— Работать! — тут же рявкнула она.

Грузчики немедленно потащили коробки дальше.

— Привет, — сказала Лекси, спускаясь с крыльца и обнимая бабушку.

Та несколько секунд глядела на нее, наморщив лоб, а потом стиснула так крепко, что я испугалась — вдруг Лекси сейчас лопнет.

— А ты выросла, волшебная моя девочка, — сказала бабушка.

Лекси, казалось, ничуть не смущало такое обращение. С другой стороны, «волшебная девочка» звучит куда приятней, чем Лисси-Крысси.

— А как ты поживаешь, утренняя Лисси?

Понятия не имею, откуда она берет эти прозвища, хотя будь я посмелей, могла бы и предположить.

Я обняла бабушку, удивляясь, почему она пахнет корицей, чесноком и землей одновременно.

— Как я выгляжу? — осведомилась она, выпустив меня из стальных объятий.

Стараясь не обращать внимания на одежду — а это и впрямь оказался дикий оранжевый балахон, — я послушно пригляделась. Вокруг бабушкиного тела разливалось серебряное сияние, хотя по сравнению со светом солнца смотрелось оно не очень-то ярко.

— Все такая же серебряная, — ответила я.

Бабушка будто ждала чего-то еще.

— И ничего больше? — наконец удивилась она. — А как насчет ширины?

Я непонимающе заморгала.

— Насыщенности? Подвижности? Что ты можешь сказать о яркости, контрасте, оттенке?

— Н-н-ну-у... — пробормотала я, — ты словно стоишь в тени.

«Или будто я надела темные очки», — добавила я про себя.

— Я и стою в тени, — заметила бабушка. — Уперев руки в бока, она раздраженно вздохнула и повернулась к маме. — Ты что, ничему не научила ее, Кэтрин?

Посмотрев на мамино лицо, я еле сдержалась, чтобы не улыбнуться. Похоже, дела ее плохи. Бабушка называла дочь по имени, только когда очень сердилась.

— А зачем меня учить? — пришла я на помощь маме, хотя в глубине души сомневалась, стоит ли раскрывать рот. — Подумаешь — краски. Если хочешь знать, они мне давно надоели.

Я заметила, что с каждым моим словом бабушка становится все мрачнее и мрачнее, и догадывалась, что своими руками рою себе могилу, но уже не могла остановиться.

— Тоже мне, большое дело — какие-то цвета.

— Большое, — почти спокойно повторила бабушка. Вот только дышала она тяжело. — Это и впрямь большое дело. Не могу поверить, девочки, что ваша мать совсем с вами не занималась.

— Перестань, мама, — вмешался дядя Кори. — У Кэт полно дел, а у девочек и школа, и дополнительные занятия, и с друзьями пообщаться надо. Некогда им думать про твои дурацкие суеверия.

Бабушка не обратила на сына ни малейшего внимания. Они с Кори спорили уже много лет. Доктор с научным складом ума, он никак не мог поверить, что Взгляд действительно существует, и не слушал ни сестру, ни мать. Однажды он объяснил мне, что все это — фамильная легенда и психологический феномен. Я потом выучила эти слова: «психологический феномен», мне казалось, они делают меня умнее. Даже решила ввернуть их в какой-нибудь подходящей беседе.

— Девочки будут заниматься со мной! — объявила бабушка.

Я встревоженно глянула на маму. Ведь она не позволит пытать нас какими-то колдовскими уроками, особенно теперь, когда знает, как я отношусь к своему так называемому Дару? Да и Лекси не переживет ежедневных напоминаний о том, что у нее до сих пор не открылось никаких способностей.

Мама всегда была неглупой женщиной и попыталась угодить всем.

— Прекрасно, мамочка, — согласилась она. — Только, разумеется, не каждый день, ведь они уже завтра идут в школу. А вот пара уроков в неделю — как раз то, что нужно.

Я посмотрела на маму так, будто у нее выросли оленьи рога. Да уж лучше бы выросли — хоть пальто можно было бы вешать, а то никакой от нее пользы.

— Отлично! — воскликнула бабушка и обернулась на звук шагов. — Гости! — провозгласила она.

Лужайка перед домом внезапно заполнилась безупречно одетыми, спортивными девушками. Посмотрев на них повнимательней, я заметила, что одна, та, что слева, с бледно-зеленой аурой, выглядит гораздо старше остальных — лет на тридцать — тридцать пять. Остальные были моложе, почти мои ровесницы, и даже не глядя на их ауры, я поняла, что мы уже виделись.

