Зашел Ричард с бутылкой пива в руке.

Жюль пытался удержаться от взгляда на часы, но не смог.

И, естественно, Ричард это заметил.

— Эй, сейчас где-то часов пять, — он с щелчком открыл крышку, сделал большой глоток и с наслаждением выдохнул. — Вот это пиво, — похвалил он, откинув волосы назад. — Спасибо, Господи, за минипивоварни. Ты пробовал это пиво «Турбодог»?

— Я не пью, — сухо ответил Жюль, пройдя к книжному шкафу и достав толстый том с потрескавшимся кожаным переплетом.

— Это значительно приглушает магию, Рич, — мягко объяснил Дедал, всё еще сосредоточенно изучая карты.

— Я подумаю об этом, когда придет время — заявил Ричард, усаживаясь на стул за столом. Одно колено просунулось наружу через огромный разрез его джинсов, — Не похоже, что нам понадобится моя магия, пусть и хреновая.

— Это ненадолго, — сказал Жюль, — Мы изучим карты. Приготовимся к ритуалу. Практически каждый здесь сыграет свою роль, и мы совершим его.

Неосознанно он взглянул на Дедала, и другой человек встретил его глаза.

Некоторые роли, похоже, будут сложнее других.

— Практически, — повторил Ричард, подчеркивая это слово, — Нам не хватает Клэр, Марселя, Уиды и кого еще?

— Уида уже в пути, — сказал Дедал, — Так же, как Манон и Софи, полагаю. Мы всё еще работаем над Клэр и Марселем.

Ричард издал короткий смешок:

— Удачи. Так, значит, у нас будет карта, ритуал, вода, дерево и полная Команда из тринадцати, да?

Дедал выпрямился и улыбнулся ему:

— Так точно. Сейчас мы ближе, чем когда-либо. Ничто не помешает нам, мы не допустим этого.

Ричард кивнул и сделал еще один огромный глоток из бутылки.

Жюль не отрывал взгляда от книги, делая вид, что просматривает устаревшие французские слова.

Он не разделял оптимизма Дедала.

Слишком много вероятностей, слишком много возможностей, что всё пойдет не так.

Да и время истекает.

Моя жизнь превратилась в обычный Сумасшедший Дом: каким-то образом я стала главным слугой, горничной, девочкой на побегушках и всесторонней секретаршей.

Не то чтобы Акселль принуждала меня под дулом пистолета выполнять все эти функции.

Кое-что я делала для своего собственного комфорта и выживания, кое-что — от скуки, и лишь затем — кое-что по просьбам Акселль, отказать которым у меня не было хорошей причины.

Итак, я здесь жила, среди, как правило, разбросанной повсюду еды.

После того, как проблема с обитающими на кухне муравьями была решена, я могла передвигаться по комнате, не подвергая жизнь опасности.

Я пыталась не думать о доме и о том, что могла бы там делать, но время от времени меня накрывало огромное желание быть с папой и жить прежней жизнью.

Обычно по выходным он брал меня с собой плавать на каноэ.

Или кататься на лыжах зимой.

Однажды на лыжах он сломал лодыжку и разрешил мне украсить гипс — полностью — на мой вкус и цвет.

Когда я подросла, мы с моей лучшей подругой Каролин каждое лето работали по найму в различных городских магазинах.

Я работала во «Фрэндли-электроника», «Мороженое Мэрибет», «Кофейня Джо-Джо» — на любой вкус.

А после работы мы встречались в бассейне и плавали или ударялись в фильмы либо отправлялись в ближайший мега-торговый центр — в двадцати милях от нас.

Когда я упомянула Акселль о том, чтобы найти работу на лето, она равнодушно взглянула на меня, как делала постоянно, достала двести долларов из своего бумажника и протянула их мне. Но как бы то ни было, я так и не поняла, почему мне нельзя устроиться на работу.

Через пару дней валяния в постели, на волнах отчаяния, я поняла, что мне необходимо что-то делать, что угодно, быть занятой и отвлечь свой мозг от Моей Трагической Жизни — так я и ринулась в действие, превратившись в безукоризненную домохозяйку.

