Но по-настоящему плохо Хизер стало, когда она доковыляла до поворота. На бетонной стене она увидела знакомый знак – ярко-красный двойной круг, описанный вокруг трёх кругов поменьше. Знак был нанесён с маниакальной аккуратностью, выверен до мельчайших штрихов. Краска фосфоресцировала в темноте, загораясь алым свечением. Хизер не хотела смотреть на неё… но взгляд сам собой возвращался к кругам, как свидетель какого-либо омерзительного действа не может отвести глаза.

Кто нарисовал это в столь неподходящем месте? И почему?

Из любопытства Хизер задержала взгляд на знаке на несколько секунд. Так и есть – знак размывался, окрашивая всё вокруг в розовый цвет. Снова колющая мигрень и чувство, что на тебя выливают три галлона азотной кислоты, замораживают душу и тело, сохраняя навека. Очень неприятно, но просто ласковая трёпка по сравнению с Великой Всепоглощающей Краснотой.

Алтарь…

Сосед по голове шевельнулся снова, выдав на-гора очередное воспоминание. Голова почти не заболела. В конце концов, мрачно подумала Хизер, я к этому даже привыкну.

Алтарь. Медный звук колокола, расходящийся по окрестностям. Десятки людей, благоговейно приникших лбами к полу. Монотонный голос проповедника, вгоняющий в сон. А за окном – клочья белого тумана, ползущие по улице.

Хорошие видения. Жаль только, что бессмысленные. Бессмысленные для Хизер. Та, которую звали Алессой, отлично понимала, что означают эти образы. Но пока не хотела делиться откровениями.

Хизер отвернулась от знака. Пора идти дальше. Что бы эта штука ни означала, хорошего в ней мало.

За поворотом была тьма. Полная. Где-то очень далеко маячил слабый огонёк, но для стофутового коридора этого было явно недостаточно.

Господи, только бы снова не монстры.

Хизер постояла, прислушиваясь к звукам, исходящим из коридора. Тишина. Те, кто прятались во тьме, ничем себя не выдавали. Либо хорошо затаились, либо их там вовсе не было.

Приходилось надеяться на последний вариант. Хизер с грустью вспомнила о своей недавней экипировке. Очень не помешал бы приёмник или хотя бы фонарь. Не говоря уже об оружии.

Она подалась назад и чуть пригнулась, готовясь к марш-броску. По-хорошему, вообще не стоило соваться, но раз уж на то пошло, то нужно максимально сократить время пребывания в опасной зоне.

Раз… Два… Три!

Хизер сорвалась с места и стремглав бросилась вперёд, держа курс на свет. Страха почти не было – она испытывала только непринуждённый спортивный азарт. Темнота покорно расступалась перед ней. Никто не хватал Хизер за ногу и не ставил подсечку. Но она не остановилась, пока не добежала до лестничной площадки. На потолке висела грязная лампа – полчища мошек залепили стекло изнутри, бросая на пол бесформенные тени. Вывеска здесь была ещё более ржавой и мутной – никак, сошла с девятнадцатого века. Хизер с трудом различила знакомую зелёную стрелку, направленную косо вниз.

Хизер отдышалась, привалившись спиной к перилам. В груди жгло, как раскалённым металлом. Не привыкла она к таким пробежкам – сказывалась нелюбовь к спорту. Дыхание приходило в норму, вытягиваясь в тонкую макаронину.

Когда резь в груди прошла, Хизер снова обратила внимание на вывеску. Насколько она помнила планировку метро, спустившись посюда, она должна попасть на заветную платформу номер три. Только она почему-то не была уверена, что там её ждёт поезд на Берген-стрит.

Но голос…

А что голос? Грош цена этому голосу. Мало ли что можно болтать по динамику… особенно если в станции никого нет.

Платформа номер три была закутана в вуаль темноты и тишины. Никакого намёка на приближающийся поезд. Над рельсами одиноко горел красный семафор. Обманули дурака на четыре кулака.

Тот, кто убеждал её вернуться обратно, удовлетворённо хмыкнул. Ну что же, может, хотя бы теперь?

Хизер угрюмо кивнула. Выбора не остаётся.

Но…

Впереди, на рельсах, что-то было. Хизер видела большой прямоугольный силуэт, почти сливающийся с чернотой, но отсюда не могла его разглядеть. Она сделала шаг, опустившись на ступеньку ниже. Нет, не видно. Придётся прогуляться по платформе. Никто, слава Богу, у рельсов не подавал признаков жизни.

