Нет, с перемирием, пожалуй, я подожду. Противник к нему еще не готов. Ой, как не готов.

Среда. Хороший день. К среде организм уже окончательно забывает о разрушающем воздействии понедельника, и настроение начинает потихонечку подниматься. Своего апогея оно достигает к вечеру пятницы. Обожаю вечер пятницы! Если бы кто-нибудь меня спросил, какой мой любимый день недели, я бы не колеблясь ответила: «Вечер пятницы». Вечер длиной в сутки. Ты знаешь, что впереди еще целых два дня, которые можно употребить как угодно, и жизнь как будто замирает, время тащится медленно-медленно, растягиваясь до своего предельно длинного состояния… Не в пример, кстати, второй половине воскресенья, отравленной мыслями о том, что завтра опять все начнется сначала.

Не поймите меня неправильно – я люблю свою работу, но «синдром понедельника» – мой постоянный спутник. Отчего бы это?

Итак, среда. Завтра должна вернуться из Москвы Жаннета. С решением или без. Галка очень удивилась, услышав о неожиданном Жаннетином отъезде:

– Зачем это она?

– Понятия не имею, – пожала плечами я и туманно добавила: – Какие-то семейные проблемы…

В общем-то и против истины не погрешила. Жаннетины проблемы иначе как семейными не назовешь.

– Любопытно, – протянула Галка, однако в глазах ее я особого любопытства не заметила.

К слову сказать, в последние дни она ведет себя весьма странно. Я задумываюсь на секунду и отрываю взгляд от экрана компьютера. Да, пожалуй, это так. Можно даже сказать, что Галка сама на себя не похожа. Молчалива и незаметна. Как будто вынашивает какую-то мысль. Не о том, как создать вокруг меня ажиотаж, – это точно. В этом случае она как раз трепалась бы вовсю и ее стало бы безумно много. А тут наоборот, вчера, например, я видела ее ровно два раза за весь день. Да, конечно, я была страшно занята с бюджетом для филиалов, но такое – для Галки не причина. Нет, она сама не появлялась на горизонте. Очень интересно.

Я опять щурюсь на экран. Бюджет продвигается. Черепашьим шагом, но все же. Филиалов у нас, кстати, намечается целых три, кроме московского. Новосибирск, Ростов-на-Дону и Екатеринбург. Большие и малые города нашей необъятной родины… Черт! Я выпрямляюсь в своем кресле. Так вот о чем болтал тогда М.А. Ну, разумеется, филиалы! Их надо будет обучать, контролировать – словом, воспитывать. Вот тебе и пустой разговор за чашкой утреннего кофе. Хотя я тоже не лыком шита: уловила тогда, что беседа свернула куда-то в сторону. Да, хитер, но не слишком. А вообще, меня уже третий день мучит вопрос: собственно, он-то тут при чем? Директор по производству. В филиалах пока организовываются только отделы продаж и маркетинга. Вот бы и занимался этим Витя. Витя – директор по продажам. Я, честно сказать, его недолюбливаю за излишнюю хамоватость. Хамоватость, знаете ли, бывает в меру, а бывает чересчур. Вот у Вити – второй случай. «Ольга, – любит орать (именно орать – по-другому Витя просто не умеет) он на весь офис, – забыла, о чем я тебя просил?! Принеси-ка мне…» – и дальше следует перечисление того, что я должна ему принести. На меня никогда, никогда не орали, и я вечно нервно вздрагиваю, когда слышу Витины вопли. «Что ты трепыхаешься? – удивляется Галка. – С ним нужно точно так же, как он с тобой». То есть орать. Что-то вроде: «Витя, уймись, а!» Я себя лично в таком качестве не представляю. «Лелька, – говорит мне на это Галка, – пора перевоспитываться. А то доживешь до старости, а ума не наберешься». Может быть, но мне что-то не хочется.

Да, так вот Витя по части новых филиалов оказался не у дел. И у меня это, признаться, вызвало недоумение. Неужели М.А. альтруист? Взвалил на себя чужое поручение? Если так, продолжаю размышлять я, одновременно втискивая в таблицу нужные цифры, это его хорошо характеризует или не очень? И между прочим…

Что «между прочим», я додумать не успеваю. Дверь распахивается, и на пороге вырастает сам исследуемый объект.

– Здравствуйте, – говорит мне М.А.

– Здравствуйте, – отвечаю я, машинально ныряя ногами в туфли, которые взяла на работу разнашивать и уже устала от этого процесса.