Сегодня я прошла через жару и влажность, духоту ради того, чтобы получить почту. Как это не жалко звучит, но получение почты было самым ярким впечатлением моего дня. Акселль получала тонны каталогов, и я находила отдушину в их пролистывании.

Некоторые из них включали в себя какую-то странную ерунду типа языческих и «ведьмовских» принадлежностей. Я не понимала, как кто-либо может воспринимать это всерьез. Однако очевидно, что Акселль воспринимала. Я помню, как она пробежалась пальцами по моему порогу после ночного кошмара.

Неужели она пыталась совершить какую-то магию? Как? Для чего?

Тем не менее, я обожала ее каталоги одежды — в каждой из нас прячется маленькая кожаная королева.

Иногда я получала письма от своих друзей и миссис Томпкинс из дома.

В большинстве случаев мы переписывались по электронной почте, но также они присылали мне забавные заметки и фотографии, которые практически доводили меня до слез.

Я так ничего и не получила от папиного адвоката по поводу наследства, а миссис Томпкинс написала, что они до сих пор разбираются с определением наследственной массы.

Звучало, как огромная головная боль.

Я хотела, чтобы всё это решилось, и я смогла бы мебель из дома отправить на склад, а когда выберусь из этой «психушки», то устроюсь в своей собственной квартире или доме у себя в городе. Я считала дни…

«Таис Аллард» — надпись на одном из писем.

Оно было из Орлеанского отделения государственной организации по управлению системой среднего образования.

Я открыла конверт и обнаружила, что принята в Бернарденскую общеобразовательную школу — ближайшую в округе.

Начало обучения — через шесть дней.

Через шесть дней от сегодняшнего! Новая школа!

Так, ладно, я хотела ходить в школу. Однако почему-то осознание того факта, что я буду посещать школу здесь, в один миг обрушило на меня всю ужасную реальность.

Эта привычная волна отчаяния омывала меня с ног до головы на обратном пути по узкой дороге назад к тому зданию — своему новому месту жительства.

Я вошла, встретив порыв воздуха от кондиционера и свалив почту Акселль в кучу на кухонный стол.

Ощутив странный запах гари, я чихнула и проследовала за ним по кухне в свою спальню, где Акселль жгла маленькую зеленую веточку и тихонько напевала.

— Черт, что это ты делаешь? — спросила я, замахав руками, чтобы разогнать дым.

— Жгу шалфей, — резко ответила Акселль, продолжая расхаживать по комнате, размахивая дымящимися зелеными веточками в каждом углу.

Жжет шалфей?

— Вообще-то есть освежители воздуха, — сказала я, бросив вещи на кровать, — Или мы могли бы просто открыть окно…

— Это не для этого, — сказала Акселль.

Ее губы слегка двигались, и наконец до меня дошло: поджигание шалфея — это какой-то совершаемый ею «магический ритуал».

Как будто она творила «заклинание» в моей комнате по какой-то причине.

Вот так.

Такой стала моя жизнь: с неизвестной незнакомкой, которая прямо сейчас выполняла вуду-заклинание в моей собственной спальне.

Потому что она по-настоящему верит во всё это дерьмо.

То есть. Господи… не произносите имя Господа всуе.

Акселль не обращала на меня внимания, бормоча что-то вроде песни себе под нос, передвигаясь по комнате.

Держа в другой руке кристалл, какие продаются в научных магазинах, она водила им по оконной раме, пока пела.

Я растерялась.

Не могла ничего с этим поделать.

В этот момент моя жизнь стала казаться чрезвычайным абсолютным безумием.

Не говоря ни слова, я развернулась и выбежала из этой квартиры, вниз по дороге через ворота.

Затем я оказалась на узкой улочке с движущимися не спеша машинами, туристами, уличными артистами.

Всё это было уже чересчур, и я прижала руку ко рту, чтобы не расплакаться.

Я ненавидела это место! Я хотела быть там, где нормально! Я хотела быть дома! Хотя Уэлсфорд и не является полностью свободной от фриков зоной, однако мне не пришлось бы подсчитывать их на улице прямо перед моим домом.