— Кто этот султан?

— Сейид Саид ибн Султан, правитель Омана. Он правит и здесь, хотя его столица в Занзибаре[5]. Говорят, что дворец султана великолепен, — глаза Куррем засверкали, — конечно, меня не выберут для султана, но, может быть, я подойду для какого-нибудь паши.

— Почему же не для султана? Ты же очень красива.

Куррем улыбнулась.

— Но я лишилась того, без чего не могу быть предложена султану.

— Что же это?

— Девственность. Для его гарема выбирают только молоденьких, нетронутых девушек. — Она задумчиво взглянула на Джульетту. — Говорят, ему нравятся белокожие девушки с красивыми формами. Может быть, тебя предложат султану.

Джульетта широко раскрыла глаза.

— Но... но я не хочу в гарем!

Куррем покачала головой.

— У тебя нет выбора. Завтра тебя продадут так же, как и всех остальных. — Она презрительно кивнула в сторону остальных женщин, повалившихся на циновки в небрежных позах. — Они низкого происхождения, это заметно по их речи. Возможно, эти женщины подойдут для торговцев верблюдами. А ты, по-моему, принадлежишь к другому классу. Отдавались ли тебе какие-нибудь почести в родной стране?

Джульетта улыбнулась.

— Мой отец был баронетом и мировым судьей, но со мной особенно не церемонился. Он всегда хотел иметь сына.

Куррем понимающе кивнула.

— И в этом ему было отказано. Здесь тоже дочерей не очень-то любят. Но объясни, пожалуйста, что означают эти слова — баронет, мировой судья? Наверное, он близок к королю?

— Баронет — рыцарь короля. Такой титул присваивается самым храбрым мужчинам и передается от отца к сыну, если когда-то был дарован. А человек, назначенный мировым судьей, должен хранить мир и покой короля, вершить правосудие в пределах своих полномочий.

— О! Я поняла. Он как паша, правящий от имени Великого, — сказала Куррем.

Джульетта, знавшая очень мало о пашах, не стала спорить. Она была слишком утомлена и голодна, чтобы размышлять о завтрашнем дне. Что бы там ни случилось, с Россом они вряд ли встретятся, а поскольку «Грейс» в Мозамбик не вернулась, там решат, что корабль утонул во время шторма. Может быть, их станут искать, но найдут только обломки «Грейс» и ни одного живого человека, и сделают вывод что все погибли. Оплакивая потерю капитана и команды, доктор Фернли, возможно, вспомнит и о ней, однако больше никто в целом мире не станет печалиться о судьбе Джульетты Вестовер.

Им принесли еду — тушеное козье мясо и овощи. Джульетта с аппетитом принялась за трапезу, обмакивая в соус кусочки грубого хлеба, как это делала Куррем.

— Соус приготовлен из маниока, — объяснила Куррем. — Клубни этого растения измельчают, вымачивают, только после вымачивания готовят пищу. Если тебе придется делать это, не забудь хорошенько вымочить клубни, в противном случае ими можно отравиться. Листья маниока тоже съедобны, если смешать их с пальмовым маслом. — Она улыбнулась Джульетте. — Возможно, ты понравишься человеку султана, тогда не нужно будет кормить какого-нибудь торговца. Жить в роскошном дворце намного лучше.

— И согревать постель глупого правителя, позволяя делать с собой все, что ему заблагорассудится? — едко спросила Джульетта.

Куррем удивленно подняла голову.

— Почему вы, иностранки, боитесь такой великой чести — стать женщиной султана? Разве вас не учат, как нужно вести себя с мужчиной, чтобы вызвать в нем страсть, доставить удовольствие? Если ты будешь неуклюжей, хозяйка гарема, отвечающая за поведение младших жен, будет опозорена, а тебя убьют или снова продадут. Коль тебя выберут для султана, учись старательно. Жить у лавочника или торговца верблюдами гораздо тяжелее, там от женщины требуют большего.

Куррем говорила очень серьезно, и Джульетта вопросительно взглянула на девушку.

— У такого богатого человека, как султан, — терпеливо продолжила Куррем, — много женщин, с которыми он может делить свое ложе. Поэтому тебе не придется часто видеться с ним, а человек небогатый, у которого жен мало, может перебрать их всех за одну ночь, если хватит сил. Так что, не глупи и с радостью иди за человеком султана, если он выберет тебя.

