Вот Кэтбар, пристально вглядывающийся в горы впереди, где лед сменялся голыми скалами. Вот Фрита, тревожно следящая за ним самим, сидящим с опущенной головой. («Неужто я с виду такой тщедушный?») Сгорбленный, закутанный в шкуры, он больше смахивал на бродягу, чем на заклинателя драконов. Он выпрямил спину и отправил свой взор вдаль. Ничего!

Дальше, дальше! Хищная птица, парящая наравне с вершинами, над серыми лишайниками… Мелкое существо, вроде полевки, замершее в щели между камней и глядящее в небо. Насекомые с фасеточными глазами. Ничего крупного, ничего могучего…

Эдмунд чувствовал, как обоих его спутников охватывает нетерпение. В отчаянии он отправил свой мысленный взор вниз, к подножию горы. Там взор нащупал кое-что покрупнее — свирепых существ среди льдин. Волки! Он увидел клок белого меха. Не тот ли это волк, чье зрение он позаимствовал тогда в лесу? Откуда ему здесь взяться? Выяснять это не было времени. Он погрузил мысленный взор в толщу скалы. Там царила темнота. Он ощутил сопротивление, похожее на преграду, выставленную против него Эоландой. Или это Элспет, глаза которой скрыты от него мечом? Нет, это что-то другое, неведомое. Алый язык пламени, раскаленный камень, огонь, отражаемый сталью…

И вдруг — вспышка, подобная молнии! Огонь такой силы, что его голова отказывалась его вмещать. Шлепок — так падает камешек в глубокий колодец, и вот он уже лежит на спине, пялясь в темно-синее небо.

Кэтбар и Фрита склонялись над ним, обращались к нему, но он пока не мог ни слышать, ни говорить. Фрита упала на колени и попыталась приподнять ему голову. Ее лицо исказила тревога. До его слуха донесся голос Кэтбара — сначала слабый, потом более ясный.

— …Надо искать трещины во льду. Возможно, парню больше повезет, если мы найдем место, где драконы залезли под лед.

Эдмунд хотел покрутить головой, но у него не хватило сил даже шевельнуться. Он снова закрыл глаза.

…Это находилось вокруг него. ОН был всюду. Эдмунд искал драконье гнездо, набитую мерзкими телами нору. Там он позаимствовал бы глаза одной из тварей. Но гнезда не было, как не было и сосредоточения. Лед, впивавшийся в его тело, был частью твари — но только частью. Он проглядел то, что было здесь постоянно, — простертое, спящее, огромное…

К нему вернулось его собственное зрение. Дракон находился под ним; ледяной ландшафт, тянувшийся так далеко, насколько хватало взора, представлял собой одну замерзшую чешуйчатую спину. Теперь Эдмунд видел ребра — это их они принимали за гребни, вдоль них прокладывали себе путь вверх и вниз. Вот чудовищная голова, вот ухо, вот эта пещера — ноздря. Сложенное крыло тянулось вдаль и там пропадало.

Осознать такие чудовищные размеры было превыше человеческих сил. Но вторжение Эдмунда взбудоражило чудище, потревожило его сон. Мальчик видел внутренним зрением, как оно потягивается, как в нем просыпается подобие любопытства. Впрочем, глаза по-прежнему оставались закрыты.

«Открой глаза!» — взмолился он.

В следующее мгновение словно распахнулись огромные ворота, и Эдмунд увидел горный склон, затянутый золотистой пленкой.

На западе высилась гора с сияющим на солнце снегом, серая вершина на фоне густой синевы. А потом сотряслась горная твердь.

Фрита вскрикнула. Кэтбар с возгласом удивления схватил ее за руку и толкнул на лед рядом с Эдмундом. Они пытались удержаться на льду, внезапно ожившем, пришедшем в движение — это дракон лениво приподнял огромную голову, чтобы оглядеться. Раздался оглушительный треск — ломала лед вздыбившаяся белая чешуя. Вся гора издавала душераздирающий стон.

— Джокул-Дреки! — прошептала Фрита. — Ледяной дракон! Мы попали на его шею…

— Мы все это время по нему разгуливали! — подхватил Кэтбар. — Горе мне! Я-то думал, что все на свете повидал… — От его уверенности не осталось следа: упав на колени, он озирался, как напуганное дитя.

Эдмунд еще надеялся все поправить. Огромный дракон знал о его присутствии, но не был им встревожен. Мальчик не мог завладеть его сознанием, это было бы равносильно попытке направить в одно узкое русло целое море. При желании чудище могло бы переломить его, как утлую щепку. «Прошу, помоги нам», — пытался он просить, но мозг чудовища отвечал ему полным безразличием.

