— Кто ты? — спросила я, — Откуда? Зачем приехала?
Она немного отпила воды, которую принесла мисс ДиЛиберти, и убрала волосы со своего лица.
— Я Таис Аллард, — ответила она голосом, звучавшим точно, как мой, только чуть больше по-американски, — Я из Коннектикута. Мой папа умер этим летом, а мой новый опекун живет здесь. Поэтому я переехала.
Ее папа умер.
«Кто он такой?» — хотелось мне закричать.
Был ли он и моим папой тоже? Неужели нас раздели во время рождения, и Таис удочерили незнакомцы? Или, может, это меня удочерили… Бабушка — моя бабуля? Она должна быть моей. Но она никогда даже не упоминала, что у меня может быть сестра.
А эта девушка. Даже если она с планеты «Xoron», она точно моя сестра.
Мы были абсолютно безумно одинаковые, вплоть до родинки!
Родинка, которую я то любила, то ненавидела, до которой дотрагивался Андре, целовал ее еще вчера, была на ее лице!
— Кем был твой отец? — спросила я, — И кто твой опекун?
Таис дрожала и выглядела так, будто вот-вот расплачется.
Мы слышали, как за пределами кабинета туда-сюда шныряли ученики.
— Я опоздаю в свой класс, — слабо сказала она, а я подумала: «Святая Мария, она — младенец».
— Твои учителя поймут, — твердо заверила мисс ДиЛиберти.
— Мой папа — Мишель Аллард, — сказала девушка.
Я никогда не слышала о нем.
— Мой опекун — одна его чудаковатая подруга, — она пожала плечами, нахмурившись.
Всё это было уже слишком много, я ощутила легкую слабость в коленях, но, в отличие от Этой Обморочницы, я грациозно опустилась на стул.
Казалось, девушка Таис возвращается к жизни.
— У тебя есть родители?
Я заметила внезапное волнение на ее лице, и только потом до меня дошло, что Бабуля должна быть и ее бабушкой тоже. Неужто придется делить Бабулю? Мне повезло быть единственным ребенком. То есть, жить, как единственный ребенок.
Прикусив губу, я сказала:
— Я живу с бабушкой. Мои родители умерли.
Наши родители умерли.
— Когда ты родилась? — резко спросила я.
— Двадцать второго ноября.
Теперь ее глаза исследовали меня, ее сила возвращалась.
Черт, она хотя бы ведьма? Ну, конечно, она должна быть, однако выросла ли она как ведьма? Неужели нет? Я нахмурилась.
— А я двадцать первого ноября, — я взглянула на Рейси, смотревшую на меня в изумлении, как бы говоря: «какого хрена здесь происходит?» Какой хороший вопрос!
Именно тот, который я собиралась задать бабушке как можно скорее. Но знала, что ее сейчас, вероятно, нет дома. Она работала акушеркой и младшей медицинской сестрой в местной клинике. График работы у нее нерегулярный, но, когда я сегодня утром выходила из дома, она уже собиралась.
— Где ты родилась? — спросила Таис.
— Здесь, в Новом Орлеане, — ответила я, — А ты нет?
Таис нахмурилась:
— Нет, я родилась в Бостоне.
Брови Рейси взмыли вверх:
— Должно быть здесь явный обман.
Прозвенел звонок на первый урок.
Я не могла вспомнить, когда еще чувствовала такое нежелание идти в класс, что в моем случае говорило само за себя.
Всё, чего я хотела, это пойти домой и встретиться с бабушкой, спросить ее, откуда в моем городе, в моей школе появилась незнакомка с моим лицом?
Я просто обязана была дождаться, когда она вернется сегодня вечером.
— Ну, это, определенно, загадка, — сказала мисс ДиЛиберти, вставая, — Вам двоим, очевидно, придется разгадать ее. Однако в данный момент я выпишу вам направления для учителей, а вы отправитесь на первые уроки.
Я посмотрела свое расписание.
— У меня История Америки.
Таис взглянула в свое.
Казалось, она всё еще дрожала и была бледной, отчего родинка на ее щеке выделялась так, словно нарисована красными чернилами.
— У меня продвинутый Английский.
— Вам, девочки, пора, — сказала мисс ДиЛиберти резко, протягивая нам розовые бланки, — Тебе тоже, Рейси. А я не могу дождаться, чтобы узнать, чем всё это закончится.
