В пути я сказал своему новому товарищу, что у меня есть причины считать похитителем Холмса вампира.

— Буду рад их услышать.

— Во-первых, Холмс, как правило, вполне способен себя защитить, и никакому обычному противнику не удалось бы утащить его так быстро, без единого вскрика.

— Да, если предположить, что его действительно похитили, а не он сам предпочёл исчезнуть. Вам прекрасно известно, что так бывало не раз. Что ещё?

— Вторая причина заключается в том, что люди… — Я сделал паузу и откашлялся: мне трудно было выговорить это слово. — Что тут действительно замешаны вампиры.

— Вы в этом уверены?

— Уверен. И вот почему…

Если я и ожидал защитной реакции, то ошибся: мой спутник и бровью не повёл.

— Я уверен, что девушка в белом, появившаяся на спиритическом сеансе, самый настоящий вампир, была ли то Луиза Алтамонт или нет. А там, где есть один вампир…

— …Есть хотя бы ещё один. Очень хорошо, доктор Уотсон. Если допустить, что вы правы и примерно три недели назад мисс Алтамонт довольно внезапно обратилась в носферату, то, вполне возможно, кто-то вроде меня — её любовник или насильник — всё ещё находится поблизости.

До сих пор я не бывал на фамильном кладбище Алтамонтов, но слышал о нём от Армстронга и точно знал, где оно находится.

Поездка от гостиницы до места назначения заняла менее получаса. Старинное кладбище окружала железная ограда, почти полностью скрытая разросшимся кустарником. С дороги сюда можно было попасть через калитку. Всю территорию покрывала густая растительность. Кое-где буйные травы и дикие цветы были недавно смяты человеческими ногами, колёсами и копытами лошадей — последние несколько недель это место часто посещали.

На невысоком холме возле кладбища стояла маленькая полуразрушенная церковь или часовня, явно на несколько веков старше, чем надгробные камни. От здания уцелело немного — лишь осыпающиеся стены, поросшие мхом и лишайником и увитые плющом и жимолостью.

Мы проехали к центру кладбища — именно там располагался фамильный склеп Алтамонтов. Здесь было особенно много следов посетителей. Склеп можно было сразу узнать по надписи: на камне была высечена фамилия семьи.

Выбравшись из двуколки, Дракула успокоил норовистую лошадь, прошептав несколько слов и потрепав её по шее. Затем он подошёл к склепу с теневой стороны. Сначала граф приложил к каменной стене обе руки, потом, сняв шляпу, прижался к ней лбом. Постояв так минуту-другую, он повернулся ко мне и спокойно изрёк, что обнаружил явное доказательство присутствия внутри склепа вампира. Он добавил, что не нашёл там следов Холмса, живого или восставшего из мёртвых.

Я содрогнулся при мысли, что мой старый друг мог стать вампиром или что его заточили в склеп.

Нахмурившись, граф надел шляпу и отступил на шаг от склепа Алтамонтов.

— Мы должны расширить круг поисков, — заметил он и медленно пошёл прочь. Потом вернулся ко мне, словно ему пришла в голову какая-то мысль: — Вы абсолютно правы насчёт одной вещи, доктор. Внутри склепа спит молодая девушка, бездыханная, но не умершая по-настоящему. — И он снова дотронулся рукой до старой каменной стены.

Я не смог справиться с дрожью:

— Луиза Алтамонт?

Дракула пожал плечами:

— Не могу назвать её имя. Может быть, позже мы разбудим её и спросим. Но лучше сделать это после заката. Однако сначала нам нужно найти кузена Шерлока, пока ещё у нас есть основания надеяться, что он жив.

На площади в пол-акра были разбросаны ещё несколько склепов, вероятно, столетие назад здесь было небольшое кладбище при церкви. Эти склепы были меньше, чем у Алтамонтов. Одни были совсем старые, другие новее, и сюда явно не наведывались годами, а то и десятилетиями. Были тут и памятники, и надгробные камни, тоже в запущенном состоянии.

Дракула обошёл могилы, проверяя каждую каким-то особым способом. Его поиски не дали результатов, хотя несколько раз он останавливался, иногда на целую минуту, и пристально смотрел на спутанные ползучие растения под ногами.

