― Я поняла, хорошо? Я никуда не денусь, ― огрызаюсь я.

Он прищуривает на меня глаза, а затем поворачивается и подходит к столу. Поднимает трубку и нажимает несколько кнопок. Я смотрю на телефон с тоской, но это не внешняя линия, а только внутренняя. Я могу только мечтать о другом.

― Джесс, принеси мне еду, воду и одежду для девушки. Принеси сейчас.

Он вешает трубку, прежде чем девушка получает хоть шанс ответить. Через пять минут в дверь раздается стук. Я поворачиваюсь на софе и наблюдаю, как Хендрикс подходит и открывает дверь, обнаруживая то, чего я не ожидала увидеть. Молодую девушку, я полагаю, около двадцати лет. Я думала, что все у него на корабле только неряхи или отвратные типы, но эта девушка выглядит аккуратной, чистой и почти дружелюбной. У нее длинные густые рыжие волосы и большие зеленые глаза. Ее кожа бледная, а тело тонкое и миниатюрное. Какого черта она делает на пиратском корабле?

― Спасибо, ― говорит Хендрикс, беря вещи из ее рук.

Она переводит взгляд на меня, и мгновение мы смотрим друг другу в глаза. Может ли эта девушка быть моим пропуском? Она дарит мне небольшую слабую улыбку, а затем поворачивается и уходит. Сколько женщин на этом корабле? Я думала, что было какое-то правило, что женщины не оставались на пиратских кораблях, но я вообще не думала, что пираты все еще существуют в этом мире.

Думаю, все, во что я верила, было неправильным.

Хендрикс подходит, бросая вещи на стол передо мной. Я вижу майку, пару джинсов, бутылку воды и сэндвич. Мой живот сильно скручивает, и я не уверена, что поесть будет мудрой идеей.

― Эта девушка тоже пленница? ― вдруг спрашиваю я.

Хендрикс как раз отвернулся, но на моих словах он останавливается и смотрит на меня.

― Она здесь добровольно.

― Почему? ― ошарашено спрашиваю я.

Зачем кому-либо в здравом уме оставаться на пиратском корабле?

― Ее жизнь ― это не твое дело. Ни одна из жизней членов моего экипажа.

Я прищуриваю глаза, но оставляю это. Я отворачиваюсь и снова смотрю на сэндвич.

― Предлагаю тебе съесть это, выпить воду, принять душ, а затем отдыхать.

― Какой заботливый, ― говорю я, протягивая руку и сжимая сэндвич.

― Ну, я должен буду отдать что-то стоящее, ― добавляет он. ― Прямо сейчас тебя не сбыть даже за бесценок.

Ах!

Я ему не отвечаю. Я просто подношу сэндвич ко рту и кусаю. В тот момент, когда пища достигает моего языка, я съеживаюсь. Я хочу есть, но мой желудок голодал так много дней, что мысль о еде и реакция на еду нахлынули слишком сильно. Я медленно жую, закрыв глаза и сосредоточившись на своем дыхании. Я должна есть ради собственного здоровья и сил. Я глотаю прожеванный кусок и заметно вздрагиваю от боли в горле.

― Не ешь слишком быстро, ― говорит Хендрикс. ― Иначе только вырвет обратно. Поверь мне.

Я смотрю на него.

― Откуда тебе знать? Ты когда-нибудь был так голоден, что мысль о еде на самом деле отталкивала тебя?

Он встречает мой взгляд, его глаза смертельно серьезны.

― Да, был.

Был? Я моргаю. Это был не тот ответ, который я ожидала. Мне нечего ответить на это, и я поворачиваю голову обратно к бутерброду и снова кусаю. Это ветчина и сыр, обычные, простые, и если бы я не чувствовала себя так плохо, возможно, очень вкусные. Я тянусь и беру воду, откручиваю крышку и подношу бутылку к губам. Отчаяние снова захватывает меня, и я до боли хочу выпить ее всю до донышка. Я знаю, что не могу. Мне нужно пить понемногу, поэтому я делаю несколько больших глотков и опускаю бутылку. Я кусаю еще один кусочек сэндвича, затем встаю и сгребаю одежду в охапку. Поворачиваюсь и ухожу в ванную без единого взгляда на Хендрикса. Больше ни одного укуса, пока не приму душ. Просто не могу.

Ванная комната на самом деле довольно большая, с душем над ванной, туалетом и большой раковиной. Я обхожу комнату, проводя пальцами по бритвам и лосьону после бритья на столешнице. Это похоже на то, что я в ванной обычного мужчины, только Хендрикс ― не обычный мужчина. Я поворачиваюсь к зеркалу и задыхаюсь, когда вижу себя. О, мой Бог. Он прав. Я выгляжу отвратительно. Мое лицо покрыто шелушащейся кожей, волосы сальные и отвратительные, глаза налитые кровью, запавшие, и под ними темные круги. Я обычно довольно загорелая, со светло-русыми волосами и большими карими глазами. Мне действительно нравится моя внешность. Но прямо сейчас, я выгляжу как линяющая змея.

Я поворачиваюсь и тянусь включить душ. От мысли об успокаивающей теплой воде мое тело покалывает в ожидании. Я не принимала душ сколько дней. Я сбрасываю свою одежду, морщась, когда провожу ею по обожженному до ран телу. Затем ступаю под душ, и как только вода касается моей кожи, я взываю. Я скриплю зубами, зная, что у меня нет выбора, кроме как оставаться и терпеть это. Надо. Моему телу это надо. Я закрываю глаза и крепко прижимаюсь ладонями к стенке душа. Корабль слегка приподнимается, и я ставлю ноги шире, чтобы удержаться от падения.

Требуется около пяти минут, чтобы ощущать кожу стало терпимее. Когда становится легче, я наклоняюсь и наполняю мылом полную пригоршню. Осторожно провожу им по наименее сожженным частям своего тела, а затем взбиваю пену на волосах. Я нахожу мочалку и начинаю осторожно тереть лицо, убирая всю обветренную кожу. Я ополаскиваю волосы, тело и лицо, а затем выхожу. Должна признаться, я чувствую себя свежее. Мои мысли возвращаются к Эрику. Я должна была попросить, чтобы он тоже принял душ. Может быть, я смогу попросить за него? Я осторожно вытираюсь, а затем надеваю джинсы и майку. Натягивание джинсов на мою больную ногу ― это вызов, но я делаю это. Они слегка великоваты, но все в порядке. Они чистые и удобные.

Закончив одеваться, поднимаю расческу со стойки и пробегаю ею по волосам. Мне понадобилось пятнадцать минут, чтобы распутать свои светлые пряди, но когда я снова смотрю в зеркало, я вижу слабый намек на себя. Мое лицо выглядит красным, но гораздо менее отталкивающе. Глубоко вздохнув, я поворачиваюсь и возвращаюсь обратно. Выходя из ванной, я слышу хихиканье и нахожу взглядом дальний конец комнаты, где стоит кровать Хендрикса. Блондинка, которая накладывала мне швы, сидит на краю его кровати, водя руками вверх и вниз по его ноге. О, черт возьми, он ведь не будет реально заниматься этим, пока я в комнате… верно?

Я прочищаю горло.

Он поднимает взгляд, и его глаза расширяются. Ему нужно время, чтобы вернуть серьезное выражение лица. Он потрясен тем, что я на самом деле выгляжу как женщина?

― Почему она здесь? ― хныкает блондинка.

Я морщу нос и бормочу:

― Я его пленница. Помнишь?

― Она здесь надолго? ― надувает она губы, переводя свой взгляд на Хендрикса, который все еще смотрит на меня.

― Как получится, ― бормочет он.

― Я не помню, чтобы секс передо мной был частью нашей сделки, ― обращаю внимание я.

― Не помню, чтобы твое мнение также было его частью, ― ухмыляется он.

― Я сделаю так, что ты не захочешь присовывать ей передо мной, ― огрызаюсь я. ― Поверь мне на слово, я сделаю невозможным, чтобы у тебя встал, если ты просто попытаешься трахнуть ее в этой комнате, пока я нахожусь в ней.

Он приподнимает брови.

― Это еще одна угроза?

― Нет, это опять обещание.

― Не говори мне, что трах пугает тебя, inocencia [5] ? ― хрипло говорит он.

Как он только что назвал меня? Это прозвучало как-то… по-испански.

Я не отвечаю ему. Просто отворачиваюсь и возвращаюсь к своей софе, опускаюсь и подтягиваю ноги под себя. Я беру сэндвич и воду и продолжаю откусывать маленькими кусочками и пить маленькими глотками. Я слышу хихиканье позади меня, затем отчетливый звук сосания. Он что, серьезно? Что за свинья? Я закрываю глаза и думаю о том, как досадить ему настолько, чтобы заставить его остановиться. Я знаю, что теперь Хендрикс не собирается убивать меня, он слишком сильно проиграет, если это произойдет. Так что я решаюсь на единственное, в чем знаю, могу преуспеть.