Народу на суд собралось много. Пришли и из ближних бригад и из самой дальней деревни Евсюковки. Даже слепого Леонида Ионыча привели из Закусихина. Лавок, конечно, не хватило. Люди стояли в дверях и мостились на подоконниках. Родители сидели тихо.

Пастухов сидел отдельно от всех, опустив голову. И колени и локти, острей чем всегда, торчали у него во все стороны. Он то и дело отвлекался, высчитывал чего-то, кажется, даже и рисовал, а иногда, встрепенувшись, оглядывался вокруг, словно не понимал, зачем это в такое горячее время собралось попусту столько народу. А потом снова выставлял свои острые колени и принимался считать на бумажке.

Судья была женщина, но наши колхозницы расстроились, когда узнали, что фамилия ее была Погибе?ль. В общем-то всем хотелось, чтобы Пастухова не очень засуживали, хотя поджог - не шутка.

Дело состояло в следующем. В конце мая сего, 1959 года Пастухов велел Таисии Пашковой, трактористке, свезти в РТС культиваторные лапы. Пашкова - одиночка, живет в Евсюковке. Бабенка завидущая и несобранная. Она и на тракторные курсы в свои тридцать лет пошла только из-за того, что ей посулили златые горы. А когда златых гор не оказалось, стала она, как обыкновенно, отлынивать. Как только выявилось, что лапы не отвезены, Пастухов поехал к Пашковой объясняться. Приехал - изба заперта на замок. А соседний мальчишка, отличник Ленька, говорит: «Она в район уехала, в поликлинику». Пастухов собрался было назад; тут попадается ему на пути Лариска Расторгуева. Лариска и говорит: «Да она дома». - «Как же дома, когда на дверях замок висит». Лариска ухмыльнулась и говорит: «Хотя ты и бригадир, а плохо наших лентяев изучил. Она замок вывесила, обратно через окно влезла и спит», Пастухов разъярился, слез с лошади и поджег солому, которую Таисия прошлой осенью сложила у задней стены. Солома занялась. Повалил дым. И Таисия с криком: «Горим!»- вывалилась из окна на улицу, да так неловко, что вывихнула ногу.

Шутка получилась плохая. У Таисии обгорела боковая стена и швейная машина.

Обвинитель правдиво обрисовал картину, но ругал не только Пастухова, но и руководство колхоза за то, что плохо поставлена воспитательная работа.

Потом стали вызывать свидетелей.

Отличник Ленька сильно пугался судебной обстановки, но все же повторил, что от него требовалось. Виталий Владимирович действительно сказал: «Ладно, поглядим, в какой она поликлинике. У тебя спички есть?» Ленька сбегал домой, принес спички. Виталий Владимирович на его глазах поджигал солому, но она была прелая и не горела. Тогда Виталий Владимирович велел Леньке принести газету. Ленька сбегал домой, вынес газету. Виталий Владимирович разворошил солому, сунул свернутую в рожок горящую газету. Повалил густой дым. Окно распахнулось, стекла зазвенели, и на улицу выпрыгнула Таисия в исподней рубахе, а за ней выскочил участковый Бацура, босой и без портупеи.

Судья зазвонила в колокольчик и сказала, что участковый к делу не относится.

Тут надо отметить, что Таисия уверяла судей, что Виталий приехал на коне сильно выпивший. Сама видела в окошко, как он упал, когда слазил с лошади, и долго не мог вынуть из стремени ногу. В общем, Таисия была баба добрая и перепугалась за Пастухова. Она и хромать старалась перед судьями поменьше, чтобы хоть за это ему не особенно попадало.

- В трезвом виде такого хулиганства он бы никогда себе не позволил, - говорила Таисия. - В трезвом виде он у нас ласковый, здоровается за ручку. Измучился он с нами, из-за нас и стал пьяница огорчающий. И я даю свое полное согласие, чтобы простили нашего бригадира, чтобы не губили его молодую жизнь. Пусть только возместит он мне швейную машину, хоть сразу, хоть в рассрочку, и бог с ним.

Председатель Иван Степанович выступал два раза. Оба раза судья его прерывала, велела закругляться, а он говорил и говорил. После его показаний отношение суда резко изменилось в пользу Пастухова, чего председатель и старался добиться.

Поднялся он на сцену не торопясь, словно вышел на отчетный доклад. И когда ему задавали вопросы, прохаживался строевой походкой и поворачивался на месте, будто показывал моды.

В тон предыдущим свидетелям он начал серьезно, похвалил бригадира, сообщил, что Пастухов за год пребывания в колхозе хорошо освоил хозяйство, к людям требователен, справедлив, теоретически подкован и морально устойчив.

