– Не вешай носа, – присел я около вмятины, – может быть, это просто естественная промоина. Я когда сучки спиливал, видел в той стороне несколько похожих ямок. Те и побольше этой будут…

– Правда? – вновь ожил мой друг. – Тогда чего мы тянем, давай скорее прибор наладим. Может, и вправду ничего еще не потеряно!

Следующие двадцать минут ушли у нас на сборку гигантского миноискателя и соединение его с деревянным каркасом. Поскольку данную процедуру мы проделывали неоднократно, то особых проблем или заминок она не вызвала. Подключив батареи, мы ухватились за переносные лямки и пару раз прошлись над брошенными неподалеку лопатами. Прибор работал четко, и мы, к своей радости, убедились в том, что наша самоделка при перевозке ничуть не пострадала. Обозначив довольно широкий полигон принесенными ветками, мы начали работать. Через час, неоднократно пробежавшись от одного изгиба реки до другого, мы остановились в полном изнеможении.

– Ничегошеньки, – подвел итог Михаил, нервно щелкая выключателем, – пусто, как в космосе. Хоть бы что для разнообразия попалось! Пусть хоть какая-нибудь старая железка!

– Откуда здесь она, – улегся я прямо на слегка подсохшую землю, – в этакой-то глуши? Если что-то и может здесь быть, так это те самые монеты. Чему-то иному тут взяться просто неоткуда! Сам видишь, вокруг сущая пустыня.

– У меня все не идет из головы эта канавка, – проронил друг в ответ. – Напомни, пожалуйста, что о ней было написано в письме Панина.

– Гренадер, по словам Семашко, – принялся вспоминать я, – говорил о том, что они закопали бочонки вблизи дороги в некоем естественном углублении. Для того чтобы скатить их с телеги, они использовали доски, оторванные от мельницы. А судя по карте, захоронение они сделали именно справа от дороги, а не слева.

– Ага! Тогда и подавно надо идти к той вмятине, что я нашел.

– Зачем? Мы же ее проверяли!

– Да затем! – принялся тормошить меня Михаил. – Ведь бочонки-то были сделаны из дерева!

– И что?

– За те годы, что они здесь валялись, дерево обязательно бы сгнило. Смотри, какая вокруг сырость.

– Намекаешь, что монеты могли со временем вывалиться из своей тары, и те, кто пришел за кладом раньше, могли часть их потерять, не заметить второпях?

– Ну да!

– И что предлагаешь?

– Ясно что. Времени до вечера еще много, пару часиков можно посвятить раскопкам той канавы. Не уезжать же просто так, без окончательной проверки! Когда нас еще сюда занесет? Если найдем хоть один золотой наполеондор, то все будет ясно. Нас давно опередили, и ловить здесь больше нечего.

– А если не найдем ни одного? – попробовал отбиться я.

– Вставай, нечего отлынивать! – уже сильнее дернул меня за рукав Михаил. – Зря, что ли, лопаты сюда тащили?! Ведь кроме как в той канаве, захоронить денежки было просто негде. Смотри, – указующе выбросил он руку вперед. – Там, на бугре противоположного берега, стояла мельница, а дорога к ней вела вон оттуда. Всадники наверняка ехали мимо той канавы. И наверняка в тот день на мельнице не было ни души, иначе французы ни за что бы не закопали золото на таком открытом месте. И вряд ли они глубоко копали – на метр, не более. Поскольку бочонки здесь лежали довольно долго, то обручи на них наверняка сгнили и монеты рассыпались. Я уверен, что те, кто нас опередил, не могли все собрать. Сколько, говоришь, тут было монеток?

– Несколько тысяч, – вяло отозвался я.

– Вот видишь! Наверняка в земле осталось не менее десятка золотых! Просто случайным образом вывалившихся… Хотя бы по двести долларов за штучку получить, уже пара тысяч набегает! Разом окупим все свои расходы!

Аргумент, что и говорить, был достаточно весомый, и я с протяжным вздохом поднялся с земли. Натянув строительные перчатки, мы взялись за лопаты. Михаил действовал большой лопатой, а я маленькой, раскладной. Вначале дело спорилось быстро, поскольку грунт был торфяно-песчаным, но когда мы углубились сантиметров на шестьдесят, начали попадаться и небольшие, хорошо обкатанные камни.

– Раньше здесь была отмель, – поднял я один из них.

– Думаешь, скоро начнется сплошная галька?

– Больше чем уверен. Иначе трудно понять, как такая узкая полоска земли удержалась на довольно-таки шустрой речке.

Долго ждать доказательства моей гипотезы не пришлось. Еще несколько взмахов лопатой, и пронзительный скрежет железа показал, что характер грунта сильно поменялся: теперь тот состоял из плотно спрессованного песка, сильно разбавленного гранитными голышами.

– Вот до какого уровня и докопали французские гренадеры, – ткнул я носком сапога в большой камень. – Они углубились в землю только сантиметров на семьдесят или восемьдесят. Дальше рыть наверняка не стали, поскольку нужно было иметь как минимум кирку, чтобы разбивать такую твердь. Все, давай сворачиваться, а то время уже к пяти.

– Ну, давай еще немножечко, – ответствовал Михаил, без устали расширяя раскоп. – Вдруг что-нибудь попадется?

Возражать я не стал. Зачем? Если хочет человек покопаться в земле, пусть покопается, большой беды от того не будет. Но лично для себя я вывод уже сделал: наверняка мы отыскали нужное место – б этом вопросе сомнений не оставалось совершенно. Вот только золотые монеты, заботливо укрытые здесь некогда охраной кассового фургона, наверняка были давным-давно изъяты более удачливыми соперниками! Кем именно и когда это произошло, гадать не хотелось. Поезд удачи ушел безвозвратно, с ним растаяла и надежда на лучшую жизнь. Усталость от слишком бурного дня столь сильно навалилась на меня, что думать о чем-либо еще было просто противно. Ведь еще нужно было разобрать и сложить прибор, чем-то подкрепиться и вернуться в Козяны. Хотя бы до восьми вечера.

Тяжело вздохнув, я полез в карман за отверткой и плоскогубцами. Пока я занимался разборкой силового каркаса, а заодно и самого прибора, мой напарник трудился столь активно, что мне было слышно его надсадное и хриплое дыхание.

«Вот она, жажда золота, – усмехнулся я про себя, – заставляющая людей напрягаться и потеть. Очень сомнительно, чтобы Михайло так же самоотверженно отдавался основной работе».

Занятый своими мыслями, я вздрогнул от его резкого выкрика, раздавшегося со стороны ямы.

– Сюда, скорей сюда, – призывно махал мне Воркунов лопатой, – я кое-что нашел!

Все, что в тот момент было у меня в руках, тут же упала на землю, и я, не чуя под собой ног, помчался к раскопу.

– Смотри, – торжествующе раскрыл, до той минуты сжатую ладонь Михаил, – что мне попалось!

Я подался к нему, и через секунду маленькая, тускло посверкивающая монетка очутилась в моей руке. Ни по размеру, ни по цвету она никак не тянула на полновесный наполеондор, но данные мелочи в ту секунду меня вовсе не занимали, Находка – вот что мигом поглотило мое сознание. Удача! Хоть какая-то!

Сняв с пояса флягу с водой, я ополоснул металлический кругляш и, выщелкнув из швейцарского ножа маленькую лупу, впился глазами в найденную монету. Вскоре все стало понятным. Из ямы, где мы рассчитывали отыскать как минимум полтораста килограммов золота, удалось достать только… 15 копеек серебром, датированных 1861 годом.

– Вылезай уж, Михайло, хватит, – помахал я монетой перед его глазами, – рыть дальше нет никакого смысла. Французское золотишко наверняка вытащил именно тот, кто потерял эту денежку. И произошло это событие почти 150 лет назад, уж точно после 31 декабря 1860-го. Так что заканчивай свою бодягу, шансов нам не оставили совершенно. Вот только эту памятную метку и презентовали, – вернул я монету. – Может, ее даже специально здесь бросили, как своеобразный намек потомкам.

Сокрушенно вздохнув, мой друг, опершись на мою руку, с явной неохотой выбрался из вырытого им окопа.

– Обидно… – только и произнес он, отбрасывая лопату в сторону, – обидно…

Вещички мы собирали молча, натужно сопя, будто пара сорванцов, у которых за шалости родители отобрали любимые игрушки. Разговор продолжили, только когда миновали проржавевшую будочку пастухов и вновь оказались на дороге, ведущей в Козяны.