– Вас, – лаконично заявляет он, протягивая мне переносную телефонную трубку из приемной.

– Правда? – изумляюсь я, аккуратно принимая трубку из его рук. – Кто бы это мог быть?

Он поднимает правую бровь и легонько усмехается. Я с опаской прижимаю трубку к уху и говорю в нее:

– Да, слушаю вас.

– Привет! – слышу я в ответ радостный голос. О нет!

– Привет, – тем не менее отвечаю я, косясь на М.А.

Тот, похоже, и не собирается уходить. Привалился плечом к косяку двери и с любопытством разглядывает меня. Я чувствую, как заливаюсь краской. А мой юный московский друг на том конце провод! жизнерадостно интересуется:

– Как дела?

Как, как? Мерзковато. Какой черт дернул его звонить на телефон приемной? И я, не в силах удержать рвущиеся наружу эмоции, спрашиваю об этом:

– А чего это ты звонишь в приемную?

М.А. вновь легонько усмехается, но пока ведет себя в рамках. Может, просто ждет, когда я освобожу трубку? Да ну, тут же понимаю я, дурацкая мысль. Словом, Альбертино я почти не слушаю, недосуг. А он между тем радостно сообщает мне:

– Представляешь, я потерял твою визитку. А как еще тебя найти – только через приемную. Так как все-таки твои дела?

– Нормально, – мрачно отвечаю я, лихорадочно соображая, как бы мне избавиться от М.А. Или от Альбертино, но так, чтобы он не обиделся.

И тут – о, хвала небесам! – у М.А. мелодично звонит мобильник. Он вытаскивает его из кармана пиджака и принимается с кем-то болтать. Я перевожу дух и уже более миролюбиво спрашиваю у Альбертино:

– А как у вас там? Все нормально?

– Да что нам сделается? – смеется он. – Все классно. Погода отличная, не то что тогда, когда ты здесь была.

М.А. продолжает разговаривать с невидимым собеседником, но почему-то мне опять кажется, что он способен делать два дела сразу.

– А ты зачем звонишь? – спрашиваю я у Альбертино.

– Просто так. Узнать, как у тебя дела. Услышать твой голос.

– И все? – Я искренне удивляюсь.

– А что тут такого? – теперь изумлен уже Альбертино.

– Да нет, – улыбаюсь я, – все нормально.

Давненько никто не звонил мне, чтобы просто узнать, как мои дела. И услышать мой голос… Стоп, стоп, торможу я себя. Ребенку двадцать восемь. Какой голос? Какие дела? И что вообще это значит? Но ведь не спросишь его об этом – М.А. уже отключил свой мобильник и опять взирает на меня с нескрываемым интересом.

– Ты знаешь… – мямлю я в трубку.

– Не хочешь разговаривать на работе? – догадывается сообразительный «ребенок».

– Да.

– Хорошо. Тогда, может быть, продиктуешь свой домашний телефон, раз уж я такой растяпа?

Мне вновь хочется спросить, зачем ему все это нужно, но я беру себя в руки и послушно диктую телефон.

– О'кей, – говорит Альбертино, – тогда прощаемся?

– Да. Пока.

– Удачного тебе дня.

– Спасибо. И тебе тоже.

Я с облегчением отрываю от уха изрядно нагревшуюся трубку и протягиваю ее М.А. со словами:

– Наконец-то вы получили ее обратно.

На мое ехидство он с не меньшей иронией в голосе комментирует:

– Вскружили голову парню.

Я вздрагиваю и растерянно бормочу:

– Пардон?

М.А. пристально смотрит на меня своими глазами цвета предгрозового неба и повторяет:

– Я говорю, бедный парень – пал жертвой ваших чар.

«Неужели ревнует?» – мелькает у меня шальная мысль.

Чепуха, одергиваю я себя. Откуда бы взяться ревности? Подумаешь, развлек меня в Москве, обаял, помог почувствовать себя в непривычной обстановке чуть-чуть комфортнее, но кто сказал, что это от какого-то чувства ко мне? Просто человек хорошо воспитан, вспоминаю я кое-что из Хмелевской. Да, подал пальто, да, открыл дверцу машины, да, сводил в театр – от всего этого так отвыкаешь, что любое проявление элементарной мужской вежливости готова принять за знаки неземной любви к себе. Я делаю вдох и открываю рот, чтобы ответить, как вдруг слышу: