Через месяц лютых морозов наступила оттепель. Яно брел по брюхо в намокшем снегу. Клокастая шкура не скрывала острого хребта и выпирающих ребер, ослабевший от голода волк едва переставлял лапы. Ноздри жадно шевелились, надеясь уловить запах чего-нибудь съестного, уши вздрагивали: не пискнет ли полевка в своей норе? И вдруг… От неожиданности Яно даже присел, поджав истончившийся хвост: в нос ему резко ударило сладким, пьянящим запахом свежего мяса. Он не мог ошибиться! Собрав последние силы, волк потрусил на зов. Аромат приближался, он манил, он лишал рассудка… Еда была где-то здесь, и ничто не указывало на присутствие других хищников. Может быть, кто-то спугнул волка или рысь от добычи? И произойдет чудо: он, Яно, станет единственным счастливым обладателем целой непочатой туши косули. Или хотя бы зайца. А впрочем, и глухарь пришелся бы кстати. Яно завертелся, пытаясь уловить след. Хрусть! Земля почему-то ушла у него из-под ног, и волк, жалобно взвизгнув, полетел вниз.

Кусок заячьей тушки, действительно лежавший на дне ловчей ямы, не слишком обрадовал Яно, для которого такой обед мог обернуться смертью. Он все-таки съел мясо, прежде чем начать тщетно скрести лапами по краям западни, обрушивая на себя мокрый снег. Тогда Яно собрался с мыслями, отряхнул мокрую шкуру и через минуту превратился в человека. Он надеялся, что руками он сможет уцепиться за какой-нибудь корень под снегом. Не удалось. Оставаться голым посреди зимы тоже было немыслимо, и Яно быстро обернулся обратно в волка. Он жадно вылизал кровь, натекшую с зайчатины, а потом свернулся калачиком и стал ждать, когда придет охотник.

Еда после долгого поста действовала опьяняюще. Его убаюкивал шум сосен; их вечнозеленые верхушки упирались в грязно-белое небо. Волк закрыл глаза, спрятал нос в лапах и задремал.

Ему снилось, что на краю ловчей ямы появилось смешное маленькое зеленое существо. Смышленая мордочка, умные глазки; созданьице внимательно присмотрелось к лежащему на дне волку, чирикнуло что-то и отбежало прочь… Вот стайка зеленых существ, едва касаясь поверхности снега, скрылась за соснами. Яно вспомнилась одна из материнских сказок: о лесной Хозяйке и ее маленьких слугах, в которых превращаются души умерших зверей и птиц. А потом ему приснилась мама. Он лежал у ее ног, возле теплой печи, а она ласково чесала его за ухом. Дрова в печи трещали, рассыпаясь яркими искрами. Этот треск слышался так отчетливо, словно происходил наяву.

— Вот так-так! — громкий голос мгновенно разбудил Яно, и тот вскочил на лапы. Ну, вот и все. Это охотник. Что может противопоставить изнемогший от голода зверь вооруженному человеку? И когда на спину Яно упала сеть, он не стал сопротивляться. Он хотел лишь, чтобы все это поскорее закончилось.

Охотник вытащил его из ямы. Яно слышал его тяжелое дыхание: похоже, человек был стар. Действительно, длинные волосы и борода его были совершенно седыми, а лицо сплошь покрывали морщины. Лишь глаза оставались, несмотря на возраст, ясными и голубыми. Сейчас они внимательно смотрели на волка.

— Ишь ты, куда заходить повадились! До ближайшей деревни верст семь пути. Кто же это здесь лопушки ставит? — ворчал странный охотник. Яно уже успел заметить, что, вопреки опасениям, у старика не было ни ружья, ни охотничьего ножа. Внезапно охотник поступил и вовсе опрометчиво: он ловким движением сбросил с волка сеть, оставив его на свободе, а сам собрался уходить. Ошеломленный Яно не тронулся с места.

— Что же ты? — обернулся старик. — Беги, пока хозяин ловушки не подоспел. И не смотри на меня голодными глазами: со мной тебе не справиться, а угостить мне тебя нечем. Не стану же я ради тебя животину лесную губить. Сам-то я мяса не ем и вашу волчью породу не особенно жалую.

Человеческая речь завораживала Яно. Как давно человек не говорил с ним! Но сейчас он уйдет, и Яно вновь останется наедине с безмолвным лесом, погруженным в зимний сон. Силы покинули волка. Он рухнул на снег, из последних сил пытаясь избавиться от волчьей шкуры. Последнее, что он слышал, — изумленный возглас старика:

— Эй! Что с тобой? Да волк ли ты?!

