Описаны случаи, когда гиганты не только не обладали мощью Геркулеса, тем паче резвостью Ахиллеса, но даже передвигались с трудом. Некоторые из них, словно по иронии судьбы, были вынуждены большую часть времени проводить лежа. Так что и надежда проявить себя хотя бы в баскетболе для многих из них оказалась бы призрачной.

Что касается их «шансов на выигрыш» в «марафоне Мафусаилов», то медицинская энциклопедия дает недвусмысленную оценку перспективы: «редко доживают до старости».

Ну а не доведет ли нас «до жизни такой» акселерация? Вот что заявил в беседе с автором известный специалист по инженерной антропологии С. Успенский, старший научный сотрудник МГУ.

— Разговоры об акселерации породили немало софистических умозаключений, — сказал он. — Но что значит это самое «ускорение»? Речь идет в первую очередь о физиологическом развитии детей и подростков, которое сейчас происходит быстрее, чем прежде. Например, у молодежи середины XX века процесс полового созревания начинается и заканчивается на год-другой раньше, чем у их сверстников в XIX веке. (Это нельзя не учитывать в демографических расчетах «бреющегося контингента», о которых говорилось в первой главе.) Нынешние «тинэйджеры» обгоняют тогдашних и в росте. У 15-летних юношей он теперь такой же, каким прежде был у 18-летних.

Иными словами, тот период «на заре туманной юности», когда тело быстро вытягивается в длину, наступает сегодня раньше, чем вчера. Но и заканчивается тоже раньше.

— Почему же?

— Известно, что у новорожденных скелет состоит из хряща, который постепенно замещается более жесткой костной тканью. Вот данные обследования, проведенного московскими медиками. Окостенение таких хрящей у большинства детей происходит ныне на 1–2 года раньше, чем в 1936 году. Оттого-то и вытягивание тела тормозится в более раннем возрасте. Если раньше молодые люди быстро росли до 18–20 лет и даже дольше, то теперь — в основном до 17–19 лет (юноши) и до 16–17 лет (девушки).

Если же сравнивать поколения людей, переваливших за тот возрастной рубеж, когда рост организма полностью прекратился, то для взрослых разница между веком нынешним и веком минувшим окажется малозаметной. Так, средний рост мужчин-москвичей в 1935 году равнялся 167,5 сантиметра, а в 1965 году — 167,8 сантиметра. То есть за 30 лет изменился мало. И если он когда-то увеличится, то не настолько, чтобы можно было говорить о его удвоении и т. д.

— Но кто может поручиться за будущее?

— Есть такая наука — инженерная антропология. Именно ее выводами воспользовался крупный советский антрополог профессор В. Бунак, когда он говорил, что средний рост человечества едва ли превысит 175 сантиметров. Предел этот поставлен самой конструкцией нашего тела, рассчитанной на существование в земном гравитационном поле, на сопротивление силе тяжести в условиях нашей «двуногости».

Вообразите, что в один прекрасный день вы вдруг проснулись великаном — превратились в собственную копию вдвое большего роста. Ваш вес увеличился бы при этом не вдвое, а значительно больше. Нагрузка на скелет, на его рычаги, балки и опоры резко поднялась бы. Вы должны были бы перемещаться несравненно осторожнее, чем раньше, дабы не переломать себе кости при первом же падении. Мало того, обмен веществ в вашем организме и, вероятно, ваши реакции на внешние раздражители замедлились бы. Итак, перераспределение пропорций и нагрузок при гигантизации явно неблагоприятно.

Смерть перешла бы в наступление, будь гигантизм, нынешнее исключение, завтрашним правилом — такой, же нормой, какой ныне является средний рост.

— А что значит «средний рост»? Ведь он не одинаков у разных народов.

— Да, у пигмеев (мужчин) он равен примерно 150 сантиметрам. Зато у самых высокорослых — негров динка — более 180. Первые среди вторых (или наоборот) смотрелись бы как некая «аномалия». Противоречие здесь кажущееся. И те и другие не выходят за пределы нормы с точки зрения инженерной антропологии, ибо оптимальный для Земли диапазон — 150–180 сантиметров.

— В чем смысл стереосомэтического индекса, предложенного вами?

— Он дает возможность точно оценивать соотношение между объемом (весом) человеческого организма и пропорциями фигуры (телосложением). Он отражает оснащенность нашего скелета, этой твердой «арматуры», мягкими тканями — прежде всего мышечными и жировыми. Минимальным значениям показателя отвечает «костистый» тип сложения, когда человеку свойственна сухощавость, а то и худоба, причем весьма низкая степень отложения жира сочетается, как правило, с недостаточным развитием мускулатуры, с узкогрудостью (астеническое сложение), Максимальным значениям соответствует «жировой» тип, для которого характерна рыхлость, порой даже обрюзглость, причем мускулатура опять-таки слабо развита. Средними величинами, характеризуется мускульный, атлетический тип, название которого говорит само за себя.

Сопоставляя данные медицинской статистики с такой «шкалой комплекций», мы выделяем интервалы «норма», «отклонение», то есть «здоровье», «болезнь».

— Не поможет ли это объяснить повышенную жизнестойкость женщин?

— Почему бы и нет? О ней судят в основном по смертности. По так называемой заболеваемости судить очень трудно, порой просто невозможно. Сейчас много говорят о необходимости разработать систему показателей, которые могли бы охарактеризовать здоровье. Однако для женщин норма здоровья иная, чем для мужчин. И она связана не только с физиологическими различиями между теми и другими, но и с конституционными. Словом, целесообразно учитывать еще и особенности телосложения.

Переход к «двуногости», к прямохождению в процессе эволюции человека привел не только к выигрышу, но и к некоторым потерям (в смысле инженерной антропологии). Быть может, они заметней сказались у мужчин, которые в среднем более рослы? Дело, конечно, не только в росте, но и в конструкции костно-мускульного аппарата, которая у женщин несколько иная.

Но если и удастся найти инженерно-антропологические обоснования мужской «сверхсмертности», это не означает, что она необорима, ибо-де «предначертана биологически». Напротив, выясняя ее причины с этих позиций, мы тем самым найдем новые способы преодолеть ее. Вспоминаются прекрасные слова Софокла:

Парадокс «слабость сильного пола» вызвал не только недоумение, но и нападки. Демографическому Факту мужской «сверхсмертности» противопоставлялись факты женской «сверхзаболеваемости». Между тем они-то, как ни странно, и подтверждали опровергаемое!

Демографы были вынуждены разъяснить: о «заболеваемости» судят по так называемой «обращаемости» — по тому, как часто и по какому поводу посещают или вызывают врача, у кого что больше приходится лечить. Обычно чем человек старше, тем чаще Жалуется на нездоровье — и на серьезные недуги, и на легкие хвори, и на пустяковые недомогания. Такого рода статистика для женщин как раз и свидетельствует в пользу их долговечности.

Есть, правда, такие болезни, с которыми чаще обращаются к врачу мужчины. Но сколь бы скрупулезным ни был анализ подобных показателей, все равно это не лучшее мерило жизнестойкости. Основной критерий здесь не потенциальные угрозы здоровью (они могут и не осуществиться), а безвозвратные потери поколения. Иными словами, именно смертность.