— Останься здесь тогда сам.

— А ради чего?

— Ну, ради Кристины. Если её убьют, мир станет беднее красками. Ты, мне кажется, очень любишь такие краски.

Мельников почему-то вдруг разозлился.

— Иди ты знаешь куда? Обосрался кто-то из твоих шефов, а я теперь жопу рви!

— Не хочешь, не рви.

— Ну, так пусть меня отстраняют к чёртовой матери!

— А чего ты завёлся? — крикнул Агеев. — Наружку делаю я! Всё! Тема закрыта.

— Ладно, ты подожди своих, а я на такси доеду до «Карусели». Я там машину оставил. А мне ещё на Петровку надо заехать. Кстати, дай-ка мне паспорт Оли. Я за одно сделаю запрос.

— Да, правильно, сделай, — сказал Агеев и отдал паспорт. — Завтра увидимся?

— Может быть, и сегодня ещё, кто знает. Пока.

— Пока.

Мельников шагал к шоссе не спеша, наслаждаясь дождиком точно так же, как час назад нормальные люди радовались его отсутствию. Он любил непогоду. Любил растерянность, гнев и страх на лицах людей, хотя по природе не был злым человеком. В начале одиннадцатого он припарковал служебное БМВ около своего подъезда, хотя обычно пользовался автостоянкой. У него просто не было сил тащиться пешком сто пятьдесят метров. Хотелось душа, кофе, скандала с кем-нибудь, сна в течении двадцати часов и смерти всех тех, с кем он пообщался сегодня, кроме Кристины. Выйдя из лифта, он услыхал телефонные звонки за дверью своей квартиры. Засуетился, злясь, уронил ключи, перепутал их, провозился с замками дольше обычного. Телефон всё не умолкал. Взяв, наконец, трубку и сказав; «Да», он услышал приятный мягкий уверенный мужской голос:

— Здравствуйте. Это Игорь?

— Здравствуйте. Это Игорь.

— Вас беспокоит Юрий Семёнович.

— А! Баранов?

— Да.

— И что вам угодно?

— Мне бы хотелось встретиться с вами завтра. Выбор места и времени оставляю за вами, чтоб вы могли чувствовать себя в безопасности. Будет лучше, если придёте один.

— Я всегда и всюду чувствую себя в безопасности. Александровский сад, половина одиннадцатого утра. Устраивает?

— Конечно.

— Одно условие. Не тревожьте Кристину.

— Это подруга Ольги? А мне нет смысла её тревожить. Вы из неё, я уверен, выбили абсолютно всё, что имеет какое-то отношение к делу. Если эта информация ценная, то мне уже не угнаться за вами в поисках Ольги, как бы я ни старался. Однако, думаю, что Кристина ни чем вам особо не помогла. Иначе бы вы сейчас бегали по её наводкам.

— Тогда второе условие. Объясните, откуда вы столько знаете?

— От Руденко. Он сообщил мне, что вы отправились разговаривать с сутенёрами проститутки, которую взял Юсупов. Мои помощники моментально связались с бандитами, крышующими сутенёров центральных улиц. И всё про Борю узнали. Легко было догадаться, что вы отправились в ОВД «Смоленский». Прибыв туда, мои люди увидели там машину Бориса, номер которой был известен им от бандитов.

— Ясно. Скажите, а Боря жив?

— Не знаю. Не спрашивал. А какая разница?

— Никакой. Приятных вам сновидений.

Баранов положил трубку. Мельников закурил. Потом позвонил Агееву.

— Это Игорь.

— Чего тебе?

— Я хотел спросить, как дела? Наружка уже стоит?

Агеев тихо вздохнул и тихо сказал:

— Принято решение обойтись без наружки.

— А почему?

— Потому, что Ольга мертва. Это совершенно понятно всем, кроме одного человека. Его фамилия начинается с буквы «М».

— Ну да, я — чудак на эту самую букву, — согласился Мельников, выдыхая дым к потолку, — пора мне это признать. К телефону тоже не подключились?

— Телефон слушаем.

— С какой целью? Ждёте звонка из ада? Чтоб поинтересоваться, на каком масле вас будут жарить?

— Игорь, я уже лёг. У тебя ещё ко мне есть вопросы?

— Мне только что Баранов звонил.

— Это интересно. Зачем?

— Предложил мне встретиться.

— Где? Когда?

— Завтра. В десять тридцать. Александровский сад.

— Хорошо. Спасибо, что позвонил.

— Не за что. До завтра.

