— Но вы же меня так настойчиво приглашали к себе! Мы же хотели вместе позавтракать!
— Завтракайте, где, когда и с кем захотите, только не у меня!
— Но напали не на вас, а на меня.
— Вначале да, но вы плохо знаете этих людей. Вы приговорены к смерти, а значит, та же участь ждет и всех ваших друзей и вообще каждого, кто с вами встречается. Ни одна партия не щадит другую. Как можно быстрее убирайтесь отсюда. Я не могу больше с вами иметь ничего общего.
— Хорошо, я уйду. Но нет ли рядом с вами кого-то, кто мог бы помочь мне доставить бандита в полицию?
— Что вы надумали! Это было бы самой большой глупостью, которую я только мог совершить. Да будь у меня и тысяча слуг, я не отдал бы в ваше распоряжение ни одного из них. Оставьте его, пусть он лежит… Слава Богу, женушка моя идет! Она несет свечу, со мной теперь ничего больше не случится. Бегите, бегите! Это самое лучшее, что вы можете сделать!
За дверной решеткой блеснул свет, и я услышал женский ворчливый голос. Органист скрылся. Его сейчас ласково пожурят за нарушенный ночной покой. Я нагнулся к бандиту.
И, признаться, сделал глупость. Бандит, лежавший якобы без сознания, внезапно вскочил и бросился за ножом. Мне удалось опередить его, я схватил нож и одновременно протянул другую руку к нему. Он отпрянул, поэтому мне не удалось его схватить. Остановившись в нескольких шагах от меня, он угрожающе поднял кулак и заорал:
— Ну, ты еще пожалеешь об этом!
И скрылся, но не в переулке, по которому подкрадывался, он бежал в сторону пустыря.
Взяв нож, я пошел в переулок, медленно, внимательно высматривая, нет ли там еще кого-нибудь. Но никого там не было. Я повернулся налево, в сторону виллы Тупидо.
Достигнув цели, я спрятал нож в карман. Я стоял перед калиткой узкого палисадника, за которым располагалась вилла. Справа я увидел ручку звонка, а слева — латунную табличку, надпись на которой подтверждала, что это владение Тупидо. Я позвонил.
— Кто там? — раздался голос из дома.
Я назвал свое имя, вышел слуга и открыл мне. Не произнеся ни слова, он провел меня в дом и отворил дверь, за которой находилась небольшая, но уютная, хорошо обставленная комната. На софе восседал Тупидо, куривший сигару. Он поднялся, протянул мне руку и сказал очень любезным тоном:
— Наконец-то! Вы прибыли почти на четверть часа позже, чем я ожидал, сеньор. Поскольку я рад вас видеть, то сожалею, конечно, что потерял столько времени!
— А я прошу у вас прощения. Мне помешало одно ничтожное, но не терпевшее отлагательства дело, затеянное не по моей вине. Надеюсь, вы не станете сердиться на меня за это?
— Ни в коей мере, — улыбнулся он. — По счастью, ужин еще не начался. Следовательно, вам придется еще несколько минут провести вместе со мной. Устраивайтесь поудобнее, закуривайте!
Он усадил меня рядом с собой на софу и подал коробку и огниво. Я закурил. Когда моя сигара разгорелась, он доверительно положил свою ладонь на мою руку и сказал:
— Хочу вам признаться, что весьма благодарен моему компаньону, адресовавшему вас ко мне. Во-первых, я вообще очень люблю все немецкое, и потом, вас мне охарактеризовали как человека, наделенного самыми обширными познаниями и богатым опытом. Итак, я вдвойне рад приветствовать вас, сеньор.
Он явно переусердствовал в своей любезности. Стало быть, он считал меня простаком, если полагал, что может достичь своей цели столь грубой лестью. Потому я ответил ему очень спокойно:
— Мне, право, жаль, что содержание сего письма дало вам повод ошибочно судить обо мне. Я путешествую, чтобы учиться, но не чтобы поучать. Для этого мне не хватает некоторых качеств. Расточая мне такие незаслуженные похвалы, вы не столько льстите мне, сколько, наоборот, ставите в неловкое положение, а к этому я не вполне готов.
— Я ожидал от вас чего-то подобного. Я прекрасно знаю немцев, ценю их скромность. Но оставим лучше эту тему и поговорим о целях вашего нынешнего путешествия. Я полагаю, что они либо меркантильного, либо естествоведческого характера.
