Никки кивнула. Парус закрутился и наконец полностью расправился. Она добралась до борта и, поймав снасть, повисла на ней, отклонившись так далеко, как смогла. Через несколько минут катамаран выскочил на берег; в то же мгновение упали первые капли дождя.

— С тобой все в порядке? — Джулиан поднял Никки и прижал к широкой груди. Его почти не было слышно — ветер относил звуки голоса в сторону.

Еще одна ослепительно яркая молния прочертила огненный зигзаг совсем рядом, и вслед за ней тут же раздался оглушительный удар грома, от которого, казалось, затряслась земля.

Джулиан взял Никки на руки и понес к почти развалившейся хижине. Дождь отчаянно барабанил по ее проржавевшей крыше, но, к счастью, песчаный пол оставался сухим. Джулиан, встав на колени, бережно усадил Никки на песок. Она пришла в себя, когда Джулиан несколько раз произнес ее имя. Он так крепко сжимал ее руки, что Никки стало больно. Но переполнявший ее ужас постепенно отступал, и слова Джулиана дошли до ее сознания:

— Никки, теперь все будет хорошо. Открой глаза, взгляни на меня.

Странный звук, который аккомпанировал завыванию ветра и стуку дождя, вдруг прекратился, и Никки поняла, что звук исходил от нее.

— Извини. Я такая трусиха.

— Все в порядке. Можешь бояться, если хочешь. — Джулиан набросил ей на плечи пляжное полотенце. Вода стекала по ее волосам и лицу, и он пытался вытереть их.

Еще одна яркая вспышка промелькнула совсем близко, еще раз загрохотало. Никки съежилась от страха и всхлипнула.

— Никки! Все в порядке! — Джулиан еще сильнее сжал ее плечи.

Она взглянула на него с мольбой:

— Я… Я боюсь.

— Не думай об этом! — Он обнял ее. — Думай только обо мне!

Джулиан понемногу успокоился. Тревогу вытеснила нежность к самой дорогой на свете женщине.

Никки подняла руку и притронулась к его большой ладони, ласкавшей ее лицо. В том, как он касался ее, чувствовалась нежность, в глазах, которые улыбались ей, она видела желание. Глубокое спокойствие заполнило всю ее без остатка; огонь его взора разжег в ней ответный огонь. С Джулианом она чувствовала себя в безопасности: пока он так на нее смотрит, ничто не сможет ее ранить.

Никки положила руки ему на плечи. Кожа Джулиана была горячей, гладкой на ощупь, под ней угадывалась сталь мускулов. Тепло его рук, которые переместились на ее плечи, казалось, прожигало насквозь. Никки не могла отвести взор от глаз, гипнотизировавших ее.

Ритмичный стук, с которым капли дождя падали на крышу, казалось, совпадал с пульсацией крови в висках и биением сердца Джулиана под ее пальцами. Его горячие руки и прохлада ее тела; ее холодные пальцы на обжигающей коже его груди… Его тепло влекло, незаметно для себя Никки сократила разделявшее их расстояние; она не сознавала, что обнимает Джулиана, впитывает в себя это божественное тепло… Она только знала, что страсть, заставляющая искать его губы, казалось, притягивает к нему каждую клеточку ее тела. В то мгновение, когда его губы жадно приникли к ее губам, открывая их, упиваясь ее желанием, Никки поняла, что находится там, где ей надлежит быть. Время не имело значения, безопасность не имела значения. Главным стало одно — быть с Джулианом, чувствовать себя живой — такой, как сейчас. Завтра… завтра она будет придумывать всевозможные оправдания, почему они не должны быть вместе. Но теперь время ничего не значило. Шторм, бушевавший где-то вдали, казался нереальным. Ощущение губ Джулиана, его рук, его тела — это все, что существовало сейчас. Каждое движение было до бесконечности замедленным, каждое касание возбуждало. И все это время Никки не закрывала глаза, чтобы видеть лицо Джулиана.

Когда наконец их тела соединились, Никки сплелась с ним, двигаясь в его ритме, отдаваясь полностью тому чувству, которое она видела в его лице, в его глазах. И только когда они достигли пика экстаза, только тогда ее глаза закрылись — наслаждение было так огромно, что она уже не могла этого вынести.

