Птенцы серебристых чаек, едва успев родиться, уже просят есть. Несколько часов смотрят они на мир желтыми глазами, но ничего вокруг, кажется, не замечают: ищут красное пятно. Сейчас оно для них — средоточие всей Вселенной. Это красное пятно играет особую роль в сигнальном лексиконе серебристой чайки: оно релизер для птенца.

У взрослой чайки клюв желтый. Но на конце подклювья, словно ягодка зреет, видно отчетливое, яркое красное пятно. Для новорожденного птенца эта «ягодка» как бы представитель всего внешнего мира, личный опекун и посредник в мирских делах. У птенца врожденная реакция на красное пятно, инстинкт, который внушает ему: «Когда выберешься из скорлупы на свет божий, ищи красное пятно! Оно тебя и накормит, и напоит, и согреет, и защитит. Ищи его, беги за ним».

И он ищет. Тычется носиком в родительский клюв с красным пятном на конце. А для родителя это тоже сигнал-релизер. Приказ, которого нормальная птица не может ослушаться: тотчас разевает рот и кормит птенца.

Опыты показали, что птенец ищет именно красное пятно. На модели клювов чаек с белыми и синими пятнами птенец никак не реагировал, и совсем малое впечатление произвел на него желтый клюв без всякого пятна. Зато сплошь красный клюв очень привлекал. Птенец, очевидно, принимал его за само пятно, и чересчур большие размеры не смущали.

Чтобы переключить внимание птенца с красного сигнала на то, что он, в сущности, обозначает, взрослая птица берет кусочек отрыгнутой пищи кончиком клюва так, чтобы лакомый кусочек оказался поближе к пятну. Птенец, тычась в него, попадает клювом в пищу. Глотает. Понравилось!

Голые и слепые птенцы певчих птиц не могут в первые дни узнавать своих родителей по какому-нибудь видимому знаку. Поэтому сигналом к тому, что можно открыть клюв и просить есть, служит для их неразвитого мозга слабый толчок гнезда. Мать прилетела! В этом вы легко убедитесь, если чуть качнете гнездо: слепые птенцы поднимут головы и, как по приказу, откроют свои желтые рты. (Желтый клюв птенцов тоже релизер. В данном случае побуждает родителей носить пищу для желтых ртов.)

Когда у птенцов открываются глаза, они поднимают головы не просто вверх, а направляют их к родителям. Тянутся и к макетам, если те не больше трех миллиметров и двигаются. Поднесем к птенцам с разных сторон две палочки — птенцы раскроют рты навстречу той, которая ближе и выше.

Круглый диск их привлекает меньше, чем диск с зарубками и выступами, которые и служат возбуждающими знаками, то есть релизерами (как красные пятна на клюве серебристой чайки).

Астрильды, родичи наших воробьев, живут в Африке, Южной Азии и Австралии. У птенцов этих птиц не какой-нибудь простенький желтый рот, нет: он раскрашен так же ярко, как сами птицы. В углах рта желтые, белые, голубые бугорки, иногда окаймленные черным кольцом, а на нёбе, языке и по краям клюва — черные точки и полосы. Когда такой цветастый рот раскроется, родителям трудно сдержать нетерпение кормить и кормить его. Он хорошо заметен и в полумраке гнезда, а разноцветные бугорки, во всяком случае у некоторых видов астрильдов, отражая лучи, светятся в темноте! Гнездо астрильдов — искусно сплетенная корзинка, закрытая со всех сторон, кроме узкого входа в гнездо. В ней и в ясный день полумрак.

Новорожденный гусенок считает матерью первый появившийся над ним предмет. В природе это обычно гусыня. У гусенка, которого вывели в инкубаторе, — человек. А иногда и ящик, если человек не пришел вовремя.

Как только вы позовете гусенка, склонившись над ним, он начнет кланяться и приветствовать вас в гусиной манере: с вытянутой вперед шеей. Тем самым он удостоверяет, что считает вас матерью. И после этого уже ничто не поможет, даже если вы отнесете гусенка к гусыне: он ее просто не признает. Она чужая, по его птичьим понятиям.

