- Нина Васильевна!.. - закричала она. - Скорее, Нина Васильевна!..
- Что случилось?
- Скорее пойдёмте… Нина Васильевна… Андрей повис.
- Как повис?!
- Так… Сорвался и повис на цепи… И мы никто не знаем, чего делать…
Уронив стул, Нина выбежала из конторы. От дальнего угла здания, громко разговаривая и размахивая руками, расходились в разные стороны рабочие. Капризно сигналя и переваливаясь на ухабах, ехала белая машина скорой помощи с шёлковыми занавесками, странно выглядевшая среди самосвалов, бетономешалок и контейнеров. Нина бросилась к лестнице, слыша, как за её спиной громко, по-деревенски, плачет Лида, но в это время рядом с ней раздался голос Мити:
- Не бегите, Нина Васильевна. Всё в порядке. Он, если вы хотите знать, уже в санчасти…
Возле санчасти толпились рабочие, заглядывали в окна. Седая сестра с мокрыми руками впустила Нину.
На кровати, возле открытого окна, лежал бледный Арсентьев, обёрнутый мокрой простынёй.
- Солнечный удар, - сказала сестра, - перегрелся.
Тяжело дыша, Нина почти упала на стул. Вошёл врач скорой помощи, осмотрел умными глазами комнату, Нину, спросил сестру, усмехнувшись: «Кто же здесь пострадавший? Он или она?» - и, не ожидая ответа, подсел к Арсентьеву и стал считать пульс.
- А у вас тут с охраной труда слабо, - предупредил он сестру. - В такую жару надо следить, чтобы в кепках работали… Через полчаса он будет в полном здравии. - Последние слова он сказал почему-то Нине и, попрощавшись с сестрой, вышел.
- Идите-ка отдохните, Нина Васильевна, - ласково посоветовала сестра. - Смотрите, на вас лица нет.
- Какой тут отдых! - встрепенулась Нина. - Надо сейчас же проверить, как там, наверху…
И чувствуя, как всё её тело наливается прежней молодой силой, она выбежала из санчасти и, не отдыхая на площадках, стала взбегать по лестнице наверх.
«Сейчас я заставлю их всех работать, как полагается, - возбуждённо шептала она. - И пусть хоть сам Роман Гаврилович упрекает меня, пусть насмехаются надо мной монтажники, я всё равно не отступлюсь, ни на шаг больше не отступлюсь от своих требований!.. Забота о людях совсем не лёгкое и не простое дело. И когда-нибудь Арсентьев поймёт это… А может быть, и не поймёт… А я всё равно не отступлюсь!»
Так она бежала, не останавливаясь, вплоть до двадцатого этажа. И только здесь, на двадцатом этаже, она опомнилась и остановилась, и услышала за своей спиной всхлипывания. Вслед за ней поднималась Лида.
- Ой, как вы быстро, - сказала Лида, - прямо, вас не догнать… Спасибо вам, Нина Васильевна!..
- За что?
- За Андрея! - и Лида обняла её и спрятала залитое слезами лицо у неё на плече.
«Ну вот, так я и знала!» - устало подумала Нина, поглаживая Лиду по спине и чувствуя, как прежняя слабость и безразличие охватывают её.
- Я сперва пугалась его, не хотела с ним никуда ходить… - торопливо говорила Лида. - Напугали меня наши девчата. А вчера не стерпела, думаю: «Будь что будет!» - пошла с ним в кино. Он хороший такой парень… Очень хороший. Такой парень, прямо я не знаю!.. - и она снова заплакала и приникла к Нининому плечу.
Чувство враждебности и вместе с тем какой-то материнской нежности к этой девушке овладело Ниной, и, со страхом ожидая, какое из этих двух чувств возьмёт верх, она стояла, держась за поручень и глядя в пустоту широко раскрытыми глазами. Чувство враждебности стало усиливаться, но в это время зазвенела железная лестница, на площадку поднялся Митя и крикнул:
- А инженер-то вернулся, Нина Васильевна!
- Какой инженер? - не поняла Нина.
- Тот, который в больнице лечился.
- Ну вот, наконец-то кончились мои мучения! - сказала она и тут же почувствовала, что слова эти не доходят до её сознания. - Ну вот, кончились мои мучения, - раздельно повторила она. - Теперь можно выбирать настоящую строительную работу. - И с удивлением поняла, что не может испытать от этого долгожданного известия никакой радости.
Опасение за судьбы Мити, Андрея, Нюры, Лиды зашевелилось в её душе, и она не могла представить, как можно доверить всех этих непослушных людей кому-то другому. «Ну вот, - рассердившись на себя, подумала она, - столько дней ждала, ждала, а теперь на попятную! Здесь не детский сад, Нина Васильевна».
- Что это вы задумались? - спросила Лида.
- Ничего, ничего, Лидочка. Мне придётся перейти на другую работу, так ты смотри…
- Вы уходите от нас?
- Нет. Пришёл прежний инженер по технике безопасности, которого я временно заменяла. Пожилой, опытный мужчина. Не то что я - сразу от тетрадок… Только он вряд ли станет подниматься сюда. Так я тебя прошу: ты сама последи за ребятами. В жаркие дни, чтобы работали в кепках. И за собой следи. Вот так нельзя - облокачиваться на перила. И на провода наступать нельзя. Мало ли что…
И, утирая мокрое от Лидиных слёз лицо, Нина пошла вниз в контору.
За письменным столом сидел хмурый старик в чёрных сатиновых нарукавниках. Стаканчик с цветами был переставлен на подоконник. Старик листал дело с приказами, выпущенными в его отсутствие. Он поднял на Нину светлые глаза, оценивающе осмотрел её всю и только после этого, с трудом приподнявшись со стула, поздоровался и назван себя.
- А приказы-то вы не в то дельце подшивали, Нина Васильевна, - сказал он.
Направляясь в контору, Нина собиралась рассказать ему о сложности обстановки на строительстве, о том, что надо немедленно назначить общественных инспекторов на участках, хотела предложить кандидатуры этих инспекторов, хотела рассказать о непорядках с такелажными приспособлениями, о недостатке плакатов, но вместо всего этого, неожиданнодля себя, произнесла: - Жаль мне уходить с этой работы…
- Да, пожалуйста, не уходите! - обрадовался старик. - Если вы сможете уговорить начальника, я вам буду бесконечно обязан. У него давно лежат две моих просьбы о переводе в технический отдел.
Они отправились к начальнику, но молоденькая секретарша сказала, что он уехал на совещание и будет только после восьми часов вечера. Нина позвонила домой, чтобы её не ждали к обеду, и осталась на стройке на вторую смену.
При свете прожекторов продолжались работы по монтажу
Нина предупредила диспетчера, чтобы её вызвали но репродуктору, как только вернётся начальник, и пошла наверх, на площадку двадцать второго этажа.
«Оставят меня или не оставят на этой работе? - думала она, поднимаясь но звонким ступенькам. - Если начальник станет возражать, я напомню ему, что при мне не произошло ни одного по-настоящему несчастного случая. А если он скажет, что на меня жаловались, что из-за меня тормозились работы по монтажу, так это неверно, и сам Роман Гаврилович не велел снижать требований… Начальник может сказать, что у меня мало опыта, но я отвечу, что многому научилась за это время, познакомилась со строителями, знаю их характеры и что дальше мне будет гораздо легче… И потом я скажу, что если меня переведут на другую работу, я всё равно буду беспокоиться за своих высотников, у меня всё время будет болеть за них душа…»
И вдруг Нина удивилась: почему она рвётся к работе, которая доставила ей столько неприятностей, к работе, которая помешала даже её любви.
«А может быть, и лучше, что всё это кончилось?» - подумала она, поднимаясь на самый верх.
Отсюда была хорошо видна ночная Москва.
Всюду, до самого горизонта, трепетали маленькие и большие огни. Казалось, звёздное небо опустилось на землю, и, присмотревшись, Нина различила созвездие Пушкинской площади, созвездия вокзалов, падающие звёздочки, высекаемые дугами трамваев, «млечный путь» Парка культуры и отдыха, красные звёзды на вершинах высотных зданий, алое созвездие Кремля. А далеко за горизонтом поднималось голубое зарево других огней, и казалось, нет конца этому прекрасному земному небу.
И, глядя, как уютно, словно самые маленькие звёздочки, светятся бесчисленные окна домов, Нина отчётливо представила себе весь этот город, скамейки, расставленные у газонов в Парке культуры и отдыха, рекламу картины «Мы - за мир» на Пушкинской площади, стройные высотные здания, в которых уже постланы ковры и расставлена мебель, - представила заботливый, гостеприимный город и поняла, что ничего не кончилось и что всё самое хорошее в её жизни только начинается.