Вдруг он быстро наклонился и, что-то задумчиво пробормотав, выпрямился. В руке он держал какой-то предмет, блеснувший жёлтым пламенем. Им оказалась золотая булавка с зеленоватыми камешками, которые, на мой взгляд, были не изумрудами, а скорее нефритами, аквамаринами или гранатами.

— Это, — сказал я, — вполне может быть одной из вещей, похищенных из дома в среду ночью, во время спиритического сеанса или вскоре после него. Все они были не особенно ценными. Но почему она здесь?

Дракула ничего не ответил и, передав мне золотую вещичку, снова сосредоточился на поисках.

Я осмотрел булавку, прежде чем положить её в карман, с тем, чтобы потом передать полиции. Это была фамильная вещь, и обычный взломщик никогда бы её не выбросил. С другой стороны, золотая булавка, конечно, не могла быть тем сокровищем, которое вызвало жажду мести, не утихавшую более столетия.

Я решил, что, хотя эта находка может помочь в расследовании, нельзя допустить, чтобы она отвлекла нас от главной цели.

Дракула, по-видимому, уже забыл о булавке.

— Ни один из тех, кто здесь лежит, не подаёт признаков жизни, — наконец заключил он. Затем, подняв голову, погрузился в созерцание старой церкви на холме.

Несколько минут спустя мы уже взбирались на этот холм, поросший деревьями. Дракула вошёл в церковь первым. Сделав три шага по старинному полу с сохранившимися кое-где фрагментами мозаики, он остановился, прислушиваясь, и сделал мне знак замереть на месте.

Пауза была мгновенной. Граф устремился вперёд со словами:

— Здесь, доктор Уотсон. Под полом! — Он легонько пнул каменную плиту, вероятно весившую не меньше тонны. — Слышно дыхание. И биение сердца, медленное, но пока не слабое.

Если под старинным полом и было полое пространство, масса камня была слишком большой, чтобы от пинка сапогом возник звук, по которому это можно было бы определить. Я заколебался:

— Тогда нужны инструменты…

— Вам нужно только принести из двуколки ваши медицинские инструменты. Поторопитесь!

Граф присел на корточки и стал ковырять нервными костлявыми пальцами края плиты. Камень крошился и отслаивался под длинными ногтями, которые, казалось, обладали твёрдостью металла.

Без дальнейших промедлений я побежал к двуколке, путаясь в высокой траве и спотыкаясь о могилы, и быстро вернулся в церковь со своей сумкой. За эти несколько минут Дракула сделал поразительные успехи, освобождая камень, который не был закреплён извёсткой. Голыми руками граф расковырял сбоку от плиты отверстие и теперь, растянувшись во весь рост на полу, сунул худую руку под плиту, которую пока не пытался сдвинуть.

Он издал радостный смешок — надо сказать, звук был довольно неприятный. Когда Дракула заговорил, в его голосе звучал скорее восторг, нежели возмущение.

— Так я и думал… Очень остроумно… Ловушка для неосторожных. При попытке поднять камень он бы выскользнул и упал прямо на жертву, находящуюся под ним.

Я содрогнулся:

— Как вы узнали, что тут ловушка?

Он слегка повернул голову в мою сторону, и его тёмные глаза блеснули. Тело было совершенно неподвижным, работала лишь рука, и меня снова поразило сходство Дракулы с рептилией.

— Потому что, доктор… что-то в таком роде придумал бы я сам… будь я на месте нашего противника. Ну, вот и всё!

Как только граф обезвредил механизм ловушки, он с ликующим возгласом вынул руку из-под камня и приготовился поднять тяжесть. Прежде чем я успел предложить свою помощь, он без всяких видимых усилий приподнял с одной стороны огромную каменную плиту. Такой подвиг был бы под силу трём-четырём обыкновенным мужчинам.

Под плитой обнаружилось небольшое пространство, не больше обычного гроба; там лежал на спине человек с закрытыми глазами, крепко связанный верёвками по рукам и ногам.

— Холмс!

Ринувшись в яму, я схватил его тонкое запястье. С огромным облегчением я нащупал пульс.

— Холмс! Холмс, ответьте мне!

К моей неописуемой радости, бледные веки затрепетали и приподнялись. Я откупорил фляжку с бренди, разбавленным водой, и поднёс к пересохшим губам друга. Он начал жадно пить, закашлялся и наконец заговорил очень слабым голосом: