— Как приятно пахнет чесноком! Я его просто обожаю. Вот твое вино. За твое здоровье! И за нашу удачу!

Лора раздраженно отбросила назад влажную прядь волос.

— Что ты называешь удачей? Уж не этот ли обшарпанный домик, ураган и ливень и этих чужих детей? И… и… тебя в придачу!

— Лора, — мягко начал он.

— Замолчи!

Ей хотелось устроить скандал. Чтобы они стали врагами. Все что угодно, только не этот мягкий, глубокий голос, без труда проникающий внутрь, заставляющий забыть о сдержанности. Как же хотелось ей обвить руками его шею, прижаться к нему всем телом.

Он замолчал. Она сидела на самом краешке стула натянутая как струна, он же напротив — совершенно раскованный, заботливый, полный дружеского участия… словом, такой, каким она вовсе не хотела его видеть. Потому что именно с ним хотела бы встречаться каждый день за завтраком.

Так что же, она просто дурочка или что?

Они ели в полном молчании. Он смотрел на нее, а она в свою тарелку, хотя каждой клеточкой ощущала ток, проходящий между ними. Когда она подняла бокал, ее рука так дрожала, что вино пролилось на скатерть.

Вытирая скатерть носовым платком, он бросил на нее взгляд и заметил слезинку, дрожащую на кончике ее носа. Он поднял ее подбородок и отер слезинку указательным пальцем.

— Это из-за меня, верно? — прошептал он.

— Да, из-за тебя! — Почти в истерике она с такой силой воткнула вилку в креветку, что чуть не разбила тарелку. — Что, черт возьми, ты о себе думаешь?

— Успокойся, Лора! Тебе тяжело находиться здесь со мной, потому что мы когда-то были любовниками. Но это было так давно. Все уже позади, не так ли?

Для тебя, конечно, позади. Но не для меня. У меня осталось слишком много шрамов.

Не в силах открыть ему всей правды, она сосредоточилась на ставших вдруг безвкусными креветках. Потом неожиданно сказала:

— Позади, но не забыто.

— Посмотри на меня, — тихо сказал он.

— Нет уж, спасибо.

— Боишься?

— Просто не хочу подчиняться.

Он откинулся назад и рассмеялся.

— Не хочешь подчиняться, значит? — шепотом повторил он.

Она подняла на него огромные, полные невысказанной боли глаза.

Это был один из тех редких моментов, когда вокруг все замирает, а ты вдруг обретаешь способность читать в душе другого человека, постигать его мысли и ясно понимаешь, что он создан именно для тебя…

Она и Макс созданы друг для друга, их мысли и чувства совпадали как две капли воды… дополняли друг друга… они были предназначены друг для друга.

Женщина и мужчина, Адам и Ева, Макс и Лора.

Он чувствовал то же самое, она знала это, знала наверняка своим забившимся сердцем, знала по радостному возбуждению, охватившему ее.

У них обоих перехватило дыхание. Оба они оставались совершенно неподвижными, как будто малейшее движение могло нарушить это состояние и вернуть их к действительности.

Не отводя от нее глаз, он встал и обошел вокруг стола. Лора боялась пошевелиться. Сохранись у нее здравый смысл, она должна была бы попытаться избежать неотвратимого, но Лора продолжала сидеть в напряженном ожидании.

Хуже того, она подняла к нему светящееся надеждой лицо. Он намеревался поцеловать ее, и у нее не было ни малейшего желания его остановить.

— Не вставай, — выдохнул он.

Она встала.

У него потемнели и подернулись дымкой глаза, горячее дыхание обожгло ей лоб.

— Лора… — он произнес ее имя с необыкновенной нежностью. Он не дотронулся до нее, но она прекрасно видела, как ему хочется этого. Неверным голосом он произнес: — Не давай мне поцеловать тебя.

Она, дрожа от восторга, протянула к нему руки. Тогда он с тихим стоном привлек ее к себе, обнял за талию, провел руками по гибкой спине.

Стена отчуждения рухнула, оба они были переполнены пьянящим радостным возбуждением. Лора застонала, когда он еще крепче прижал ее к себе. Она подняла к нему лицо. Губы чуть приоткрылись.

Именно этого она ждала все эти долгие, одинокие годы. Этого тепла, ощущения его тела…

Я люблю его. Я отдала бы все на свете, чтобы быть с ним, чтобы быть любимой им. Люби меня! Она снова застонала. О, Господи! Она так хотела его! А он беспомощно смотрел на нее, как бы не осмеливаясь поверить в происходящее.

В конце концов ей самой пришлось нагнуть его голову, прильнуть к его губам в страстном поцелуе, который длился до тех пор, пока она не почувствовала себя совершенно обессиленной.

Одной рукой он начал гладить ее по спине, лаская каждый позвонок. Его движения были такими медленными, полными такой болезненной эротики, что она изнемогала от предвкушения каждой новой ласки. Другой рукой он нащупал ее грудь. У нее закружилась голова, потом она будто сквозь туман ощутила, как он пытается снять с себя свитер, мешающий их телам сомкнуться. Наконец кашемировая преграда была устранена, и его влажные губы вновь целовали ее, пока она боролась с пуговицами на его рубашке. И вот она кожей ощутила его тело.

По нему прошла волна дрожи, и она почувствовала радость, что эта дрожь вызвана прикосновением к ее телу. Когда его пальцы начали гладить и ласкать ее, она в экстазе откинула голову и замерла, впитывая каждое движение его нежных пальцев.

— Ты такой гладкий, как шелковый, — прошептала она, прижимаясь губами к его груди.

— Господи, Лора! — хриплым шепотом сказал он, приникая губами к ее шее. — Как ты прекрасна. Даже прекрасней, чем я помнил. Я хочу тебя с того самого момента, когда впервые увидел. И всегда хотел… и буду хотеть…

От его слов у нее закружилась голова, она не могла поверить своему счастью. Но, дотрагиваясь, гладя, лаская это большое тело, она чувствовала, как он весь дрожит от страсти.

У нее в глазах стояли слезы радости, она не могла думать ни о чем другом, только о том, что он хочет ее так же сильно, как и она его.

Ее тело прильнуло к его телу, растворяясь в том огне, который горел между ними.

Сексуальное возбуждение стало почти непереносимым. Ей хотелось задушить его в своих объятьях, утолить этот немыслимый голод. А сознание того, что Макс сам едва сдерживается, только усиливало ее страсть.

Неожиданно он отпустил ее, подошел к раковине и принялся убирать грязную посуду в мойку.

Она чуть не упала на стол, лишившись его поддержки. Он оставил свое занятие, склонился над ней, его губы нашли ее рот, а руки начали торопливо снимать с нее одежду.

Лора закрыла глаза. От холодного воздуха или от желания груди моментально затвердели, соски напряглись.

Его жаркие губы скользнули по шее, язык ласкал ключицу. Ее пальцы непроизвольно вцепились в его шелковистые волосы. Больше ждать она не могла.

— Поцелуй меня крепко! — еле выговорила она.

— Моя дорогая Лора… — его губы накрыли ее рот. Оба они не в силах были унять дрожь. Она вся изогнулась, как бы приглашая его.

Он издал хриплый стон, она почувствовала боль прикосновения к твердым соскам. Лора дернулась от пронзительного удовольствия, ногами обвила его бедра. Он уложил ее на стол, горящие глаза не отрывались от ее глаз.

— Ласкай меня… везде… — шептала она в изнеможении, загипнотизированная этим взглядом и переполнявшим ее желанием.

Его глаза сверкнули. Она нежно дотронулась до его лица, он наклонился, чтобы поцеловать ее. Ей хотелось плакать от счастья.

Она так любила этого мужчину. И будет любить всю жизнь. Боль и удовольствие смешались в горько-сладостном чувстве.

— Я хочу тебя, — прошептал он. — Нет… я хочу больше. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Ты понимаешь меня.

Она кивнула.

Макс помедлил мгновение. Потом тихо сказал:

— Я хочу любить тебя, Лора.

— Так люби меня, — выдохнула она, и напряжение покинуло ее.

— Но я должен заботиться о тебе. А у меня нет… Черт возьми, Лора! — с болью выкрикнул он.

Она нахмурилась, не понимая, в чем дело, потом поняла. Глаза наполнились слезами. Ему не нужно было предохраняться. Она вскрикнула. Макс гладил ее волосы, нежно целовал ее лицо.