При упоминании прекрасных обычаев своей родины Хьюго заложил руки за спину и хмуро и надменно уставился себе под ноги.

— Ага, — пробормотал он, — камердинер я и есть.

— А куда вы ехали? — осведомилась Амантис.

— На Север, провести там лето.

— Куда именно?

Турист небрежно взмахнул рукой, словно бы охватывая этим жестом Адирондакский парк, Тысячу Островов, Ньюпорт, но сказал только:

— Попытаем Нью-Йорк.

— Вы там раньше бывали?

— Никогда. А вот в Атланте был тысячу раз. Да и в этой поездке мы в каких только не побывали городах. Господи боже!

Он присвистнул, имея в виду бесконечные красоты проделанного ими путешествия.

— Послушайте, — сказала Амантис озабоченно, — вам необходимо поесть. Скажите вашему… вашему камердинеру, пусть пойдет к задней двери и попросит кухарку прислать нам сандвичей и лимонада. Или, может, вы не пьете лимонад? Сейчас его мало кто любит.

Мистер Пауэлл крутанул пальцем, направляя Хьюго, куда было указано. Потом робко уселся в кресло-качалку и принялся чинно обмахиваться перьями своей шляпы.

— Вы, право слово, очень любезны, — сказал он Амантис. — А на случай, если мне захочется чего покрепче лимонада, у меня припасена в машине бутылочка старого доброго виски. Я ее взял с собой, а то вдруг здешний виски мне совсем в горло не полезет.

— Слушайте, — сказала девушка, — а ведь моя фамилия тоже Пауэлл. Амантис Пауэлл.

— Да что вы говорите? — Джим Пауэлл разразился восторженным смехом. — Может, мы с вами родня. Я происхожу из очень хорошей семьи. Правда, бедной. Но в этом году мне привалила удача, вот я и решил провести лето где-нибудь на Севере.

Тут на веранду вышел Хьюго и подал голос:

— Белая леди за задней дверью спросила, не хочу ли я тоже перекусить. Что ей ответить?

— Ответь: с удовольствием, мэм, раз уж вы так добры, — наставил его господин. Когда Хьюго ушел, он поделился с Амантис: — Голова у мальчишки совсем пустая. Шагу не хочет сделать без моего разрешения. Я его воспитал, — добавил он не без гордости.

Когда прибыли сандвичи, мистер Пауэлл встал. Он не привык общаться с белыми слугами и, очевидно, ждал, что их познакомят.

— Вы замужняя дама? — спросил он Амантис, когда служанка ушла.

— Нет, — ответила она и добавила, поскольку в свои восемнадцать могла себе это позволить: — Я старая дева.

Джим Пауэлл снова засмеялся из вежливости.

— Вы хотите сказать, вы светская барышня?

Амантис помотала головой. Мистер Пауэлл заметил сугубую желтизну ее желтых волос и был восторженно поражен.

— Разве, судя по этим замшелым владениям, скажешь такое? — жизнерадостно отозвалась она. — Нет, я самая что ни на есть деревенская барышня. В женихи мне годятся фермеры или вот многообещающий молодой парикмахер из соседней деревни с остатками волос на рукаве — состриг недавно с чьей-то головы.

— Вашему папе не следовало бы отпускать вас гулять с деревенским парикмахером, — осуждающе заметил турист. Задумался. — Вам обязательно надо быть светской барышней.

Джим принялся выбивать ногой ритм по настилу веранды, и скоро Амантис обнаружила, что невольно к нему присоединилась.

— Стоп! — скомандовала она. — А то вы и меня заставляете.

Джим опустил взгляд на свою ногу.

— Простите, — смиренно проговорил он. — Не знаю… у меня просто привычка такая.

Оживленному разговору положил конец Хьюго, появившийся на ступеньках с молотком и гвоздями.

Мистер Пауэлл неохотно встал и посмотрел на часы.

— Черт, нам пора. — Он нахмурился. — Послушайте. Вы хотите быть нью-йоркской светской барышней, ходить по всяким балам и прочее, о чем пишут в книгах, — как там купаются в золоте?

Амантис подняла глаза и с улыбкой кивнула. Кое-как она выбралась из гамака, и оба бок о бок пошагали к дороге.