— Николь… любовь моя…

Она снова открыла глаза. Во взгляде Джулиана читалась требовательная настойчивость. Он лежал так довольно долго, не сводя с нее пристального взора, в котором ей чудилось что-то непонятное — властность, чувство обладания? А потом Джулиан стал неторопливо отодвигаться от нее. Никки почувствовала, что ей нужно задержать его еще хотя бы на несколько секунд, постараться разгадать это таинственное выражение его лица, пока оно не изменилось. Она обняла его, притянула к себе, на себя, в себя…

И все-таки она опоздала. Таинственный огонь угас. Джулиан поцеловал ее жаждущие губы и, бросив взгляд за стены их убежища, заметил:

— Гроза почти кончилась.

Никки охватило непреодолимое желание сохранить между ними эту теплоту. Чуть заметно улыбнувшись, она прошептала:

— Нет, не совсем. — И притянула к своим губам его лицо…

Джулиан направил катамаран к причалу.

Обратный путь они проделали в молчании. Никки ощущала себя слишком счастливой, слишком удовлетворенной, чтобы говорить. Ей хотелось только как можно дольше сохранить это сладостное состояние, и она молча наблюдала, как Джулиан работает с парусом. Слова, как она подсознательно чувствовала, оказались бы лишними.

Ступив на сушу вслед за Джулианом, Никки вдруг ощутила, насколько пропитались солью ее спутанные волосы и как пылает обожженная солнцем кожа, — в первую очередь, к сожалению, нос.

— Я ужасно выгляжу, — прошептала она, опустив голову и разглядывая пальцы ног. — Пойдем со мной в домик для гостей, я угощу тебя горячим какао, а сама быстро сполоснусь в душе.

Джулиан перевел взгляд с ее губ на нос и улыбнулся. Его глаза затуманились — наверное, от множества невысказанных мыслей.

— Хорошо. Его голос прозвучал очень мягко.

Под своей дверью Никки нашла записку. Она развернула ее и прочитала:

«Если вы двое еще не утонули, то будьте так любезны, дайте мне знать об этом.

К.».

Улыбнувшись, Никки протянула записку Джулиану и вошла в комнату. Поставив чашки с водой в микроволновую печь, она отправилась в ванную.

Через несколько минут Никки вышла, одетая в желтое махровое кимоно, и набросила на голые плечи Джулиана пушистое полотенце. Как она отметила про себя, скатанная в комочек записка Кэт валялась на стойке бара перед ним.

Джулиан поймал ее за руку и притянул к себе. Он не отпустил ее и тогда, когда сработал таймер микроволновки и в комнате раздался мелодичный звон.

— Нам нужно поговорить, — сказал он, когда Никки попыталась встать, чтобы приготовить какао.

— Я знаю.

Его руки ласкали ее шею, а губы приникли к ее губам. Джулиана охватила волна желания; он распахнул ее халат и обнаружил, что под ним ничего нет. Он слегка отодвинулся, чтобы получше разглядеть ее совершенные груди, затем привлек Никки к себе, чтобы прочувствовать, как они, мягкие и теплые, прижимаются к его обнаженной груди.

— Любимая, — прошептал он, уткнувшись носом в ее волосы, — обычно я вовсе не безответственный.

— Я никогда и не думала, что ты такой. — Никки откинула голову и посмотрела ему в лицо. Одна его бровь была иронически приподнята.

— С Нового Орлеана прошло пять недель. Я приехал, потому что к этому времени ты должна точно знать, беременна ты или нет.

— Беременна? — Такая возможность просто не приходила ей в голову.

— Так «да» или «нет»?

— Нет.

— А ты бы сказала мне правду в случае, если…

— Да.

— И не сочла бы более благородным попытаться справиться со всем самостоятельно?

— Конечно же нет! — Никки покраснела до корней волос. — Я никогда бы не стала скрывать это от тебя!

— Очень хорошо. Потому что только что мы совершили то же самое, и риск сохраняется.

Никки смотрела на него в упор. Приятное состояние полного довольства собой и миром, которым она наслаждалась последний час, испарилось. Неужели он действительно приехал только для того, чтобы убедиться, что она не носит в себе его дитя?