Его лицо вдруг стало таким суровым, что Элизабет в страхе отступила назад.

— А ты как думаешь, черт побери? — заорал он. — Мы оба знаем, что я пообещал с тобой сделать, если ты попробуешь убежать. Ты этого хочешь? Хочешь жестких методов?

Он ударил кулаком по буфету, отчего его содержимое зазвенело.

— Надо было сделать это с тобой с самого начала. К черту все цивилизованные методы! — он сделал угрожающий шаг ей навстречу. — А, Лиззи? Что ты скажешь насчет традиционного способа депрограммирования? Только ты да я. Двадцать четыре часа — бац! — и мы с этим покончим, и расстанемся друг с другом по-хорошему.

От этих слов Элизабет вздрогнула, словно от пощечины: «И расстанемся друг с другом по-хорошему!»

Калеб добавил:

— И позволь мне заверить тебя, милочка, если я депрограммирую тебя, ты навсегда останешься депрограммированной. Второй раз тебе не захочется это повторить.

Элизабет не думала, она действовала. В ту же секунду, как он приблизился к ней, она схватила стул и замахнулась на Калеба. Он уклонился, и она со всего маху грохнула стулом по столу, свалив несколько пакетов с продуктами на пол. Она принялась колотить стулом по чему попало. Это было чертовски здорово, пока Калеб не обхватил ее руками сзади и не выхватил стул.

— Довольно! — резко сказал он.

Она отчаянно боролась с ним, ярость придавала ей силы. Тем не менее, он шутя справился с ней, просто обхватив своими мощными руками, словно живая смирительная рубашка.

Элизабет почувствовала, как он дышит ей в затылок, и услышала насмешливый голос:

— Знаешь, ты действительно превосходная актриса. Ты так ловко притворялась слабенькой послушной. Я даже удивлялся, почему ты не пытаешься ну хотя бы выцарапать мне глаза. Если бы ты не нашла записку, я, наверное, купился бы на твои штучки.

Элизабет задыхалась от бессилия. Она принялась извиваться изо всех сил, но Калеб сжал ее так, что она едва могла дышать.

— Думаю, спектакль окончен, — заметил он. — Мы оба вспомнили, что такое настоящая Лиззи.

Калеб повернул ее лицом к себе, и Элизабет неожиданно лягнула его в голень и в то же время попыталась вцепиться ногтями ему в глаза. Он резко схватил ее за запястье и проворчал:

— Неужели это я подал тебе идею? — Потом перебросил ее через плечо. — Я знаю одно хорошее местечко, где тебе не мешает немного остыть.

Такое обращение было для Элизабет уже не в новинку. Только на этот раз руки у нее были свободными. Так он хочет, чтобы она обнаружила свое истинное нутро? Пока Калеб неторопливо нес Элизабет в кладовку, она задрала на нем свитер и впилась зубами в голую спину. Калеб замычал, остановился и начал ее трясти в бесплодной попытке заставить ее разжать зубы.

— Отцепись! — заорал он.

В ответ она еще крепче вонзила в него зубы. Калеб выругался и ткнул ее в чувствительное место под ребрами. Элизабет вскрикнула и разжала зубы. Он стряхнул ее со своего плеча, и она оказалась прямо напротив шкафа с деревянными полками. Ее взгляд уперся в коробки и банки, стоявшие на полках.

— Ты даже не пытайся… — начал было говорить Калеб, и тут же отскочил в сторону, потому шкаф рухнул на пол и из него посыпались овсяные хлопья, рис и сахарный песок.

— Ну что, такая я тебе нравлюсь? — ехидно спросила Элизабет.

Ее противник стоял в дверях, тяжело дыша. Ом как будто оценивал нанесенный урон. Голос Калеба прозвучал угрожающе сдержанно:

— Ты подберешь все до последней крошки, и после этого займешься уборкой на кухне.

Она выругалась самыми оскорбительными словами, какие только знала.

Калеб лишь презрительно фыркнул:

— Если ты вежливо попросишь меня, я научу: тебя, как надо ругаться. — И вышел, захлопнув за собой дверь.