Несмотря на смертельную усталость, Джульетта долго не могла уснуть в эту ночь. Куррем дала ей ценный совет, посчитав само собой разумеющимся, что девушка из хорошей европейской семьи обязательно должна быть девственницей. Следует ли ей притвориться или сразу сказать правду, что у нее уже был мужчина? Как поступить? И вообще, можно ли избежать всего этого?

Джульетта так ничего и не решила; засыпая, она со страхом думала о завтрашнем дне. Она поспала всего пару часов, потом пришла огромная негритянка и принесла пленницам пищу. Потом вошли еще несколько темнокожих девушек, внесли кувшины с водой и длинные муслиновые платья. По их жестикуляции все было понятно даже без объяснения Куррем.

— Когда мы поедим, нужно вымыться и надеть только эти халаты. — Куррем цинично посмотрела на Джульетту. — Как видишь, одежда сшита из полупрозрачной ткани.

— Видимо, наши будущие хозяева хотят хорошенько рассмотреть товар, прежде чем решиться на покупку, — ответила ехидно Джульетта.

Молодые женщины выполнили все, что от них требовалось, затем свернули свою одежду в маленькие узелки, чтобы взять с собой. Когда их вывели из башни, Джульетта решила держаться ближе к Куррем. Яркое солнце уже слепило глаза. Бредя по иссушенной зноем земле, Джульетта заметила мужчин, стоявших в тени дерева, в стороне от них, прямо на земле, скрестив ноги, сидели девушки. Джульетта подумала, что их, наверное, привезли из разных концов страны. Иссиня-черные негритянки, метиски со светло-коричневой кожей — все они весело и оживленно щебетали и, казалось, совсем не страшились предстоящего торга.

Когда Джульетта, Куррем и остальные пленницы подошли ближе, сидящие на земле девушки прекратили разговор и стали молча их разглядывать.

Вскоре площадь заполнилась мужчинами. На балконы зданий, которые окружали площадь, вышли зрители. Внизу располагалась кофейня, вокруг ее ограды расставили свои прилавки торговцы.

«Все как на ярмарке, — печально подумала Джульетта, — только торгуют здесь не игрушками, а живым товаром». Прижимая узелок к груди, она размышляла, где ей будет суждено провести следующую ночь.

Куррем прислушалась к разговорам и повернулась к Джульетте.

— Посланник султана еще не прибыл, но торг все равно сейчас начнется. В первую очередь продадут тех, кто годен только для черной работы.

Хозяин чернорабочего люда уже выставил свой товар. Джульетта плотно сжала губы, увидев, как покупатели осматривали своих будущих рабов, проверяя им зубы, ощупывая бедра и лодыжки, дабы оценить качество товара.

Солнце уже нещадно палило, когда очередь дошла до них.

Джульетта с облегчением поняла, что ни ее, ни остальных белых женщин не станут подвергать унизительному осмотру. Продавцы не позволяли этого. Джульетта мрачно смотрела вдаль, стараясь не обращать внимания на толпившихся мужчин, однако от нее не ускользнуло бесстыдное поведение плененных вместе с ней женщин. Девушку возмущало то, как весело они смеялись, уходя с красивыми, темнокожими мужчинами. Вероятно, новое положение наложниц этим преступницам было более по душе, чем жизнь в Новом Южном Уэльсе.

Джульетта заметила, что хозяин рабов о чем-то спорит с каким-то мужчиной. Она осторожно взглянула на них и с ужасом поняла, что речь идет о ней.

Девушка обратилась к Куррем.

— О чем они спорят?

— Этот человек хочет купить тебя, но торговец запросил очень много, наверное, надеется на появление посланника султана. Поскольку ты держишься независимо и не выдаешь своих чувств, торговец считает, будто ты обладаешь теми качествами за которые ценят женщин султана. А покупатель злится.

Джульетта украдкой посмотрела на желающего купить ее и быстро отвела взгляд, содрогнувшись от отвращения. Купец был маленького роста, по его толстому, обрюзгшему лицу струился пот, глазки-щелочки гневно смотрели на торговца рабами, а жирные пальцы теребили бороду. Вдруг он согласно махнул рукой и стал что-то нащупывать в своем широком халате. Деньги перекочевали в руки торговца, и Джульетту толкнули к новому хозяину. Куррем посмотрела на нее с жалостью. Джульетта была в отчаянии. Ей на шею набросили веревку и потянули в сторону. Спасения не было. Она стала рабыней мерзкого толстяка, внешность которого могла внушить только отвращение. Куррем оказалась права: лучше бы ее купил человек султана.