Но не только. Эдмунд улавливал также слабое подобие любопытства. Под оглушительный треск одно покрытое льдами плечо оторвалось от скалы, голова стала поворачиваться, чтобы увидеть снежные поля внизу, исчерченные тенями гор, окаймленные далеким лесом. Чувствовалось, что зрелище доставляет дракону удовольствие, но вместе с удовольствием угадывалась его усталость: слишком стар он был, слишком долго оставался в забытьи. Желает ли он пробуждаться?

— Да! — сказал Эдмунд вслух, увлекшись. — Это очень важно.

Он пытался разбудить драконьи мысли. У подножия горы притаился враг, внушал он ему. Лети вниз! В бой! Но ответа не было. Сознание Эдмунда омывалось длинными, медленными, рокочущими драконьими мыслями: мир, сон, красота вокруг… и легкое раздражение от тонкого, как комариное жужжание, голоска. Нет, этим драконом не покомандуешь! Эдмунд думал об Элспет, находившейся далеко внизу, и чуть не плакал от отчаяния. Эдмунд Сассекский, без пяти минут король — и не способен приказать тупой твари взмыть в воздух?

Впрочем, хороший король умеет не только повелевать, но и управлять, всегда твердила его матушка. Может, зверя удастся убедить?

Эдмунд сделал глубокий вдох, борясь с тревогой, и попытался присоединиться к драконьей радости из-за белизны неоглядных снегов. Вот было бы здорово полетать над ними! Он представил себе восторг свободы, яркое солнце, ветер, шевелящий каждую чешуйку… Огромное туловище под ним задрожало, ощутив то же самое. О да, продолжал он, взмыть в воздух, расправить крылья, кувыркаться и носиться, как малая птаха! Чудище снова задвигало головой, поднялся ветер — это дракон глубоко вдохнул. Но этим все пока что и ограничилось.

А потом дракон фыркнул — звук получился такой, словно на гору налетел страшный ураган, вокруг его головы завертелась снежная метель. Эдмунд почувствовал могучий толчок, Фрита вскрикнула. Все вокруг пришло в движение. Послышался грохот, словно они угодили в центр лавины. Они мигом вознеслись ввысь, сразу футов на сорок. Ледяной дракон оторвал от скалы сначала одну, потом другую лапу.

И снова Эдмунд смотрел на мир своими собственными глазами. Он чувствовал себя мухой на крупе перешедшей в галоп лошади. Он скорчился рядом с Фритой, загораживая рукой лицо от града камней, поднятого разворачивающимся крылом. Горбатая спина расправлялась после долгого сна. Драконье тело было слишком велико, чтобы за раз охватить его взглядом, но понятно было, что он потягивается, освобождается от давнего оцепенения, наполняется энергией. Тяжело поднявшись на ноги, чудище сделало несколько шагов по склону и, оглушительно хлопнув крыльями, взлетело.

Белый дракон понесся вниз, радостно заскользил над снегами. Стоя на четвереньках на холодной грубой чешуе, Эдмунд озирался, жмурясь от ледяного ветра. Трудно было понять, как такое колоссальное создание умудряется держаться в воздухе, оставалось поверить в происходящее: дракон летел с легкостью перышка, по снегу внизу неслась его тень. При резких поворотах Эдмунд скатывался по его обледенелой спине. Фрита и Кэтбар нашли себе убежище под спинным гребнем. Эдмунд переполз к ним, и они вцепились друг в друга, прижимаясь спинами к гребню и хватаясь за чешую. А дракон тем временем наслаждался вновь обретенной свободой.

— Отлично сработано, сынок! — крикнул Кэтбар, перекрывая вой ветра. — Теперь бы еще попросить его опуститься!

Эдмунд думал о том же. Он снова завладел зрением дракона и увидел несущиеся мимо скалы и льдины. В следующее мгновение он услышал крик, почувствовал боль в руке — так сильна была хватка. Он мигом пришел в себя, обернулся и увидел насмерть перепуганную Фриту.

— Кволь-Дреки! — надрывалась она. — Он нас догоняет!

Эдмунд глянул туда, куда она указывала пальцем. В склоне под ними зиял черный провал. Оттуда уже вынырнул и теперь несся им наперерез Синий дракон, грозно выставив изогнутые когти. «Он утащит нас, как утащил Элспет!» — такой была его первая мысль. Хотя зачем они ему? Хозяину дракона нужен только меч. Выходит, это война драконов, и люди в ней значили не больше, чем жалкие мушки, которых ничего не стоило раздавить при столкновении двух могучих тел.