— Ни то, ни другое, сеньор. Я путешествую, чтобы путешествовать. Я не поднаторел ни в одной науке, не сведущ и в торговле. Причина, по которой я путешествую, та же, что у человека, совершающею обычную прогулку. Поэтому я прошу вас внести соответствующую поправку в неверное представление, сложившееся у вас обо мне!
Моя реакция на его любезность подействовала на него остужающе.
— Но как же можно предпринимать такие далекие путешествия без какой-либо серьезной цели? Поистине немцы — в высшей степени народ идеалистов! Вы говорите, что вы совершаете прогулку. И ради этого выбираете край, где можно найти все, только не повод для променада. Вы ведь наверняка должны были слышать о том, что путешествие по западным провинциям — дело нелегкое?
— Я наводил справки, конечно, насколько это можно было сделать, пребывая так далеко от цели моего путешествия, но никакой причины отказаться от однажды задуманного я не увидел.
— Вы меня поражаете!
— Вы хотите сказать, что вас потешает неопытность, с какой я взялся за дело, от которого на моем месте отказался бы любой другой. Но как иначе набраться опыта?
Он покачал головой, видимо, это означало, что я кажусь ему еще глупее, чем он до сих пор считал. Почти с состраданием он спросил меня:
— И у вас действительно хватит смелости добраться до Сантьяго или даже до Тукумана? Вы знаете, как у нас обстоят дела? В настоящее время идет борьба множества политических партий, причем в ход идут все средства и никого не волнует, нравственно это или безнравственно. Именно те края, по которым вы собираетесь путешествовать, стали небезопасны вследствие этих смут. Вы очень сильно рискуете, может быть, даже жизнью. Я решительно не советую вам упорствовать.
Он старался выглядеть как человек воспитанный и приличный. Я ответил ему:
— Я не имею привычки отказываться от однажды принятого и хорошо продуманного решения. И здесь как раз тот самый случай.
— Ну что ж, я исполнил свой долг — предупредил вас, а кроме того, готов облегчить вам путешествие, насколько это в моих силах. Конечно, при условии, что вас это устроит.
— Я с огромной благодарностью приму вашу помощь, сеньор.
— Прекрасно. Тогда я постараюсь дать вам один совет. Задуманное вами путешествие обычно начинают из Буэнос-Айреса, куда вы, стало быть, намерены отправиться. К сожалению, вам придется проехать по местам, которые небезопасны из-за распоясавшихся вооруженных банд. По этой причине я предложу вам другой маршрут, который хотя и выглядит непривычно, зато гораздо менее опасен. Вы пересекаете Уругвай и провинцию Энтре-Риос вплоть до Параны и Санта-Фе [46]. Оттуда через Кордову вам легче всего попасть в Сантьяго и Тукуман.
— Спасибо, сеньор! Я полагаю, ваш совет мне очень пригодится.
— Если вы ему последуете — это было бы самое лучшее для вас. Я мог бы снабдить вас рекомендательным письмом к одному очень влиятельному высокопоставленному офицеру, в чьей власти устранить препятствия с вашего пути. Это — Лопес Хордан, приемный сын бывшего президента Уркисы. Вы слышали о нем?
— Мне говорили, что он располагает очень солидными связями.
— Более чем связями. Есть все основания считать, что он находится на пути к высшему посту в государстве. Я горжусь близким знакомством, даже почти дружбой с ним и убежден, что моя рекомендация, адресованная этому человеку, окажется очень выгодной для вас. Поскольку вас рекомендовали мне, то моя обязанность позаботиться о вас. Об ответной услуге не нужно беспокоиться. Значит, вы принимаете мое предложение касательно рекомендации?
— Конечно. Было бы очень неблагоразумно отвергать ее.
— Есть причина, которая могла бы надолго задержать вас здесь, в Монтевидео?
— Нет, сеньор. Меня не связывает ни личный, ни деловой интерес, и я в любое время могу отправиться в путь. В этом городе мне не найти ничего нового для себя или диковинного. Я хочу попасть в глубь страны, и у меня вообще нет причин засиживаться здесь на побережье.
46
Парана— центр аргентинской провинции Энтре-Риос, расположенной на левом берегу реки Парана; Санта-Фе— центр одноименной аргентинской провинции, расположенный на противоположном берегу той же реки, напротив города Парана.