И, потеряв сознание, Яно уже не видел, что вместе со стариком, поспешно накидывающим на его голое тело свой суконный зипун, над ним нагибается немолодая женщина в белом пуховом платке, наброшенном на седые косы.

— Позаботься о нем, Якофий, — говорила она голосом, в котором слышалось гудение ветра над снежной равниной. — Этому мальчику суждено многое изменить в нашем мире.

Облака стремительно неслись по темнеющему небу, раскрашенному золотыми полосами заката. Северный ветер гнал их на юг, словно стаю перелетных птиц, покидающих по осени родные края. А над Черным замком зловещие тучи стояли неподвижно, не пропуская вечерний свет. Иногда со шпилей со зловещим карканьем взмывали вороны, кружились и снова возвращались, словно облетая замок дозором.

Издалека Сварбор, так звучало название замка на фенланском наречии, казался изящной безделушкой, настолько легки были его башни, резные флюгера, узкие проемы стрельчатых окон. Но вблизи становилось ясно, что эта крепость могла выдержать любую осаду: образуя пятиугольник, замок окружали высокие толстые стены из черного камня. И еще от него исходила странная, недобрая, но могущественная сила, не позволяющая не только недругам, но и простым путникам приближаться к его стенам. Раз в четверть часа, лязгая оружием, по стене проходила стража в черных доспехах; холодный ветер развевал пламя факелов и пышные плюмажи на шлемах.

Уже совсем стемнело, когда на дороге, ведущей к воротам замка, появился летящий во весь опор всадник. Перед воротами он остановил коня, подняв его на дыбы резким рывком поводьев, и окликнул стражу. И мгновенно тяжелые створки разошлись в стороны, и всадник въехал во двор. К прибывшему проворно подбежал слуга, хватая брошенные поводья. Всадник спешился и в первую очередь упал на одно колено перед огромной статуей, установленной у входа в замок. Изображенное в черном мраморе, сидящее на высоком троне существо можно было принять за человека, если бы не острые рога на лбу и звериный оскал зубов. Раскосые глаза статуи были выложены из желтых топазов, с вертикальным кошачьим зрачком; полные губы сладострастно усмехались. Чудовище опиралось одной рукой на спинку трона, подавшись могучим волосатым торсом слегка вперед.

— Приветствую тебя, о Домгал Всемогущий! — воскликнул путник, припадая губами к босой мраморной ступне с длинными загнутыми когтями. Потом он поднялся на ноги, и двое привратников распахнули перед ним двери.

Приехавшего встретила знакомая роскошь королевского замка. Со стен ниспадали тяжелыми складками занавеси — черные, фиолетовые, темно-коричневые; множественные диваны и кресла были обиты бордовым бархатом, в углах на черных мраморных постаментах стояли увесистые канделябры из позолоченной бронзы. Повсюду царила мрачная красота. Паркет был выложен из драгоценных пород дерева, тоже с преобладанием темных тонов. Путник безжалостно громыхал по нему коваными каблуками высоких сапог. Навстречу ему попадались богато одетые мужчины и женщины. Мужчины тут же срывали с головы береты с перьями, а дамы почтительно приседали, демонстрируя откровенные вырезы платьев.

У одной из дверей стояли на карауле стражники с застывшими важными лицами. Путник бесцеремонно оттеснил одного из них и дернул за кольцо. Но дверь не открылась, а бронзовая горгулья, в пасть которой было вдето кольцо, вдруг оскалилась и зарычала, так что ее обидчик поспешно отдернул руку.

— Опять заклятие! — сплюнул он на лакированный паркет и крикнул: — Морэф, открывай! Это я!

Через несколько секунд дверь бесшумно отворилась. Все еще подозрительно косясь на горгулью, путник вошел в комнату.

Ее хозяйка не обратила на него ни малейшего внимания. Она кормила с рук огромного черного ворона, подцепляя с серебряного блюда длинными темно-красными ногтями тонко порезанное сырое мясо. Женщина была высокой и стройной, в узком платье с длинным шлейфом и высоким воротником. Затейливо причесанные черные волосы покрывала алмазная сетка; на тонких пальцах сверкали перстни. Трудно было догадаться по гладкому, надменному лицу, что хозяйке Сварбора, великой королеве всего Фенлана, волшебнице Морэф недавно исполнилось пятьсот лет.