных страхов. Голос женщины продолжал звучать в его ушах. Незнакомка была добра и, главное, вовсе не шарахалась от него, как все люди с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать лет.

Герцогство на юго-западе Фенлана на фенланском языке называлось Шотфел. А местные крестьяне называли свои земли попросту Южным бором, потому что когда-то, в незапамятные времена, по берегам широких светлых рек здесь сплошь росли дубовые и березовые рощи, перемежающиеся непроходимыми еловыми борами. Но трудолюбивые люди, пришедшие в эти края, отвоевали у леса место для пашен. И между потеснившимися лесными островками выросли деревни.

В Колемяшине, по сравнению с соседями, жили зажиточно. Здесь избы были покрепче и поновее, крестьянские поля радовали глаз, а ребятишки росли здоровыми и крепкими. Яно был пятым сыном в большой крестьянской семье. Отец и четверо старших братьев вместе с другими односельчанами от зари до зари возделывали господские пашни, а когда заходило солнце, трудились на собственном крошечном клочке земли. Они уходили затемно, возвращались за полночь, потные и грязные, выливали на себя по ушату воды, жадно съедали заботливо поданную матерью похлебку со щедрым ломтем хлеба и ложились спать. Яно пока в поле не брали: он еще был слишком мал и помогал матери и сестрам по хозяйству. Иногда его вместе с другими мальчишками посылали пасти господских гусей.

Ребята любили это занятие. Они уводили важных, глупых птиц подальше от деревни, к небольшому пруду, где и плескались целый день вместе с гусями. И родители были за них спокойны — до одного страшного случая.

Однажды, когда Яно было семь лет, из леса выскочил волк — огромный и свирепый, он не походил на обычного вороватого охотника за домашней живностью. Даже не заметив переполошившихся гусей, оскаленный зверь двинулся к оторопевшим от ужаса детям. Побросав наземь свои котомки, мальчишки бросились бежать. Но Яно не повезло: налетев босой пяткой на корень или камень, он споткнулся и растянулся ничком на земле. И тут же почувствовал над собой жаркое дыхание хищника. Волк встал над Яно и замер. Взгляд его желтых немигающих глаз обжигал мальчику спину. Яно казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди; от страха он не смог даже закричать. Зато остальные ребята, заметив, что их друг попал в беду, остановились поодаль и начали отчаянно звать на помощь.

Крики детей услышали в деревне. С поля бросились мужики, похватав, кто что успел: колья, вилы и лопаты. Яно уже понадеялся, что волк испугается и убежит обратно в лес. Тот так и сделал, но прежде клацнул челюстями, опустил страшную пасть и как— то беззлобно, но до крови укусил мальчика за плечо. После этого зверь одним движением развернулся и мгновенно скрылся.

Взрослые и дети подбежали к Яно, а он уже поднимался с земли и улыбался счастливому спасению, немного морщась от боли. Отец на руках отнес сынишку домой, мама промыла ранку — всего четыре небольших следа от укуса, к осени под солнышком все заживет! И даже управляющий барона ниф Лоуна, хозяина этих земель, не стал ругать ребят за то, что те бросили гусей — благо тяжелые жирные птицы давно разучились летать и продолжали с гоготом бегать вокруг пруда.

А потом прошло еще четыре счастливых года. Когда Яно исполнилось одиннадцать лет, он подружился с чудесной девочкой на два года моложе себя; у Ганночки были огромные серые глаза и толстая соломенно-русая коса. Отцы посмеивались над юными «женихом и невестой», но к делу отнеслись серьезно и решили, что неплохо бы и помолвку отпраздновать. Меньше глупостей наделают оба, пока не повзрослеют. И хотя женаты были только двое старших братьев Яно, два других объявили сельскому старосте, что уступают свой черед младшему братишке. Весной состоялся сговор между семьями, на который привезли и Ганночку. Девочка, разодетая по торжественному случаю в ярко расшитую рубашку из беленого холста и кумачовую юбку, со множеством разноцветных лент, вплетенных в тугую косу, застенчиво краснела и улыбалась Яно и родне. Праздник получился очень хороший, хотя взрослые и старались обратить все в шутку. Но сам Яно отнесся к своей помолвке очень серьезно. Он был готов верно ждать, пока им с Ганночкой позволят пожениться, а до тех пор защищать и беречь ее.