— Я тоже, — пробормотала я, собирая свои вещи.
— И тоже, — сказала Таис, словно мгновенный повтор моего голоса.
— И я, — сказала Рейси, и Таис посмотрела на нее, словно впервые обнаружив ее присутствие.
— Я Рейси Коупланд, — представилась она Таис.
— Я понятия не имею, кто я такая, — сказала Таис едва слышно, и внезапно я ощутила что-то типа сочувствия к ней.
И к себе.
К нам обеим.
— Мы выясним, — заявила я.
Бабуля не приходила, пока почти не наступило шесть часов.
Когда она задерживается, я ответственная за ужин, который мы называем «аварийным», так как готовить — это еще одно занятие по дому, в котором я совершенно не сильна.
Сегодня «аварийным» ужином стала замороженная пицца и салат. Я нарвала листьев салата и помидоры в саду на заднем дворе. Та-да-да-дам.
В тот момент, когда я заходила обратно, порыв ветра ударил мне навстречу, словно через оконную раму.
Мои плечи буквально заныли.
Этим днем я планировала встретиться с Андре и наконец пойти к нему домой, и, кто знает, что бы произошло? Но теперь всё, о чем я могла думать, так это о том, что мой двойник разгуливает по Новому Орлеану, выглядя, как я, разговаривая, как я, даже не будучи мной.
То есть, конечно, это не ее вина, но я чувствовала себя, как сумочка от Версаче, которая внезапно увидела, как ее виниловую подделку продают за углом.
Так что я просто наворачивала круги по дому со сжатыми до боли челюстями, скучая по Андре и мечтая сбежать к нему, благодаря чему забыть обо всем этом, вместо того, чтобы считать минуты до тех пор, пока моя бабушка вернется домой.
В конце концов, я почувствовала, как она открывает входные ворота.
Я не побежала ей навстречу — просто ждала, пока она повернет ключ в замке и войдет в дом.
Она выглядела уставшей, но когда увидела мое лицо, то выпрямилась и очень встревожилась.
— В чем дело? — воскликнула она, — Что произошло?
И это был момент, когда Клио Мартин — королева выносливости, которая не плачет на публике, да и вообще не плачет, взорвалась рыданиями, упав на ее плечо.
Бабуля была так ошеломлена, что потребовались мгновения, чтобы она обняла меня.
Я отклонилась назад и взглянула на нее.
— Я близнец! — всхлипывала я, — У меня есть идентичный двойник!
Сказать, что я ухитрилась удивить бабушку — ничего не сказать. Я АБСОЛЮТНО вывела ее из равновесия, а, поверьте мне, вывести бабулю из равновесия — не просто. Она всегда создавала впечатление, что повидала всё на свете и ничего не может потрясти ее или расстроить.
Даже во втором классе, когда я поскользнулась на арбузных семечках и ударилась головой о бетонное крыльцо соседей, бабушка просто завернула лед в кухонное полотенце, сказав приложить его к ране, и отвезла меня в больницу.
Тем не менее, это… — это действительно каким-то чудом озадачило ее: лицо побелело, глаза потемнели, став огромными на фоне лица, и она покачнулась.
— Что? — слабо произнесла она.
Вообще-то, когда большинство людей, придя домой, сообщают своей бабушке, что у них есть близнец, то бабушка смеется и говорит: «О, конечно, нет». Так что реакция моей — не к добру.
Бабулю зашатало, и я как раз вовремя подставила стул.
Она схватила меня за руки, прижала их и сказала:
— Клио, о чем ты говоришь?
Я присела на другой стул, всё еще рыдая.
— В школе появилась еще одна Я! Этим утром меня позвали в кабинет администрации, и там была Я, стояла на своих двоих, только с короткими волосами! Бабуля, я хочу сказать, что мы одинаковые! Абсолютно идентичные, за исключением того, что она американка. И у нее даже точно такая же родинка! То есть, что за чертовщина творится?
Последние слова прозвучали в полностью «Анти-Клио» вопле.
Бабуля выглядела так, словно увидела привидение, только, держу пари, если бы она увидела настоящее приведение — оно бы ее не беспокоило.
Она сглотнула, до сих пор не произнося ни слова. В этой картине что-то было настолько… настолько неправильно. Казалось, будто мы обе сидим здесь и ждем, как ураган ударит по дому, вырвет его из земли прямо вместе с фундаментом, сметет нас вместе с ним.