Поиск
ЭДВАРДУ ГЕРБЕРТУ
Всех зверей совмещает в себе человек,
мудрость их усмиряет, сажая в ковчег.
Тот безумец, чьи звери друг друга грызут,
станет сам их добычей, его разорвут.
Он зверей не сдержал ослабевшим умом,
ибо суть человека нарушена в нем.
Пожирая друг друга там звери живут,
и плодятся, и новых зверей создают.
Счастлив ты, укрощающий этих зверей,
подчиняющий каждого воле своей.
Зерна правды умеешь ты сеять в умах,
можешь их отыскать н в глухих закромах.
Ты козлам и волкам примененье нашел,
доказав, что притом — сам отнюдь не осел.
В человеке не только есть стадо свиней,
там и бесы, которые волей своей
в них вселяются, чтобы верней потопить.
Можно тяжесть проклятия утяжелить.
Говорят, что вкушаем мы с первым глотком
ядовитый настой с первородным грехом.
Тот смягчит наказания божьего гнет,
кто его с пониманьем смиренно несет.
Дал он этот напиток нам — детям своим,
мы ж к нему подошли с пониманьем людским.
Мы не знаем, что значит любой его дар,
что есть слабость и сила, что холод и жар.
Бог не мыслит нас ядом особым губить,
самый гнев его может добро приносить,
может дать он и благо великое нам,
исцеление душам и даже телам.
Кто собою доволен — себя наказал,
кто мог быть своим богом, тот бесом предстал.
Наше дело исправить и восстановить
все, к чему пониманья утрачена нить.
Суть его не подвластна людскому уму,
мы не можем подыскивать форму ему.
Человек может веру свободно принять
или разумом долго ее постигать.
Мир и все, что, его наполняя, живет,
на людей не ложится как тягостный гнет.
Не привносится в мир — в нем живет, растворясь,
то, в чем гибель, и то, в чем спасенье для нас.
Знанье пламенем жарким порой обдает,
а порой охлаждает и студит, как лед.
Сколь возвышенна вера и прост ритуал,
человеку поверив, его ты узнал.
Так из книг, что изучены нами до дна,
постепенно составится книга одна.
Нас дела создают, и по этим делам
мы всегда открываемся нашим друзьям.
ГРАФИНЕ БЕДФОРД НА НОВЫЙ ГОД
Тот год ушел, а новый не настал,
мы в сумерках на перепутье лет.
Как метеор, в пространство я упал,
все перепутано — что? где? вопрос, ответ,
все формы я смешал, и мне названья нет.
Я подвожу итог и вижу: ничего
я в прошлом не забыл и в новое не внес,
я благодарным был и, более того,
поверил в истину, молитву произнес,
Вам укрепить меня в надежде довелось.
Для Вас я обращусь к грядущим временам,
куда моя запущена строка.
Стихи хранят добро, как мумию бальзам,
пусть слава их сейчас случайна и хрупка,
они в надгробьях рифм переживут века.
Лишь Ваше имя создает, творит
и оживляет стих недолговечный мой,
но сила, что сегодня нас хранит,
вдруг завтра гибельной предстанет стороной,
так действует порой лекарственный настой.
Мои стихи живут, чтоб возвеличить Вас,
их основанье прочно, как гранит,
но вера в чудеса слаба сейчас,
появится — и снова улетит,
где много милости, там нам позор грозит.
Когда потом о Вас прочтут в моих стихах,
вдруг кто-нибудь подумает: как я,
ничтожнейший, пылинка, жалкий прах,
писал, мечты высокие тая,
стихами измерял безмерность бытия?
Мы с Вами не ответим ничего,
но можно, к богу обратясь, узнать
ту истину, что скрыта у него;
умеет он сердца заблудших врачевать
и на молитвы тех, кто просит, отвечать.
Научит он, как лучше расточать
запасы красоты и откровений клад,
сомненьем веру будет преграждать,
откроет смысл находок и утрат,
отнимет радость он и возвратит назад.
Он скажет: грани нет между добром и злом,
закон везде один, для келий и дворцов,
ты мир завоевал — заслуги нету в том,
и каплей жалости ты не качнешь весов,
она не может искупить грехов.
Он Вашей жизни установит срок,
где места нет для радостей земных,
вменит в вину и слабость и порок,
осудит тех, кто обманул других,
хотя пока не все потеряно для них.
Научит он правдиво говорить,
но усомниться даст в правдивости людей,
вручит ключи, чтоб все замки открыть,
избавит от врагов, и сделает сильней,
и знаньем наделит от истины своей,
Понятье чистоты он открывает нам
и учит избирать благоразумья путь,
даст силы победить и отомстить врагам,
покажет он, как сдерживать чуть-чуть
и радости побед, и поражений грусть.