Этот не всегда удачно действующий инстинкт «втискивания» образа родителя в первый увиденный предмет — запечатление, или импринтинг, — замечен и у млекопитающих. В Африке случалось, что новорожденные носорог, антилопа, зебра или буйвол бесстрашно бегали за всадником или автомобилем, которые увидели раньше испуганной и покинувшей их матери. И никакими силами нельзя было прогнать этих трогательных малышей!

Так и гусенок днем и ночью будет ходить за вами (на некотором расстоянии, чтобы видеть вас под определенным углом!) и пищать приятно и нежно: «Ви-ви-ви-ви». Это уведомляющий сигнал, который можно перевести приблизительно так: «Я здесь, а ты где?»

И ждет (такой уж у него инстинкт), что вы ответите ему как гусыня: «Ганг-ганг-ганг», то есть «я тут, не волнуйся!».

Если не ответите, гусенок начнет пищать: «Фип-фип». Это крик беспомощности и одиночества. И будет так пищать, пока его не найдет мать или пока не погибнет, потому что хотя прокормиться может и сам, но без материнского тепла и защиты долго не проживет. Поэтому, повинуясь инстинкту, все силы отдает писку «фип-фип».

Ответите ему «ганг-ганг», и гусенок, тотчас обрадованный, прибежит приветствовать вас.

Крик беспомощности спасает многих животных-малышей от одиночества и верной гибели. Молодой дельфин, например, тоже, потеряв мать, зовет ее своим плаксивым ультразвуковым голосом. И плавает и плавает по кругу диаметром два метра, пока дельфиниха не найдет его.

Паре молодых рыбок (цихлид), которые нерестились первый раз в жизни, подложили икринки чужого вида, а их собственные забрали. Когда мальки вывелись, рыбки заботились о них как о родных детях. Да так к ним привыкли, что всех непохожих на них мальков, даже своего вида, считали врагами. Позднее эти обманутые искусством экспериментаторов рыбки еще раз отложили икру, и ее у них не забрали. Когда из икры вывелись мальки, родители набросились на них и съели. Это значит, что в их мозгу под влиянием условных рефлексов, полученных при воспитании чужих мальков, сложился уже совсем другой стереотип представлений о «своих» детях, иной импринтинг.

Мальки распознают родителей только по признакам, воспринимаемым визуально. Это удалось доказать с помощью восковых моделей разной формы и окраски. Как выяснилось, имеет значение и характер движения модели — плавный или порывистый, медленный или быстрый, прямой или загзагообразный. У каждого вида он особенный, и у мальков закреплена в мозгу врожденная реакция на него. Одни собираются у быстро движущейся модели, другие у плывущей медленно. Если модель неподвижна, то мальки сначала окружают ее, а потом ищут нового опекуна.

Цвет модели, соответствующий общему фону окраски родителей, тоже привлекает мальков. Но размеры, по-видимому, не имеют большого значения.

Ученые, которые пытались расшифровать механику этого странного приспособления, сделали такое интересное открытие. Мальки, оказывается, «не знают», каковы абсолютные размеры их родителей, ростом они с блоху или со слона. Важен лишь угол, под которым мальки видят родителей. Величина этого угла — одно из инстинктивных знаний малька, такое же, как и умение, например, ловить и глотать циклопов или собираться по тревоге, завидев сигнальную позу мамаши или папаши.

Мальки, можно сказать, привыкли рассматривать своих родителей под определенным углом зрения. Поэтому, если имитирующая рыбку-наседку модель была очень большой, мальки собирались в стайку и плыли за ней на значительном расстоянии, тогда поводырь не казался им слишком большим. Если модель была маленькой, мальки следовали за ней почти вплотную, сохраняя, таким образом, тот же угол зрения. С возрастом, по мере того как увеличиваются размеры малька, возрастает и величина этого руководящего его поведением угла.

Но самое интересное, что не только у цихлид, но и у других животных, у гусей например, среди наследственных привычек, полученных от рождения, есть и эта специфическая «точка зрения» на своих родителей.