Праздновали допоздна, а когда на летнее небо выползла огромная полная луна, гости и хозяева отправились, наконец, спать. Родители Ганночки увезли дочку домой. Яно устроился на полатях, усталый, но счастливый.

Мальчику, однако, не спалось. Что-то заставило его подняться посреди ночи и выйти на пустой двор, освещенный лунным сиянием. Яно задрал голову, повернул лицо к луне, и ему показалось, что молочно-белый свет водяными струями льется прямо ему в глаза; вдруг нестерпимо заболело плечо, четыре года назад укушенное волком, а потом все тело заломило, как бывает, когда поднимается жар во время простуды. Мальчику вдруг стало тяжело стоять на ногах, и он опустился на четвереньки. Его кожа сильно зудела, он поднял руку, чтобы почесаться, и с ужасом увидел, что она одета в серый мех, а из пальцев прямо на глазах вытягиваются огромные желтоватые когти. Страшно закричав, Яно рванулся к дому, но тут одежда затрещала по швам, он одним прыжком вскочил на крыльцо и отчетливо увидел на ярко освещенном песке продолговатые звериные следы… И в этот миг издалека донесся пронзительный, зовущий волчий вой…

Первое превращение было недолгим. Яно еще не успел как следует напугаться, как тот же зуд и ломота в костях снова одолели его. Он оказался на крыльце голым, но в человеческом обличии. Собрав трясущимися руками обрывки одежды со двора, он пошел спать и всеми силами постарался убедить себя, что все это ему приснилось. Далее утром, получив нагоняй от матери за испорченные портки и рубашку, он очень логично объяснил, что сильно вспотел ночью и повесил одежду на крыльце, а одна из собак, наверное, стащила поиграть. Мать поверила, поверил и он сам. Жизнь снова покатилась по привычной колее.

Но по мере того, как месяц из тоненького рожка становился полной луной, нарастал его страх. Какой— то неведомый инстинкт подсказывал ему, что в следующее полнолуние все повторится.

Когда снова настало полнолуние, Яно так и не смог заснуть. Он опять почувствовал непреодолимое желание выйти и посмотреть на лунный диск, но усилием воли заставил себе лежать под стеганым лоскутным покрывалом. Однако это его не спасло. Вскоре появились знакомые ощущения; Яно успел только стащить с себя ночную рубашку и вскоре соскочил с кровати, мягко приземлившись четырьмя лапами на скобленые доски пола. Бесшумно ступая, худенький полугодовалый волчонок вышел на крыльцо…

Каждое новое полнолуние Яно превращался в волка на все более долгий срок. Однажды, вернувшись под утро уже в человеческом обличии, он, вынужденный объясняться с недовольным отцом, понял, что скоро его беда перестанет быть тайной. Он и сам мучительно хотел поделиться с кем-нибудь, посоветоваться, попросить о помощи. Сказать, что ничего, в общем-то, страшного не происходит, ведь даже в волчьей шкуре он остается тем же Яно и вовсе не горит желанием бросаться на своих родных и домашнюю скотину. Просто он чувствует странную легкость и желание быстро-быстро бежать по пустынной дороге, перемахивать в лесу через черничные кочки, жадно вдыхать неожиданно открывшуюся ему сокровищницу запахов. Но Яно был уже взрослый мальчик, и он прекрасно знал, кто такие оборотни и как с ними поступают в деревне. Он слышал легенды, что на памяти родителей его бабушки и дедушки из леса повадился ходить в деревню огромный волк. Он был очень хитрым, ловко открывал хлева и амбары, уходил из любой ловушки. А когда его все— таки убили, он на глазах у изумленных охотников обернулся красивым обнаженным юношей. И староста, посоветовавшись со старым священником, велел проткнуть его осиновым колом. А тело оборотня сожгли вдалеке от деревни.