Это все-таки случилось. Более двух лет папарацци охотились на нее, и теперь их усилия увенчались успехом. Слухи о ее многочисленных связях получат документальное подтверждение. То-то радости будет для всех завистников и злопыхателей! Однако унизительнее всего было другое. Если папарацци были свидетелями лишь поцелуя у машины, то телохранители Шехаба, постоянно находившиеся где-то поблизости, выходит, видели все.

Сгорая от унижения, Фара вырвалась из объятий Шехаба и отодвинулась от него.

— Попроси, пожалуйста, шофера остановиться, — сдавленно проговорила она.

Шехаб нажал кнопку, что-то негромко сказал на арабском, отключил связь с шофером, вытащил из ящичка влажные салфетки и осторожно стал обтирать ей лицо, шею, плечи.

— Лучше? — наконец спросил он, вглядываясь в ее лицо.

Лучше? Может, поначалу так оно и было. Прикосновение мягкой прохладной ткани несколько успокоило ее, но затем ласковые руки Шехаба вновь возбудили в ней огонь желания. Как ему это удается? Заставить желать его в тот момент, когда она не знает, куда деть глаза от смущения?

Фара молча кивнула, боясь, что в который раз за эту ночь сболтнет лишнее.

Шехаб удовлетворенно улыбнулся и хотел посадить ее себе на колени. Почувствовав ее сопротивление, он приблизил лицо к ее губам и прошептал:

— Позволь мне утешить тебя, мой цветок. Ты до сих пор дрожишь.

— Это не поможет мне избавиться от паранойи.

— Ты боишься папарацци? — догадался Шехаб. — Они и раньше тебя преследовали?

Фара молчала. Шехаб не торопил с ответом, читая все по ее изнеможенному лицу. Убедившись, насколько болезненно восприняла это Фара, на секунду, он почувствовал угрызения совести.

План с папарацци возник у него быстро. Он знал, что стоило только Фаре появиться на каком-нибудь светском мероприятии без Хансона, они тут же слетятся, словно мухи на мед. Несмотря на слухи о неверности Фары Бьюмонт, ни одному папарацци до сих пор еще не удавалось раздобыть каких-либо доказательств ее измены.

Шехаб решил воспользоваться пристальным интересом к ней журналистов. По его приказу парк сначала предварительно прочесали. Потом нанятые им люди под видом охотников за сенсациями должны были дождаться условного сигнала и в нужный момент сфотографировать парочку. Шехаб медлил до последней секунды, заранее ненавидя их за то, что они были свидетелями их поцелуев и ласк, включая тот момент у машины, который он скрепя сердце позволил запечатлеть на снимке.

Шехаб рассчитывал, что Фара станет умолять его послать за мнимыми папарацци своих охранников и изъять у них снимки. Он бы согласился оказать ей эту услугу. Таким образом она как бы становилась его должницей. Тогда он заверил бы ее, что ей не о чем беспокоиться, потому что он также заинтересован в том, чтобы избежать огласки. Это должно было сблизить их еще больше.

Однако все пошло совсем не так, как он ожидал. Фара была больше напугана, нежели раздосадована, и Шехабу с большим трудом удалось подавить порыв рассказать ей обо всем.

Что только доказывало: он уже на крючке у этой женщины.

Но все же, почему она ни о чем его не просит? Может, уверена, что он обязательно предпримет необходимые шаги, чтобы сохранить свое тщательно оберегаемое инкогнито?

— Они не отстают от меня с тех пор, как умер мой отчим. — Ее голос все еще дрожал от обуревавших девушку эмоций. — Я боюсь, что, если они узнают про моего настоящего отца, мне не удастся скрыться даже в Антарктиде.

Несмотря на то, что Шехаб старался проявлять осторожность во всем, что касается ее и короля Атефа, он не удержался:

— Ты боишься, что твой настоящий отец даст им новый повод для сплетен?

Фара кивнула:

— Я не хочу думать, что такое возможно. Папарацци обезумеют, если узнают.

— А тебе не пришло в голову, что папарацци охотились не за тобой, а за мной? — спросил Шехаб, только чтобы отвлечь ее от невеселых мыслей.

— Но ведь они не знали, кто ты, — возразила Фара. — И я тоже этого не знала.

— Да, ты права, — коротко ответил он, терзаясь чувством вины.

Фара вздохнула. Примерно такой реакции Шехаб и ожидал. Ниточка, которая связала их, стала еще крепче, ведь теперь она думает, что стала единственным человеком, которому он доверил свою тайну.

— Ты хоть понимаешь, какого дурака свалял? — услышал вдруг Шехаб неожиданные слова. — Так откровенничать с незнакомым человеком! А если бы я оказалась репортером, тайком проникшим на этот вечер?

— Я верю тебе, — растерявшись, он сказал первые попавшие на ум слова.

— И какая же часть твоего организма сделала этот вывод? — поинтересовалась Фара.

Ее голос звучал уже слегка насмешливо.

Шехаб пожал плечами?

— Инстинкт. — И замолчал.

Фара по-своему истолковала его молчание:

— Вот видишь. Я-то никому не скажу, но если бы на моем месте оказался кто-нибудь другой? Или, хуже того, нас бы подслушали на террасе?

Шехаб смотрел на нее во все глаза. Он мог бы поклясться, что она действительно взволнована и переживает за него.

— Меня никто не слышал. В любом случае не так-то легко узнать человека, закутанного с головы до ног в бесформенную одежду.

Фара усмехнулась:

— Но глаза-то свои ты не скрывал. Такой взгляд забыть невозможно.

Шехаб попытался обнаружить в этих словах лесть, но ее не было. В голосе Фары слышался только упрек за его неосмотрительность. Он подавил порыв посадить ее себе на колени и показать, как сильно тронула его такая забота. Или именно на это Фара и рассчитывала?

Недоумение Шехаба возрастало. Сможет ли он разгадать загадку этой непостижимой женщины?

— Я находился в зале час до того, как ты туда вошла. Меня никто не узнал.

Фара провела рукой по лбу.

— Значит, их целью была я. — Она вздохнула почти с облегчением. — Я уж боялась, что подставила тебя.

Она вдруг прикрыла рот рукой, пораженная какой-то мыслью. Наконец-то, почти с удовольствием подумал Шехаб, теперь она попросит его об услуге.

— Они могли сфотографировать твое лицо! — воскликнула Фара. — Я уже примирилась с тем, что они всегда будут рядом, но мне не хочется, чтобы они превратили тебя в свою очередную мишень. Мне жаль, что так вышло...

Похоже, пытаться представить ход мыслей Фары Бьюмонт — все равно что гадать на кофейной гуще. Может, она действительно самая искусная актриса, но он желает ее так, как никогда не желал ни одну женщину. И намерен это доказать на деле.

Его рот накрыл ее дрожащие губы, и он почувствовал, как они раскрываются для него. Его язык вторгся в сладкое тепло ее рта. Он не мог насмотреться на это прекрасное лицо, полное неги и сладострастия. Тело Фары обмякло в его руках. Ее готовность отдаться ему подействовала на него как удар хлыста. Желание вспыхнуло с неистовой силой. Глядя на нее сверху вниз, он с силой сжал ее в объятиях.

— Никогда не сожалей об этом. И ничего не бойся, когда я рядом. — Он сдержит свое обещание. «Чтобы сохранить трон Джудара», — напомнил себе Шехаб, а вслух произнес: — Мои люди позаботятся о том, чтобы снимки не проникли в прессу.

Ее глаза расширились, и Шехаб увидел, что от внезапно выступивших слез глаза ее заблестели как два драгоценных камня.

— Легче от этого мне не будет, — призналась она. — Скорее всего, папарацци видели намного меньше, чем твои люди.

Шехабу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл сказанного.

— Ты думаешь, я бы вел себя так, если бы за нами кто-то наблюдал? — Ему удалось изобразить негодование.

— Правда? — Ее лицо просветлело. — Их там не было?

— Конечно, нет, — солгал он, чтобы ее успокоить. — Я вызвал их, когда нас окружили папарацци.

Из ее груди вырвался облегченный вздох.

— Ты даже не знаешь, какая это замечательная новость. Я чуть не умерла от стыда, когда представила, что подумали твои люди, увидев нас в саду. Ну, ты помнишь...

Так значит, все это время ее мучили совсем не снимки папарацци?

Шехаб уже устал пытаться понять Фару Бьюмонт, поэтому просто молча обнял и прижал к своей груди. Так они сидели несколько минут. Почувствовав, что она напряглась и хочет отстраниться от него, Шехаб с неохотой разжал руки.