- Работает Пастухов с огоньком, - тут председатель не утерпел и для контакта с аудиторией подпустил шутку, - но иногда и с таким огоньком, что приходится вызывать пожарников.

Аудитория засмеялась, и судья позвонила в колокольчик.

- Но есть у Пастухова один недочет, - отметил председатель, - больно уж он торопится вперед людей проскочить, пролезть, как бы сказать, не замаравшись в историю. Не нравится ему быть как все люди. Этого ему мало. Помню, только приехал - прямо с порога запустил гранату: скоростная механизация - и больше ничего! А если не согласны, значит, вы отсталые консерваторы и петрограды.

- Ретрограды, - тихо сказал Пастухов со своей скамейки.

- Ретрограды или петрограды, все равно нехорошо, - сказал председатель.

Аудитория засмеялась, и судья опять позвонила.

- За две недели он и фракцию сколотил: гляжу, уж и Чикунов о повышенных скоростях бредит. Ну, Чикунов, понятно, моряк, а за ним и Пашкова Таисия туда же, на повышенные скорости, чтобы на базар пораньше поспеть… И комсомол нажимает. Что делать? Перепугался, собрал правление. Негоже вроде подаваться в консерваторы и в петрограды, - тут председатель скосился на Пастухова, ожидая реплики. Но реплики не было. - Посоветовались в райкоме и согласились: из педагогических соображений, чтобы не давить авторитетом и не глушить инициативу снизу, разрешить скоростную жатву на небольшом участке. Не секрет, что на наше решение повлияло и то, что Пастухов показал вырезки из печати, где указано, что на целине уже косят на космических скоростях. А на поверку - ничего похожего там нету. Косят так же, как и весь советский народ. В общем, дали мы Пастухову добро. А чтобы это дело не пускать на самотек, выделили тактично присматривать за молодежью нашего уважаемого маяка, Зиновия Павловича Белоуса. Зиновий Павлович, сами знаете, с любой машиной на «ты». Ему любой трактор как винтовка трехлинейная: разберет, смажет и соберет, как было.

Дали мы Пастухову участок жита за мостом.

После Белоус докладывал: вышли они на поле в пять утра. Пастухов надел костюм в полоску, в кармашке - платок, а Пашкова даже накрутила кудри. То ли они ждали, что приедут их на кино фотографировать, то ли так - считали, что настала в сельском хозяйстве революция.

Примерялись они долго. Переоборудовали жатку, дополнительные звездочки ставили на валу мотовила и на валу транспортера. Еще чего-то там колдовали. Часов в шесть вечера Митька Чикунов обернул кепку назад козырьком, как пилот все равно, и они двинулись. Чикунов здесь? Присутствуешь? Дай сигнал, если что не будет соответствовать действительности. Дело-то было в прошлом году - могу и напутать. Запустил Чикунов пятую скорость - и пошло: трактор на каждой борозде скачет, лафетка скачет, и Чикунов на сиденье скачет, как мартышка. Кепка на голове вращается. Изо рта папироска вывалилась. Из кармана блокнот выскочил… Пастухов следом бежит, собирает. Прошел Чикунов загонку - остановился. Слез - белый, как мука, руки трясутся. На твердой земле качается. И еще чудо совершилось: во время хода у Чикунова сами собой развязались шнурки на ботинках. Как после разъяснил Белоус, это произошло от какой-то мелкой вибрации. Вот что получается, если брать на себя волю обходить утвержденную техническую инструкцию…

Гляжу - на губе у Чикунова кровь. Пока его трясло там, на тракторе, он себе язык чуть не напополам перекусил.

Сводили его к реке, ополоснули - снова лезет. Спасибо, подходит ко мне Белоус и докладывает: «Гляди-ка, Иван Степанович, какой валок у них получился. Такой валок подборщик не возьмет», И правда: стебли как-то чудно лежат, не вдоль, как обыкновенно, а поперек хода. Вот бы увидал председатель «Красного борца» товарищ Черемисов, что у нас творится, вот обсмеял бы нас где-нибудь на ответственном совещании. Тут, называйте меня хоть петроградом, хоть кем, а прекратил я эту порочную практику. Ну ладно. Еду утром из четвертой бригады. Белоус докладывает: «Наши-то лихачи всю ночь самовольничали: спустили давление на шинах трактора чуть не до одной атмосферы, подрессорили сиденье и в довершение всего утащили подушку сиденья с колхозного «газика». Таким путем они, значит, ликвидируют тряску. Еду в Евсюковку, где у них подпольная база, застаю их там всех. Пашкова спит, а эти двое возятся. Кроме того, Пастухов еще двух мужиков из четвертой бригады привлек, заморочил им голову.