Теперь, когда она была ближе, узнать предмет не составило труда. Это был вагон. Малогабаритный пассажирский вагон, припаркованный на линии, по которому должен был прибыть её поезд. Стоял он косо и как-то… неуклюже, что ли. Присмотревшись, Хизер увидела, что все колёса вагона сняты – из-под дна торчали только голые остовы рессор. Да и вообще вся конструкция выглядела так, словно её притащили со свалки. Откуда это здесь взялось?

Дверцы на вагоне не было, Хизер могла свободно пройти через широкий проём. Наученная горьким опытом, она не стала делать это сразу, а сначала обошла вагон, протирая стёкла окон и всматриваясь внутрь. Особых успехов это исследование не дало. Единственное, что ей удалось увидеть – все сидения были пусты.

Хизер наконец набралась решимости и ступила в мрачные своды пустого вагона. Она сразу же заметила, что спинки большинства сидений изорваны в клочья. Тут и там на полу валялись белые куски обивки. Что за бессмысленный вандализм?.. Хизер неодобрительно цокнула языком, увидев сиденье, вдоль и поперёк исполосованное острым лезвием.

Бог знает почему, но в вагоне стоял жуткий холод – на добрый десяток градусов прохладнее, чем на платформе. Хизер почувствовала, как кожа покрывается пупырышками. Она пошла между длинными рядами сидений, отгоняя внезапно навалившееся чувство клаустрофобии. Окна вагона стали непроницаемо-чёрными, и Хизер ярко так представила, что вагон засыпан землёй по самую крышу, похоронен навечно вместе с ней. Во рту немедленно пересохло.

На одном из передних сидений лежал продолговатый свёрток, любовно обвитый подарочной лентой. Обёртка порвалась, и из-под блестящей фольги выглядывал краешек деревянного ящика. Свёрток смотрелся, мягко говоря, необычно. Хизер смотрела на него с нарастающим изумлением. Это ещё что такое?

Нет, она хорошо могла представить себе, что кто-то так спешил на праздник, что забыл подарок в вагоне электрички. Но совсем другое дело, если этот вагон отцеплен от состава сто лет назад и основательно подвёргся воздействию неизвестных вандалов, снявших с него всё, что только возможно.

Но свёрток по-прежнему лежал на разорванном сиденье, являясь живым символом реальности невероятного. На нём лежала большая открытка с нарисованными гладиолусами. Хизер взяла открытку и почему-то понюхала цветы, вытисненные на картоне. Запах бумаги, воскрешающий в памяти образ неподъёмных библиотечных стеллажей. Ничего необычного, открытка как открытка.

Хизер перевернула открытку и увидела на левом верхнем углу короткую надпись всего в одну строчку. Ей пришлось чуть ли не коснуться её носом, чтобы различить буквы, написанные густыми чёрными чернилами:

С днём рождения.

Вот так вот. С днём рождения. Хизер показалось почти оскорбительным отсутствие восклицательного знака в конце. Без привычной приставки надпись смотрелась вяло и бесчувственно – от неё не веяло теплотой. Ещё неизвестно, обрадовался ли бы получатель такому пожеланию. Хотя, конечно, всё зависит от подарка. А открытка, это так… бесплатное приложение.

Вот отец никогда не утруждал себя написанием открыток для Хизер. Ритуал её дня рождения не менялся из года в год, сколько она себя помнила. Возможно, потому он и не терял своего волшебного очарования.

Отец в этот день не садился за работу. Наверное, это был единственный день в году, когда он сознательно пересиливал в себе жажду творения. Хизер знала, что ему даже этот однодневный перерыв даётся нелегко, но никогда не пыталась его отговорить. Это было одним из негласных договорённостей между дочерью и отцом – знак того, что в течение всего дня отец посвящает себя Хизер. Они оба это понимали и никогда не меняли установленный порядок.

Еду готовил отец. Максимум, что разрешалось Хизер – сходить в магазин за продуктами. А готовил отец великолепно, частями лучше, чем она сама. Хизер сидела у себя в комнате, смотрела телевизор, слушала любимую музыку и чувствовала разносящийся по дому аромат тёплой выпечки. Ближе к вечеру ощущение приближающегося чуда нарастало. И это было великолепно.