Конец разговора. Невероятно!
Она подошла к столу и взяла сумку. Ему хотелось схватить ее за плечи и встряхнуть. Крикнуть, чтобы она открылась. Показала, что скрывается в сумерках ее разума. Только тогда он мог бы помочь ей.
Он убрал со лба волосы, налил в бокал остаток вина и выпил. Он видел, что она пытается каким-то трогательным способом стереть ослепительную сцену их любви. От жалости у него дрогнуло сердце. Хотя в нем еще кипела злость разочарования.
— Оставь, — резко бросил он, когда она стала убирать тарелки. — Секретарь позаботится об этом.
— Спасибо. — Она выпрямилась, не глядя на него. Потом после паузы подняла голову и посмотрела в глаза. Далось это ей нелегко. Как ему хотелось поцеловать этот упрямый, обидчивый рот.
— Всегда рад, — произнес он намеренно ироническим тоном. — В любое время.
— Ну, я пойду работать, — проговорила она тоненьким голосом. — Последнюю часть я могу сделать сама.
«Пойду работать»? Гэбриел моргнул и подавил горький смех. Это часть ее решения стереть из памяти случившееся между ними. Будто то был незначительный эпизод, неважное вмешательство, которое может быть отодвинуто ее искусством.
Пусть будет игра для двоих. Охваченный черной злостью, он проговорил ей в спину так безразлично, как сумел:
— Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Я буду работать здесь. — И для большего эффекта он подошел к столу и передвинул какие-то бумаги.
— Спасибо. — Она на мгновение оглянулась. — Я очень благодарна.
Да, мрачно подумал Гэбриел, когда дверь за ней закрылась. Благодарна за то, что он не собирается быть рядом с ней. Отвлекать ее от сосредоточенности на холодных, твердых разбитых плитках. Отвлекать от его духовного тезки, который был выше таких земных дел, как секс и желание.
Он поднял с пола рубашку, надел ее, застегнулся и нетерпеливо запихнул подол рубашки в брюки. Интересно, она хоть помнит, с каким жаром помогала ему снять рубашку? Неуверенные пальцы дрожали. Но когда они касались его голой кожи, ему приходилось стискивать зубы, чтобы сохранить хоть каплю самоконтроля. Он боялся, что накинется на нее, будто сексуально озабоченный подросток.
Отодвинув бумаги, которые высились перед ним, он опустился в кресло у письменного стола. Провел пальцами по волосам. Что еще она сделала? Заставила его в огне страсти изнывать от наслаждения.
Он резко выпрямился. Нажал кнопку на компьютере и вызвал колонку цифр. Она сказала, что собирается работать. Если она может, то он тоже может. У него есть способность переключать внимание на работу, что бы ни случилось. Раньше ни одна женщина не могла помешать ему.
Но как робкая Райэннон обнимала ладошкой его шею, как изгибалась ее спина под его рукой. И ее рот…
О боже, ее рот! Ее очаровательные груди с алыми бутонами на вершинах. Шелковистая гладкость кожи. И плотная атласная глубина, приветливо приглашавшая, хотя…
Хотя…
Догадка ударила его с ослепляющей силой. Неожиданное легкое препятствие. Он еще боялся, что делает ей больно. Что-то большее, чем показатель долгого воздержания. Что-то еще. Что-то новое в его опыте.
Он смотрел на экран, и колонка цифр танцевала перед ним. Он вытаращил глаза.
Она была… девственница?
Ему вдруг стало холодно. Выступил пот.
Разве она не призналась, что Джералд Додд оскорбил ее? Быстро мысленно повторив все, что она говорила, Гэбриел тихо выругался.
Он слишком поспешно сделал вывод — неверный вывод.
Что бы Джералд Додд ни делал с Райэннон, это, несомненно, было ужасным и жестоким, но…
Тихий, нежеланный внутренний голос обвинял, становился сильнее и громче и наконец громом загремел в ушах. Разве сам Гэбриел не сделал что-то похожее? Сомнение обрушилось на него, точно удар в живот. Может быть, его поступок еще хуже?