Прощенье заслужить единою слезой
Вы можете, но он от слез убережет;
когда сознательно и с радостью живой
любой из нас к нему с надеждой припадет,
тогда воистину приходит повый год.
ИЗ «АНАТОМИИ МИРА»
ПОГРЕБАЛЬНАЯ ЭЛЕГИЯ
Какой урон — столь редкую особу
Вверять как гостью мраморному гробу!
Ах, разве мрамор, яшма иль топаз
Ценней, чем хризолиты дивных глаз,
Рубины губ и теплый жемчуг кожи?
Обеих Индий нам сие дороже!
Да весь ее природный матерьял
Был что ни дюйм, то новый Эскурьял.
И нет ее. Так в чем искать спасенье —
В работе рук, в плодах воображенья?
Дано ль клочкам бумаги оживить
Ту, именем которой должно жить?
Увы, в недолгие зачахнут сроки
Ее души лишившиеся строки;
И та она, что больше не она,
Затем что скинией служить должна,—
Могла б она в бумагу обрядиться
И не в гробу, в элегии укрыться?
Да пусть живут стихи, доколе свет
В могилу не уйдет за ней вослед —
Не в этом суть! Помыслим: есть у света
Князь для войны, советник для совета,
Для сердца, нрава и души — монах,
Для языка — поверенный в делах,
Работник для горба, богач для брюха,
Для рук — солдат, купец для ног и слуха,
Сей поставщик чудес из дальних стран.
Но кто из них настраивал орган,
Поющий о любви и вдохновенье?
Столь тонкий труд содеян зыбкой тенью
Того, чем некогда была она;
Коль нет ее — Земля обречена:
Смерть, погубив Красу в ее величье,
Достойной боле не найдет добычи
И целый мир в отчаянье убьет.
Теперь Природа знает наперед,
Что новой смерти незачем страшиться;
Другой такой Красе не уродиться.
Но смерть ли сей удел? Не лучше ль нам
Его к разъятым приравнять часам —
Их части мастер вычистит и смажет,
И снова точный час они покажут.
А Нигер в Африке — на сколько лиг
Уходит он под землю, и велик —
Огромнее, чем был, — шумит волною,
Природный мост оставив за спиною.
Сказать ли, что дано из гроба ей
Вернуться краше, чище и мудрей?
Пусть небо скажет так! Мы здесь страдаем
И прибыль для нее не ожидаем.
Ужель себя мы тем возвеселим,
Что Ангел стал Престол иль Херувим?
Как держат в душах люди пожилые
Себе на радость радости былые,
Голодный так питаться должен свет
Той радостью, для нас которой нет.
Ликуй, сей Мир, ликуй, Природа: вами
Премудро предусмотрено, что в пламя
Последнего суда войти должна,
Опередивши вас и всех, она,—
Она, чье тонко и прозрачно тело,
Затем что тайных мыслей не терпело
И выдавало их, как шарф сквозной,
Иль выдыхало искренней душой;
Она, все люди коей любовались,
Достойные пред кем соревновались;
Ведь даже меж святых ведется спор,
Кто новый назовет собой собор.
Иль словно полночь новыми очами
Заблещет над учеными мужами,
И те о них дебаты поведут,
А звезды отпылают и зайдут,—
Так мир гадал, кто завладеет ею,
Она же стала хладной и ничьею;
Хоть брак на деву не кладет пятна,
Бежала женской участи она
И девой снежно-белою угасла:
В светильнике с бальзамом вместо масла
Зовущий к преклоненью огонек
Затеплится — увы — на краткий срок.
Мирского дабы избежать коварства,
Она вкусила смерти, как лекарства;
Нет, рук не наложила на себя —
Лишь приняла восторг небытия.
Кто грустной сей истории не знает,
Пусть в Книге Судеб истово читает,
Что совершенней, выше и скромней
В неполные пятнадцать нет людей;
И, в будущее глядя из былого,
Он лист перевернет — а там ни слова;
Дошла ль ее Судьба до пустоты,
Иль здесь из Книги вырваны листы?
Нет, нет: Судьба красавицу учила
Искусству разума и поручила
Ее самой себе, и та была
Столь вольной, что, размыслив, умерла;
Не то она почла б за святотатство
С Судьбой соревнованье или братство —
Затем и умерла. Возможно, тут
Родятся те, что Благо дерзко чтут,
И, как послы, явив свое раченье,
Исполнят все ее предназначенье
И, переняв Судьбы и Девы труд,
До завершенья Книгу доведут;
Сия же для потомков будет средство
Принять ее достоинства в наследство;
Воспрянь душой и небо восхвали:
Се окупилось Благо на Земли.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: