Дебюро играли Монти Блю («Любовь Камиллы» Гарри Бомонта, США, 1924), Густав Грюндгенс («Пляска на вулкане» Ханса Штайнхофа, Германия, 1938), Жан Луи Барро («Дети райка»), Саша Гитри («Дебюро» Гитри, 1951), Робер Ирш (телефильм Жана Прата «Дебюро», 1982).

Ласенера в «Детях райка» (1945) играл Морис Эрран, в «Ласенере» (1990) Франсиса Жиро — Даниэль Отей. Видоку повезло больше. Его образ создавало множество актеров: Гарри Бор в фильмах Жерара Буржуа («Молодой Видок, или Как становятся полицейским», 1909; «Видок», 1911), Рене Наварр («Видок» Жана Кемма, 1923), Андре Брюле («Видок» Жака Даруа, 1940), Джордж Сандерс («Скандал в Париже» Дугласа Сирка, США, 1946), Анри Нассье («Кавалер креста смерти» Люсьена Гарнье Реймона, 1947), Бернар Ноэль (телефильм «Видок», 1967), Клод Брассер (телефильм «Новые приключения Видока», 1971–1973), Жерар Депардье («Видок» Питофа, 2001), Бруно Мадинье (телефильм «Маска и перо», 2010).

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Такие книги, как эта, никто не читает в линейной последовательности. Жанр путеводителя обязывает располагать главы, следуя топографической, а не хронологической логике. Однако, поскольку многие герои мелькают в разных главах, автор счел нужным при беглом упоминании того или иного персонажа или преступления указать в скобках номер главы, содержащей подробную о них информацию. Так что при желании эту книгу можно рассматривать как аналог «Игры в классики» Хулио Кортасара.

Играть так играть. По праву автора, я сам — но лишь однажды — нарушу топографический принцип и не откажу себе в удовольствии начать книгу с истории моего самого любимого чудовища.

С истории доктора Петио.

Глава 38

Улица Лезюера, 21

Освенцим на дому (1944)

Парижская городская легенда гласит, что трехэтажный дом по улице Лезюера, 21 — в спесивом Шестнадцатом округе, сразу за площадью Звезды, — в конце 1940-х годов по кирпичику разобрал его хозяин Морис Петио: то ли истребляя память о старшем брате — докторе Марселе Петио, то ли разыскивая тайник с его несметными сокровищами, которых молва насчитала аж на двести миллионов. Но у больного раком Мориса просто не хватило бы на это времени и сил: он пережил брата всего на несколько месяцев. На самом деле дом, принадлежавший до Петио князю фон Коллоредо-Мансфельду и одно время служивший складом мебели актрисе Сесиль Сорель (17), приобрел комик Бурвиль, но не жил там — да и кто бы смог не то что в нем жить, а переступить его порог по доброй воле. Как бы там ни было, дом снесли. Жаль: другого такого дома не было на всем белом свете.

Экстравагантной перепланировкой руководил в 1941 году сам доктор. Ему требовалась треугольная комната для сеансов электротерапии, необычно толстые стены, обитые кожей для звукоизоляции, пятнадцатисантиметровое отверстие с визиром в стене — наблюдать за процедурами, фальшивая дверь. Вокруг дома возвышалась стена до середины третьего этажа, «чтобы пациенты будущей клиники не смущали соседей, а соседи — пациентов» или «чтобы соседские дети не бросали в сад косточки от персиков». Рабочие, как и половина Парижа, боготворили «народного доктора»: Петио бесплатно лечил обездоленных, спешил к ним в любое время суток, словно никогда не спал, презирал комендантский час, и немецкие патрули не замечали его — насвистывавшего человека в бабочке, крутившего педали велосипеда с большой корзиной на багажнике.

Парижане возили в таких корзинах, что удастся раздобыть на черном рынке. Ну а что возил доктор — об этом лучше не думать.

11 марта 1944 года к дому подъехали два полицейских на велосипедах. Соседи жаловались на тошнотворный запах, уже несколько дней источаемый поднимавшимся из трубы черным дымом. «Флики», как называют полицейских во Франции, не располагая ордером, позвонили доктору, попросившему дождаться его. Но, не выдержав зловония, взломали окно и зашли в нежилой на вид дом. Дорогие, но сальные и грязные мебель и ковры соседствовали с выпотрошенным диваном и разнокалиберными шаткими стульями. Запах шел из подвала. Спустившись, «флики» увидели в нервном свете фонариков догорающие в печи расчлененные трупы, выкатившийся из нее обугленный череп, разбросанные по полу обрубки, ошметки плоти, яму с негашеной известью, окровавленный топор, подвешенный к потолку мясницкий крюк.

Судебный врач доктор Поль произвел полную инвентаризацию: «Почти целые трупы и фрагменты тел, два фрагментированных скелета, черепа, торсы, три грудные кости, две малые берцовые кости, тела без головы и половых органов. Бедренные кости, большие берцовые кости, ноги и стенки желудка. Кроме того, 15 кг волос, целые скальпы. Топор, заступ, скальпели. А также 15 кг обугленных костей и 11 кг более свежих останков».

Добрый доктор Петио… Оккупация была дурным сном Парижа, галлюцинацией наяву: властолюбцы получили возможность исполнять самые садистские свои желания. Но даже на фоне эпохи Петио был кошмаром, снившимся самой, и без того кошмарной, галлюцинации, исчадием туманной ночи.

В доме, а также у родственников и друзей Петио нашли шестьсот пятьдесят пять кило вещей в семидесяти двух шикарных чемоданах. В зале суда чемоданы, как вещественные доказательства, будут выситься штабелями до потолка и рухнут с грохотом, чуть не похоронив под собой присяжных.

10 ноября 1944 года на выставку в штабе парижской полиции, что на набережной Ювелиров, тысячи семисот шестидесяти предметов одежды из этих чемоданов выстроилась бесконечная очередь: люди рассчитывали узнать вещи своих пропавших близких. В одном только Париже за годы войны бесследно исчезло около тридцати тысяч человек, их — погибших при бомбежках, угодивших в облаву, ушедших в партизаны, улизнувших за границу — никто не искал. Парижан потрясла пижамка восьмилетнего Рене Кнеллера: друзья знали, что Кнеллеры бежали в нейтральные края, спасенные добрыми людьми от газовых камер.

Но вернемся в день 11 марта… После того, что «флики» увидели в подвале, они были ошеломлены, когда из-за угла вынырнул знакомый силуэт на велосипеде. Еще удивительнее, что они отпустили Петио на все четыре стороны, буквально парализованные первыми же его словами, доверительными и требовательными: «Вы — французы?» То есть: «Вы — патриоты?» Рейх рушился, движение Сопротивления стало теневой властью, ссориться с ним не стоило. Что говорить об обычных «фликах», если даже с директором тюрьмы Сантэ чуть ли ни ежедневно и практически на равных вели переговоры заключенные руководители Сопротивления (31), а главный финансист французского гестапо (37) Жозеф Жоановичи (42) одновременно финансировал боевую подпольную организацию парижских полицейских?! Так что, когда, помешивая угли, Петио по секрету сообщил, что его жертвы — гестаповцы и предатели, а сам он — командир Сопротивления, только что освободившийся из лап гестапо, жандармы ретировались.

Комиссар Массю — прототип Мегрэ — заподозрил руку не столько Сопротивления, сколько французского гестапо, расположенного неподалеку от улицы Лезюера. Но немецкие власти категорически приказали: «Арестовать Петио. Опасный лунатик». Поздно: Петио исчез. На улице Комартен, где в 1933 году доктор, суливший чудодейственное излечение от всех болезней — от плоскостопия до рака, открыл клинику, «фликов» благодушно встретили его жена Жоржетта и пятнадцатилетний сын: «Марсель, наверное, принимает трудные роды». До освобождения Парижа в августе Петио скрывался у преданных ему бывших пациентов.

Только 31 октября агенты спецслужбы подкараулили Петио у станции метро, набросили на голову мешок, затолкали в автомобиль. Было непросто узнать элегантного живчика-брюнета в заросшем бородой «капитане Валери», «герое Сопротивления», «чистильщике», командовавшем расстрелами предателей в казармах Рейи, державшем в нагрудном кармане — в числе пятидесяти припасенных им удостоверений на шесть разных фамилий — членские билеты компартии и общества «Франция — СССР».

Валери — так звали врача, у которого Петио купил кабинет на улице Комартен.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: