Теперь уже и на Западе, и в России, и на самом Дальнем Востоке упорно замалчивается тот факт, что воинское мастерство было, есть и будет всегда уделом элиты, достоянием очень немногих людей, а массовая популярность стиля — верный признак его деградации. Гордая аксиома "каждый славянин был воином" абсолютно не противоречит этому, вспомним статью совсем недавней Конституции: "Защита Отечества есть почетная обязанность каждого гражданина". Каждый мужчина традиционного общества в минуту решающего испытания должен был стать ополченцем, поскольку альтернативной службы или двойного гражданства в нормальном социуме быть не может, но профессиональный воин — совсем иная категория, иной образ жизни, качественно иная боеспособность. Всегдашний почетный, но страшный удел ополчения, повсюду на земле: у озера Чэнтао (Воспетого Ду Фу в скорбных строках: "Ушли герои снежною порою // На подвиг, оказавшийся напрасным…"), на Куликовом Поле, под Москвой 41 года и под Берлином 45-го, — ценой своей жизни измотать и обескровить врага, выиграть время и дать профессионалам возможность вырвать победу. Есть профессионалы (засадный полк или сибирские стрелковые дивизии) — будет и победа, нет их — скорбь и гордость остаются соотечественникам за необученных китайских крестьян, павших под стрелами кочевников мятежного Ань Лушаня, за безусых фольксштурмистов, брошенных в отчаянии под траки "тридцатьчетверок".

Отметим, что к профессионалам общество сердечности и любви обычно не испытывает (исключение составляют красные девицы всех национальностей и цветов кожи). "Из хорошего железа не делают гвоздей, хороший человек не пойдет в солдаты", — утверждает китайская пословица. Людей, избравших войну жизненным поприщем, боялись, уважали, но сторонились. Раньше считалось, что воины-берсерки, одержимые оборотни, во время войны пили кровь врага, в мирные времена — свою кровь (читай — кровь соотечественников). Да и сейчас — тяжким становится вхождение в мирную жизнь для героев последних войн. Воины молились другим богам (у древнегерманских земледельцев опекали "ваны", боги культа предков, семейной солидарности, матери-земли, воинов — "асы", небесные божества), вели в мирное время праздный, проще говоря — паразитический образ жизни. И если правитель понимал, что "войско кормят тысячу дней, а используют в одном бою", то обыватель моментально забывал о боевых заслугах своего защитника, стоило отгреметь военной грозе. Вспомним финальные кадры "Семи самураев" Акиро Куросавы: уцелевшие после обороны деревни воины уходят, а подавляющее большинство занятых посадкой риса крестьян даже не поднимает головы им вслед.

Именно среди профессионалов — если жизненная сила и доблесть сочетались в человеке с мудростью — появлялись мастера боя, способные прозреть его одухотворенность, достичь в нем надмирных высот самореализации, гением своим вывести войну на новый уровень. Это не значит, разумеется, что ополченцу путь в герои заказан, из совсем свежих примеров укажем на одного из молодых "полевых командиров" русских добровольцев в Боснии. Он, прославившийся дерзкой удалью и расчетливостью, настоящим талантом спецназовца, — по образованию повар, специальной военной подготовки не проходил и даже не служил срочную. Просто "труба позвала" его не по окончании средней школы и повела не в Рязанское училище ВДВ, а сразу в бой за православных братьев.

Интернациональный признак мастерского понимания воинского искусства — признание его сакральности, но "духовность" на Западе и на Востоке — не одно и то же, тем более уникален смысл, вкладываемый в это понятие в России. Запад "Цивилизация — это когда тебя убивают, но уже не отрезают уши".

Дохристианский Запад, духовность которого вновь пробудилась во времена Ренессанса и полностью торжествует ныне во всем цивилизованном мире, попытался соединить чувство дисциплины, солидарности и верности ("право оружия") римлян с бешенной одержимостью кельтов и германцев. Именно этот идеал торжествует в кинематографе: великолепная техническая оснащенность, четкое планирование, богатое материальное обеспечение положительного героя плюс его личная способность вервольфа пробудить в себе зверя на время решающей схватки перед хэппи-эндом. В самом сражении реализуется стратегма, открытая еще Эпаминондом — концентрация сил в решающей точке. Сумей подготовиться, собрать силы, получше вооружиться, правильно выбрать решающую точку, и успех обеспечен. В реальности данная программа обрастает множеством сложно взаимосвязанных вторичных задач и проводится в жизнь напряжением всего государственного организма, но моторов и компьютеров на Западе хватает, и проблем с боевой эффективностью в настоящей войне вроде бы не должно возникать, но они есть и будут.

Современный полководец Запада вынужден привлекать кривое зеркало средств массовой информации, чтобы доказать миру свою полную безоговорочную победу, не существующую в реальности, поскольку купить настоящую кровью или искусством своих людей он неспособен. Американский летчик в восхищении после налета на Ирак: "Все было как в компьютерной игре!" В этом весь цивилизованный человек, — "Я тебя убиваю, а ты меня не можешь". И не важно, что 90 процентов расстрелянных танков и самолетов Хуссейна оказались надувными макетами, зато единственный завод детского питания уничтожен реально. Остальное — дело телевидения, оно установит, кто трус а кто герой, и вобьет это в мозги всех и каждого.

Как прекрасен кинематографический специалист по айкидо Стивен Сигал в роли "тюленя" — флотского спецназовца, а чем гордится командир настоящего подразделения "seal's", участник "Бури в пустыне", которого показали в документальном сериале "Войска специального назначения"? "Высадились ночью, заминировали участок побережья (голый песок!), заметив иракский патруль обстреляли его из всех видов оружия, отходя в море подорвали положенные заряды. Иракцы так испугались возможной высадки десанта, что то ли перебросили к побережью целую дивизию, то ли не решились снимать ее с побережья". Командир этот, добавим, был награжден, — не за подрыв флотской базы или завода, не за захват "языка" или освобождение своих пленных, — за грохот на пустынном берегу да испуганных (?) арабов.

Солдат Запада зажат в беспощадные тиски: с одной стороны — высока технология и эффективность оружия, с другой — спорт как единственно понятный способ индивидуальной подготовки. Традиционное воинское искусство для Запада — нонсенс, оно существует в другом, нецивилизованном измерении. Выступая на семинаре в Москве, японский мастер айкидо, курирующий развитие этого вида будо в Европе, заявил: "Вы, русские, лучше других европейцев открыты обучению. В Голландии я поправляя человека, рекомендую, — "Делай тка и тка, я же твой наставник!", а он мне в ответ, — "Но я же свободный человек!"" Быстрее, выше, сильнее, оставаясь тем же самым свободным от всего человеком, вот как понимают самосовершенствование на Западе, и кто там сейчас ответит на вопрос Ницше: "Не говори мне от чего ты свободен, скажи для чего свободен?"

Прототип спорта родился как жертвоприношение, Олимпийские игры потому и останавливали войны, что были общегреческим действом в честь богов. Спорт как самоцель, тем более как часть шоу-бизнеса еще ни разу не потвердил истинность заклинания "О, Спорт, ты — мир!" Отметим, что уже в Древней Греции понимали резкое отличие пути атлета (а профессионалы игр появились уже тогда) от пути воина. Сошлемся на Плутарха: "…телесные качества и образ жизни атлета и солдата во всем отличны, особенно же отличаются упражнения и повседневное времяпровождение: атлеты долгим сном, постоянной сытостью, установленными движениями и покоем стараются развивать крепость тела и сохранять ее, т. к. она подвержена переменам при малейшем нарушении равновесия и отступлении от обычного образа жизни; тело солдата, напротив, должно быть приучено к любым переменам и превратностям, прежде всего — способно легко переносить недостаток еды и сна". Современный "спорт высоких достижений" отрывает атлета от реальности еще дальше, создав особую искусственную реальность, новое пространство для человеческой деятельности вокруг материального, зримо-приземленного успеха. Идеология спорта (о духовности и говорить не приходится) — достижение результата любой законной ценой, игра по правилам. В жизни вне правил и самый успешный атлет чувствует себя крайне некомфортно, и речь идет не об уличной драке или войне. Оставляя силы, душевный подъем, азарт схватки в искусственном и бездуховном, но предсказуемом и понятном пространстве спорта, человек возвращается в реальность жизни (в которой неведомое и чудесное всегда рядом) без присущего спортивному лидеру самоконтроля и уверенности в себе. Конечно, сила и выносливость, координация движений и быстрота реакции остаются с подготовленным по-западному человеком, но они как бы отчуждаются от личности, становятся материальными инструментами для борьбы за победу, подверженными износу, порче, утере. Этим абсурдом расщепления сознания продолжился процесс индивидуализации, началом которого было выделение человека как "меры вещей" из природы, продолжением — отрыв от социума под флагом "прав человека". Теперь у цивилизованных людей не вызывает удивления и сожаления насилие над собственным телом при помощи химического арсенала или методических достижений современной медицины, препарирование психики и пахнущее серой самопрограммирование. Но ведь "царство, разделившееся само в себе, опустеет…" (Мф, 12,25), и пока ракеты с кассетными боеголовками спят в сибирских шахтах, лихие натовские спецназовцы для нас опаснее в качестве союзников, чем врагов.