К нам явились горгоны. Можно было только надеяться, что они: а) не обратили внимания на расплющенный нос и б) вообще не узнают меня теперь, когда мое лицо не размазано по оконному стеклу. Я пыталась не глядеть на них слишком пристально, но удержаться не смогла. Все три загорелые, ухоженные и модно подстриженные — само совершенство. Если бы не ауры, я бы решила, что передо мной какие-то манекены. Однако ауры были, и мне наконец-то представилась возможность рассмотреть их по-настоящему. Лучше бы не смотрела.

Две из них оказались фиолетовыми. Не сиреневыми, не лиловыми. Фиолетовыми. Ненавижу фиолетовый. Ни разу не встречала приятных фиолетовых людей. Хитрые, как кошки, и почему-то все без исключения любят точить об меня свои коготки. Одна из девиц улыбнулась мне, и ее жутковатое сияние тут же встало дыбом.

Я улыбнулась в ответ. Если она пытается быть вежливой с новой соседкой, не станем ее отталкивать, даже если меня мутит от фиолетового.

— Эмили, Лила, — обратился к гостьям дядя Кори, — это моя сестра Кэти, ее муж Патрик и их дочери — Лисси и Лекси.

И этот забыл, что меня следует называть Фелисити! Если я не могу рассчитывать даже на дядю Кори, на кого тогда вообще можно рассчитывать?

Дядя повернулся к нам.

— Позвольте вам представить: Эмили Ковингтон и ее дочь, Лила.

Темноволосая, та, что глядела на меня из машины, подняв брови.

— Мы с Эмили работаем в одной больнице. Лила учится в старшей школе.

Никогда не видела Кори таким сдержанным и официальным.

Мы с Лилой посмотрели друг на друга. Ни слова ни говоря, она кивнула на подруг. Стоявшая слева крашеная блондинка в слишком узком сарафане — тоже фиолетовая — вежливо улыбнулась. Однако аура ее при этом так плотно прижалась к телу, что улыбка показалась мне такой же фальшивой, как и чересчур высокая грудь.

— Это Трейси, — сказала Лила. Потом замешкалась и не сразу представила третью девушку. Та недовольно сощурила глаза. Почти незаметно — если бы ее аура цвета фуксии не затряслась от злости, я бы, наверное, не обратила на это внимания.

«Бр-р-р-р, — с отвращением подумала я. — Некоторым цветам надо просто запретить окрашивать ауры. К примеру, фуксии».

— И Фуксия.

Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы сообразить, что Фуксия — имя последней из девиц. Я открыла рот, но не смогла ничего выдавить. Фуксия? Фуксия?! Кто догадался обозвать этого ребенка Фуксией?

— Привет! — бодро сказала Лекси, как всегда, сориентировавшись первой. — Я пойду в восьмой, в среднюю школу. Так что мы будем в разных зданиях, но если у вас есть что рассказать про восьмые классы, ушки у меня на макушке.

Старшая гостья улыбнулась моей сестре, явно очарованная такой приветливостью по отношению к незнакомцам. Далее Лила, выглядевшая слишком взрослой для дочери Эмили, позволила себе натянутую гримасу, которую сама, видимо, считала приветливой улыбкой. Фуксия внимательно рассматривала свои ногти. Трейси, с по-прежнему прижатой к лицу аурой, не обратила на Лекси ни малейшего внимания.

Над лужайкой повисла долгая, неловкая пауза, мама, начала сверлить меня глазами. Пришлось представиться:

— Меня зовут Фелисити, — пробормотала я, с трудом выговаривая полное имя после того, как долгие годы называла себя просто Лисси. — Я пойду в старшую школу, во второй.

Лила одарила меня взглядом, в котором ясно читалось: «Можно подумать, это кому-то интересно».

Я почувствовала, что краснею. Вот такие они — фиолетовые. Вечно заставляют человека чувствовать себя законченным тупицей.

— А может, покажете Лисси и Лекси окрестности? — предложила дочери Эмили, обменявшись взглядами с дядей Кори. Зеленая аура потянулась к золотой, золотая подалась навстречу, они ласково соприкоснулись. Я отвела глаза. Тоже мне, радость — видеть, как дядя мысленно флиртует, да еще с кем — с матерью лиловой Лилы!