— Тогда я посмотрю, что можно сделать, и дам вам знать, — упорствовал Джим. — Хорошенькой девушке вроде вас без общества никуда. Ведь может статься, мы с вами родственники, а нам, Пауэллам, надо держаться вместе.

— Чем вы собираетесь заниматься в Нью-Йорке?

Они уже подходили к калитке, и турист указал на плачевные остатки своего автомобиля.

— Водить таксомотор. Этот самый. Только он все время разваливается на части.

— И вы рассчитываете на этомзарабатывать в Нью-Йорке?

Джим опасливо на нее покосился. Нужно бы ей сдерживать себя, ну что за привычка для хорошенькой девушки — трястись всем телом по самому пустому поводу.

— Да, мэм, — ответил он с достоинством.

Амантис смотрела, как господин со слугой водрузили верхнюю половину автомобиля на нижнюю и, яростно орудуя молотком, скрепили их гвоздями. Потом мистер Пауэлл взялся за руль, камердинер забрался на соседнее сиденье.

— Премного обязан вам за гостеприимство. Пожалуйста, заверьте в моем почтении вашего батюшку.

— Непременно, — заверила его Амантис. — Навестите меня, когда будете возвращаться, если вам не доставит неудобства общество парикмахера.

Мистер Пауэлл взмахом руки отмел в сторону эту неприятную мысль.

— Вашему обществу я в любом случае буду рад. — Как бы надеясь, что под шум мотора его прощальные слова прозвучат не так дерзко, он тронулся с места. — Из всех девушек, которых я здесь, на Севере, видал, вы самая красивая — другие вам и в подметки не годятся.

Мотор взвыл и задребезжал — мистер Пауэлл из южной Джорджии на собственном автомобиле, с собственным камердинером, с собственными устремлениями и в собственном облаке пыли продолжил путь на север, чтобы провести там лето.

II

Амантис думала, что больше его не увидит. Стройная и прекрасная, она возвратилась в гамак, чуть приоткрыла левый глаз навстречу июню, потом закрыла и с удовольствием заснула опять.

Но однажды, когда по шатким боковинам красных качелей уже успели вскарабкаться выросшие за лето стебли, мистер Джим Пауэлл из Тарлтона, штат Джорджия, вернулся, тарахтя, в ее жизнь. Как в прошлый раз, они уселись на широкой веранде.

— У меня возник грандиозный план, — сказал Джим.

— Вы, как собирались, крутили баранку?

— Да, мэм, но бизнес не пошел. Я пробовал дежурить перед всеми отелями и театрами, но пассажиров не дождался.

— Ни одного?

— Ну, как-то вечером сели несколько пьяных, но, едва я двинулся с места, автомобиль развалился на части. Следующим вечером дождило, других такси не было, и ко мне села леди: а то, говорит, уж очень далеко ей пешком добираться. Но на полпути она приказала мне остановиться и вышла. Так и побрела под дождем — с ума, что ли, сошла. Больно спесивый народ там, в Нью-Йорке.

— И вот вы отправились домой? — В голосе Амантис слышалось сочувствие.

— Нет, мэм. У меня родилась идея. — Голубые глаза Джима посмотрели пристальней. — Этот ваш парикмахер, с волосами на рукавах, у вас появлялся?

— Нет. Он… больше не приходит.

— Ну тогда я первым делом хотел бы оставить у вас свой автомобиль. У него цвет не тот для такси. В уплату за хранение можете ездить на нем, сколько вам угодно. Ничего такого с ним не должно случиться, не забывайте только брать с собой молоток и гвозди…

— Я о нем позабочусь, — перебила его Амантис, — но вы-то куда собрались?

— В Саутгемптон. Там, наверное, самое шикарное место из тех, что поблизости, туда я и собрался.

Амантис привстала от изумления.

— И что вы будете там делать?

— Слушайте. — Джим доверительно склонился к Амантис. — Вы всерьез хотели сделаться нью-йоркской светской барышней?

— Еще как.

— Это все, что мне нужно было знать, — с таинственным видом отозвался он. — Вы просто ждите здесь, на этой веранде, пару недель и… и спите себе. А если будут наведываться какие-нибудь парикмахеры с волосами на рукавах, гоните их. Говорите, спать хочется.

— А потом?

— Потом я пришлю вам весточку, — твердо уверил Джим. — Общество! Не пройдет и месяца, и я обеспечу вам столько общества, сколько вы за всю свою жизнь не видели.