Элизабет услышала, как щелкнул замок. Она тут же подтащила табуретку к одному из высоких узких окон и открыла его. Взобралась на подоконник и, ухватившись за раму, начала протискиваться и… чуть не застряла на полдороге. Только мысль о том, что Калеб может застать ее в таком положении, придала ей силы пролезть в узкую щель. Окно было расположено довольно высоко, но Элизабет спрыгнула, не раздумывая. Лишь только ноги ее коснулись земли, она бросилась бежать через лужайку к лесу.

Было холодно, но злость, бушевавшая в ней, согревала. В этот момент Элизабет думала лишь о том, как убежать подальше от своего тюремщика.

И когда только он перестанет недооценивать эту женщину? Разве ему не известно первое и главное правило ведения войны — никогда нельзя недооценивать своего противника?

Стоя в дверях кладовки, Калеб задумчиво разглядывал разбросанные по полу продукты и кухонную утварь. Черт, она поступила так же, как поступил бы он сам. Конечно, в окно он протиснуться не смог бы, но замок на двери сломал бы точно.

Калеб вышел из дома и медленно побрел к лесу, размышляя, стоит ли подождать Элизабет здесь или найти ее в лесу. Она, должно быть, замерзла. Вечереет, а она уже целый час в лесу без куртки, если убежала сразу после того, как была заперта. Калеб угрюмо усмехнулся. Беглянка, наверное, готова обрушить дерево ему на голову, лишь бы он снова ее не поймал.

Калеб остановился на опушке леса и принялся всматриваться, стараясь уловить признаки малейшего движения. Голос Лиззи, донесшийся откуда-то сверху, заставил его подпрыгнуть на месте:

— Жаль, что у меня нет увесистого камня.

Элизабет выглянула из окна старого домика, построенного им когда-то в развилке огромного дерева. Ее плечи были закутаны в изъеденное молью одеяло. Затем она отошла от окна и через мгновение показалась в дверях, где и уселась, свесив ноги поверх веревочной лестницы.

— Так вот, если бы у меня был камень, я ударила бы тебя по башке и отобрала ключи.

Калеб скрестил руки на груди и презрительно ухмыльнулся:

— Какая жалость!

Элизабет горестно вздохнула:

— Угу, и правда жаль. У меня только этот малюсенький кирпичик.

И она приоткрыла одеяло, демонстрируя Калебу свою находку.

Ухмылка Калеба испарилась, как только взглянул на здоровенный кирпич, тот самый, который он лично положил на крышу домика двадцать лет назад, чтобы прижать покрепче непослушный люк, ведущий на смотровую площадку.

Черт! Он снова недооценил ее!

Планируя похитить Лиззи и стараясь обезопасить дом и окрестности, он был переполнен непозволительным высокомерием по отношению к ней. Он считал Элизабет примитивной «роковой женщиной» пустой кокеткой, которая заманивает в свои сети и губит мужчин. Ему и в голову не приходило предположить, что у Лиззи есть ум, гордость, сообразительность и решимость, с которыми ему пришлось столкнуться. Да, ему следует еще раз все обдумать.

Тем не менее, он должен выяснить одну вещь:

— А почему ты не кинула кирпич сразу? У тебя была прекрасная возможность.

Элизабет посмотрела на Калеба своими огромными грустными карими глазами.

— Это не в моем стиле, — просто ответила она.

Интересно, а что было в ее стиле? От этой мысли у него волосы встали дыбом. Однажды она намекнула ему, что знает ядовитые растения. Тогда он лишь посмеялся над этим, считая ее слова пустой похвальбой. А что, если он и в тот раз недооценил ее?

Очень может быть. Однако разве она не беспокоилась за его жизнь сегодня, когда он так задержался? И когда он смотрел в ее полные слез глаза, то не сомневался, что беспокойство ее было искренним. Почему-то он не мог поверить, что Лиззи способна причинить ему зло.

— Пойдем в дом, — сказал он.

— И не подумаю.

Калеб вздохнул.

— Ты хочешь заставить меня влезть и забрать тебя оттуда?

— А ты хочешь заставить меня посмотреть, на что способна эта штука? — ангельским голоском спросила она, поглаживая кирпич, словно кошку.

Он заколебался. Возможно, он действительно обошелся с ней слишком круто.

— Ты замерзнешь, — сказал он.

Она показала на одеяло, но Калеб возразил:

— Эта штука валялась там много лет и, наверное, кишит блохами.