Вместо того чтобы внимательно выслушать, выяснить, что в действительности случилось, убедить ее словами, он воспользовался преимуществом момента. Конечно, прежде чем поцеловать, он заручился ее согласием. Он полагал, что это будет невинный, почти братский поцелуй… Ну, наверное, не совсем братский… Все равно, поцелуй скорее успокаивающий, чем страстный. Не имеющий ничего общего с ее тревогами и страхами.
Потом она поцеловала его в ответ. И все его добродетельные и благородные рассуждения вылетели в окно вместе с самоконтролем.
Но, во всяком случае, в нем сохранилось чувство приличия, чтобы управлять своим желанием и не напугать ее до смерти. Как бы трудно ему ни было, он остановился. Но потом она тихонько так заскулила от отчаяния.
Или от наслаждения…
Трудно быть уверенным. Но когда он остановился, она попросила его продолжать. И чем дальше он проникал сквозь ее барьеры, тем лучше понимал, что именно это он имел в виду и ждал именно этого.
Почему он тогда не остановился? Она была еще в шоке, когда он сказал себе, что не имеет права воспользоваться шансом ради собственного свирепого желания. Круг замкнулся.
Желчь поднялась к горлу при мысли, что у него есть что-то общее с Джералдом Доддом.
Это не то же самое!
Потому что?.. — спросил беспощадный внутренний голос.
Потому что он хотел от Райэннон не только секса. Потому что секса мало. И всегда будет мало.
Ему нужна ее улыбка, ее талант, ее энтузиазм в работе, ее понимание искусства. Ее чуткость и тепло, с какими она относится к Пери и Мику Дизарту. Иногда даже к своим покупателям. Но совсем не так часто — к нему.
Он хотел освободить ее от напряжения, которое мешало ей открыть ему эту сторону своей личности. Освободить от ужасов прошлого, которые подстерегали ее на каждом шагу.
Он не только хотел заниматься с ней любовью. Он хотел убрать тени, туманившие ее глаза. Защищать от наглецов и от сексуальных охотников, не упускающих шанса, вроде Джералда Додда. Даже, он застонал и опустил голову на руки, от себя. Никаких оправданий, строго напомнил он себе.
Он хотел сделать ее счастливой.
Гэбриела поразило внезапное понимание, что он хотел иметь Райэннон в своей жизни. Но сделанное им от этого не становится менее ужасным. И признание собственного эгоизма не поможет выработать стратегию, как добиться ее.
Полчаса спустя он вывел Райэннон из здания.
— Уже можно убрать леса, — сказала она. — Если мне понадобится что-нибудь сделать вверху, можно воспользоваться стремянкой. Нет смысла дольше занимать лестничную площадку.
— От лесов мы избавимся, — пообещал он.
— Спасибо за помощь, — поспешно проговорила она, когда он открыл дверь. — Моя машина рядом. Со мной все будет в порядке.
— Райэннон, — он схватил ее за руку, — прости. Я воспользовался случаем. Мне следовало быть разумнее… и иметь больше силы воли.
— Нечего прощать. — Голос прозвучал немного раздраженно. — Все было полностью обоюдно. Я не подросток. И ты предоставил мне возможность передумать. Тебя не в чем упрекнуть.
— Но ты пожалела о случившемся, — хрипло произнес он.
— Это не твоя вина. — Она опустила голову, потом сделала видимое усилие и встретилась с ним глазами.
Он впился взглядом в ее лицо. Разглядел решительность и намек на печаль. Будто она отказывалась от чего-то, чего отчаянно хотела. Он почти ощущал, как она возводит между ними невидимые преграды.
— Если ты воспользовался случаем, то я использовала тебя, — продолжала она.
— Использовала меня? — От удивления голос его стал резким.
— Мне было нужно что-то… кто-то… к кому можно прислониться. И ты попал под руку.
— Для меня это не важно! Прислоняйся ко мне, сколько хочешь. Я выдержу.
— А я нет.
— Что ты имеешь в виду? — Он насупился. — У каждого бывает время, когда он нуждается в поддержке.
— У каждого? — Она бросила на него иронический взгляд и выдернула руку. — Если ты дашь мне знать, когда уберут леса, я закончу оставшуюся часть мозаики.
Застыв на месте, он наблюдал, как она села в машину и уехала.