Положив трубку, Мельников глянул в зеркало — убедиться, что он, вопреки всему, ещё сохраняет некоторые признаки живой плоти, и побежал на кухню. Там он достал из холодильника бутылку «Смирновки», плеснул в стакан грамм сто пятьдесят, вдавил их в себя, съел яблоко, хорошенько умылся в ванной, вынул из сейфа две запасные обоймы, и положив их в карман, с не бодрым лицом покинул своё жилище. Возле его машины тёрлись какие-то сорванцы. При виде оперативника они скрылись. Пристально оглядевшись, Мельников сел за руль, завёл двигатель, включил фары, и, провожаемый песней «Дым сигарет с ментолом», звучавшей из припаркованной рядом «Шкоды» двинул на Ярославку без спецсигналов, чтоб ненароком не оказаться в поле внимания тех, кто мог потом поинтересоваться, куда он так торопился. Глаза у него слипались. Свет встречных фар причинял им боль — так сильно они были воспалены потребностью в отдыхе. Мельников совершенно не представлял, как он будет бороться со сном всю ночь, а потом целый день работать. Водители, делившие с ним дорогу, вели себя как бараны, на его взгляд. Но, матеря их, он краем сознания понимал — не ему, больному, судить здоровых за то, что им жизнь ещё не обрыдла.

Север Москвы захлёбывался дождём. Свернув на Федоскинскую, Мельников на секунду затормозил — снять с предохранителя пистолет. Во двор он въехал на первой скорости, озираясь. Остановив «БМВ» напротив подъезда, он заглушил мотор и выключил габариты. Ему пришлось опустить стекло, чтоб подъезд был виден. Его освещал фонарь. Достав сигареты, Мельников включил радио. И поймал волну, которую часто слушал — «Эхо Москвы». Шла дискуссионная передача. Два журналиста спорили о московских взрывах. Мельников заинтересовался. Вскоре он уловил основную мысль одного из участников, которую тот высказывал лишь намёками. И ему стало жутко. Реально жутко.

— Ты что, бешеный? — заорала Ольга, отталкивая Серёгу, который едва проснувшись, начал к ней лезть. — Если хочешь знать, я утром даже за деньги мало кому даю! А ну, отвали, сучонок! Ишь ты, завёлся!

— Серёга молча отстал. Отвернувшись к стенке закрыл глаза.

Лежавшая ничком Ольга, сладко зевнув, поводила рукой по столику, взяла пачку и посмотрела, сколько в ней сигарет.

— Серёжа! Остались две сигареты.

— А сколько времени?

Ольга глянула на видак.

— Восемь сорок пять.

— Утра или вечера?

— Дня!

— Солнце за окном! Какой вечер?

— Надо идти к метро, — произнёс Серёга, перевернувшись на спину. Помолчав, прибавил:

Оттуда и позвонишь этому козлу. Как его, забыл…Боря, что ли?

— Нет, я не буду ему звонить, — зевая сказала Ольга, — слишком он хитрожопый. Я не смогу понять, взяли его менты за яйца или не взяли, если он не захочет, чтоб я это поняла. А он не захочет, если конкретно взяли. Вот если я позвоню Кристинке — это действительно будет отличный способ узнать, стоит ли дискета чего-нибудь или она стоит не больше твоего члена. Серёга, который знал, о ком идёт речь, резко приподнялся, обиженно перелез через Ольгу, и, прыгнув на пол, покинул комнату. Ольге стало смешно. Она закурила. И, включив телевизор, пару минут смотрела какой-то хохочущий сериал. Потом нашла «MTV». Серёга вернулся к началу третьего клипа — с мокрой башкой, вымытый, побритый. Зло шевеля ноздрями, стал одеваться.

— Я пошутила, — предприняла Ольга попытку с ним помириться, — нормальный у тебя член.

Ответа не прозвучало. Лежавшая на боку, с прижатыми к животу коленками Ольга, докуривала последнюю сигарету. Когда Серёга оделся и сел на стул, готовясь что-то сказать, она соскочила на пол и с сигаретой во рту приблизилась к зеркалу. Стоя перед ним, начала разминать соски. Увидев перед собой её голый зад, Серёга потерял мысль, поэтому промолчал.

— Серёжа, я сейчас буду тебе сосать, — объявила Ольга, бросив окурок на пол и повернувшись.

— Я не хочу.

— Да кто тебя спрашивает? Встал! Быстро!

Этот приказ выполнил не только Серёга. Ольга опустилась перед ним на колени. Он расстегнул штаны. Она их спустила вместе с трусами. Её улыбка — какая-то идиотская, до ушей, была подозрительна. У Серёги возникло предположение, что над ним опять издеваются. Оно, впрочем, тот час рассеялось, так как Ольга взялась за дело. Серёга изо всех сил сдерживал эмоции. Это было ох как непросто — во-первых, Ольга так же старалась изо всех сил, стискивая пальцами его бёдра, а во-вторых, — зеркало давало вид Ольги сзади. Вид был хорош — упругая попа с длинной глубокой щелью, опущенная на пятки, спина с рельефными позвонками и выпирающими углами лопаток, вздрагивающими от напряжения, белые волосы, ниспадающие на плечи.