ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО МОЕМУ ДОРОГОМУ ДРУГУ, МИСТЕРУ КОНГРИВУ, ПО ПОВОДУ ЕГО КОМЕДИИ ПОД НАЗВАНИЕМ «ДВОЙНАЯ ИГРА»
Итак, в комедии взошло светило,
Что звезды века прошлого затмило.
Длань наших предков, словно божий гром,
Врагов мечом разила и пером,
Цвел век талантов до потопа злого.
Вернулся Карл — и ожили мы снова;
Как Янус, нашу почву он взрыхлил,
Ее удобрил, влагой напоил,
На сцене, прежде грубовато-шумной,
Верх взяли тонкость с шуткой остроумной.
Мы научились развивать умы,
Но в мощи уступали предкам мы:
Не оказалось зодчих с должным даром,
И новый храм был несравним со старым.
Сему строенью, наш Витрувий, ты
Дал мощь, не нарушая красоты:
Контрфорсами усилил основанье,
Дал тонкое фронтону очертанье
И, укрепив, облагородил зданье.
У Флетчера живой был диалог,
Он мысль будил, но воспарить не мог.
Клеймил пороки Джонсон зло и веско,
Однако же без Флетчерова блеска.
Ценимы были оба всей страной:
Тот живостью пленял, тот глубиной.
Но Конгрив превзошел их, без сомненья,
И мастерством, и силой обличенья.
В нем весь наш век: как Сазерн, тонок он,
Как Этеридж галантно-изощрен,
Как Уичерли язвительно-умен.
Годами юн, ты стал вождем маститых,
Но не нашел в соперпиках-пиитах
Злой ревности, тем подтверждая вновь,
Что несовместны зависть и любовь.
Так Фабий подчинился Сципиону,
Когда, в противность древнему закону,
Рим юношу на консульство избрал,
Дабы им был обуздан Ганнибал;
Так старые художники сумели
Узреть маэстро в юном Рафаэле,
Кто в подмастерьях был у них доселе.
Сколь было б на душе моей светло,
Когда б мой лавр венчал твое чело!
Бери, мой сын, — тебе моя корона,
Ведь только ты один достоин трона.
Когда Эдвард отрекся, то взошел
Другой Эдвард, славнейший, на престол.
А ныне царство муз, вне всяких правил,
За Томом первым Том второй возглавил.
Но, узурпируя мои права,
Пусть помнят, кто здесь истинный глава.
Я предвещаю: ты воссядешь скоро
(Хоть, может быть, не тотчас, не без спора)
На трон искусств, и лавровый венец
(Пышней, чем мой) стяжаешь наконец.
Твой первый опыт говорил о многом,
Он был свершений будущих залогом.
Вот новый труд; хваля, хуля его,
Нельзя не усмотреть в нем мастерство.
О действии, о времени, о месте
Заботы нелегки, но все ж, по чести,
Трудясь упорно, к цели мы придем;
Вот искры божьей — не добыть трудом!
Ты с ней рожден. Так вновь явилась миру
Благая щедрость, с каковой Шекспиру
Вручили небеса златую лиру.
И впредь высот достигнутых держись:
Ведь некуда уже взбираться ввысь.
Я стар и утомлен, — приди на смену:
Неверную я покидаю сцену;
Я для нее лишь бесполезный груз,
Давно живу на иждивение муз.
Но ты, младой любимец муз и граций,
Ты, кто рожден для лавров и оваций,
Будь добр ко мне: когда во гроб сойду,
Ты честь воздай и моему труду,
Не позволяй врагам чинить расправу,
Чти мной тебе завещанную славу.
Ты более чем стоишь этих строк,
Прими ж сей дар любви; сказал — как мог.

ВЕНГРИЯ

МИКЛОШ ЗРИНИ

ВРЕМЯ И СЛАВА
Время на крыльях летит,
Не ожидая, спешит,
Мчится, как бурный поток.
Ты его не повернешь,
Богатыря не найдешь,
Чтоб задержать его мог.
Бедного и богача,
Слабого и силача —
Всех победит оно в срок.
В мире не подчинено
Времени только одно,
Только одно перед ним,
Перед разящей косой,
Перед губящей красой
Не разлетится, как дым.
Только лишь слава одна,
Слава на свете вечна,
Трон ее неколебим.
Нет, я пишу не пером,
А обагренным мечом,

Европейская поэзия XVII века i_002.jpg

Адам Эльсхеймер. Художник, взывающий к гению живописи.

Нет, мне не надо чернил,
Кровью я здесь начертил
Вечную славу мою.
В гроб ли положат меня, солнце ли прах мой сожжет,—
Только бы не потерять честь, когда гибель придет.
Пусть мепя ворон склюет, пусть загрызет меня волк,—
Будет земля подо мной, а надо мной пебосвод.
СИГЕТСКОЕ БЕДСТВИЕ
(Из поэмы)
Фаркашича уж нет. Пришел его черед.
Пред господом душа героя предстает,
А Зрини горестный над гробом слезы льет
И, жалуясь на рок, такую речь ведет:
«О, переменчивый несправедливый рок!
Героя славного зачем от нас увлек?
Зачем для подвигов его не поберег?
Фаркашич храбрый мертв, а быть живым ои мог.
О жизнь, ты коротка, ты молнии быстрей,
Пересыхаешь вдруг, как в жаркий день ручей,
От нас уходишь ты, когда всего нужней,
Бежишь в небытие, как росы от лучей.
Как росы от лучей, как сладкий сон от глаз,
Как дымы от костра, который вдруг погас,
Как стая облаков от ветра в бури час,
Как снег от пламени, — так жизнь бежит от нас.
Поганый змей ползет, шипя, на жаркий склон,
Угрюмой старостью ничуть не угнетен,
Не страшен для него жестокий бег времен,
Он шкуру сбросит прочь — и станет юным он.
А человек не то. Хоть создало его
Почти по своему подобью божество,
Ему не принесет спасенья ничего,
И ждет его в конце лишь смерти торжество.
Стареет вся земля осеннею порой,
Но молодеет вновь цветущею весной,
И солнце вечером уходит на покой,
Но ясным утром вновь сияет над горой.
И только мученик несчастный, человек,
Уходит навсегда, бросает мир навек.
Неиссякаемы, глубоки воды рек,
И невозвратен лишь горячей крови бег.
Да, вечны воды, лес, земля, и лишь один
Мгновенен человек, их царь и господин.
Создатель прочных стен, стоящих тьму годин,
Не доживает он порой и до седин.
Лишь добродетелям могила не предел,
Тот будет вечно жить, кто справедлив и смел,
Пребудет навсегда величье добрых дел,
Бессмертье славное — счастливый их удел.
Фаркашич, дел твоих векам не расколоть.
Пусть тяжкая земля твою укрыла плоть,
Но подвигами смерть умел ты побороть,
И правою рукой вознес тебя господь.
Ты будешь награжден за твой упорный труд,
Крылами ангелы кровь ран твоих утрут.
За то, что родине служил ты верно тут,
Там, в небесах, тебе блаженством воздадут».

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: