На протяжении веков названия претерпевали незначительные изменения, но обычный порядок был таков:

Полночь — Утреня

3.00 утра — Похвалы

6.00 утра — Первый час

9.00 утра — Третий час

Полдень — Шестой час

3.00 дня — Девятый час

6.00 дня — Вечерня

9.00 вечера — Повечерие

Сидя бочком на прохладном каменном подоконнике и подтянув коленки к груди, Клара с неприязнью вертела в руках безжалостно освещенное утренним солнцем старое темно-синее платье, перепачканное подсохшей глиной. Надо же, она ведь о нем уже и забыла, когда прятала здесь эту гадость в конце зимы, с глаз долой… и нате вам! Никуда это гадкое платье деваться и не подумало, как и длинный уродливый разрыв на юбке…

Впрочем, к платью этому она испытывала жгучую неприязнь еще с тех пор, когда оно было новеньким, с иголочки… Слишком тусклый и скучный цвет, уродливый фасон… Сколько раз она предлагала матушке оживить его, сделать более интересным, но та — ни в какую, ибо придерживалась глубокого убеждения, что пока Клара не научится содержать свою повседневную одежду в идеальном состоянии, ни о каком баловстве в виде шелковой вышивки не может быть и речи.

Клара вздохнула. Никогда ей не закончить эту штопку, для ее живого и непоседливого характера подобное занудство было просто выше всяких сил. Наверное, мечтам матушки сбыться не суждено. Она бросила платье на пол и подумала: «А не засунуть ли его под кровать?» Пусть оно достанется новым хозяевам дома вместе с мебелью — чудесными вещами, которые они почему-то должны оставить здесь. Но мама… мама наверняка найдет его и тут. Оставалось лишь надеяться на то, что этим летом Клара уже из него вырастет, и когда станет ясно, что оно ей не в пору, маме придется отложить его, чтобы сделать рубашку для младшего братишки.

Быстро соскочив с подоконника, она торопливо расстегнула пояс и пуговицы своего нового летнего платья и, с неприязнью натянув на себя старое зимнее страшилище, взмолилась Господу: «Боженька, милый, сделай так, чтобы оно не налезло! Прошу Тебя, пусть оно будет мне мало!». Оно уже один раз рвалось, и в швах почти не осталось запаса. Но хотя ее 11-летнее тело вытянулось вверх уже почти на ладонь, девочка по-прежнему оставалась тоненькой, как тростинка. Платье было ничуть не туже, чем в прошлом апреле, когда она тайком спрятала его. Мама непременно внимательно его осмотрит, велит губкой смыть грязь, зашить разрыв и аккуратно наложить заплатку. А еще и скажет, что оно замечательно подходит как повседневное, а потом в который раз ехидно поинтересуется, уж не думает ли Клара, что одежда растет на деревьях?

Вот отец непременно привез бы ей красивой материи на обновку… Но он умер, и теперь, едва у мамы завершится траурный год, им придется перебраться в деревню. После смерти отца, сказала она, дом им больше не принадлежит. Казалось странным, что в доме, где она прожила всю жизнь, поселятся какие-то незнакомые люди…

В этот миг дверь ее комнаты распахнулась, и размышлениям Клары над многочисленными превратностями жизни наступил конец. На пороге стояла ее мать. На сгибе руки у нее висела большая рыночная корзина, а за другую судорожно цеплялся ее двухлетний братишка Гильем. Быстро шагнув в комнату, мать аккуратно прикрыла за собой дверь.

— Клара, слушай меня внимательно, — прошептала она, ставя корзину на пол. — Мне нужно, чтобы ты собрала кое-какие вещи… смену белья, возможно, еще что-нибудь из мелочей. Мы уходим. Немедленно.

— Но, мама, ты же говорила… — Клара растерянно замолчала. Мама выглядела точно так же, как в тот день, когда сообщила ей о смерти отца.

— Дорогая, веди себя тихо, как мышка, — прошептала мать с улыбкой, как будто ничего не случилось. — Ни в коем случае нельзя, чтобы наш разговор подслушали слуги. В корзинке вещи малыша. Я возьму его с собой и уйду, будто собралась на рынок. Ты будешь ждать здесь. Едва ты увидишь меня в окне, хватай свои вещи и беги к сестрам-монахиням. Они знают, что делать.

— Но, мамочка, я примеряла свое старое платье. Мне нужно переодеться…

— Дорогая, ты не понимаешь. У нас нет времени. Иди в чем есть. А чтобы прикрыть дыру на юбке, надень фартук. — Она схватила дочкин фартук. — Вот, держи. Я тебе его завяжу. Любовь моя, поцелуй своего братишку. Как только все успокоится, я вернусь за тобой, обещаю. — Подавшись вперед, она заглянула дочери в глаза. — Никому не говори, что ты уходишь. Убедись, что за тобой никто не следит. Никому не называй имени нашего отца. Понимаешь? Ради своей безопасности, моей и своего брата.

— Мамочка, а куда ты пойдешь?.. — всхлипнула Клара, хватая мать за руку.

— Если кто-нибудь спросит, скажи, что не знаешь. — Она крепко обняла девочку. — Скажи, что думаешь, будто я уехала на Майорку. Что я не верю в смерть отца и считаю, что он все еще там.

— Это правда?

— Это такая же правда, как и все остальное в этом мире, — с горечью вздохнула она и, достав из-за корсета своего платья маленький кошель, вновь застегнула его. — Тебе могут понадобиться деньги. Спрячь это себе за пазуху, под завязку фартука, где никто его не увидит. Сестры в монастыре за тобой присмотрят. — Подхватив мальчика, она вышла легкой походкой, несмотря на то что Гильем весил уже немало. Клара услышала веселый смех малыша, когда мать устремилась вниз по лестнице. Потрясенная до глубины души, но не пролив ни слезинки, Клара сунула чистое белье и летнее платье в свою лучшую шаль, завязала ее узлом и, помедлив секунду, запихнула еще одну смену белья в лиф платья.

Стремглав выскочив на улицу, Клара едва не столкнулась с компанией примерно из человек десяти мужчин, быстро шагавших к центру города. Они громко переговаривались между собой, не обращая на нее внимания, и Клара, пристроившись следом за ними, облегченно вздохнула. В конце ее тихой маленькой улочки группа влилась в большую, шумную толпу, мощным потоком текущую со стороны монастыря, и неожиданно для себя Клара угодила в самый ее центр. Стиснутой со всех сторон возбужденными взрослыми девочке не оставалось ничего иного, как беспомощно кружиться в людском водовороте.

Неожиданно толпа замерла на месте. Окружавшие ее люди что-то выкрикивали и подпрыгивали, словно хотели что-то разглядеть. Клара попыталась протиснуться вперед, но, налетев на крупного подростка, выронила свой узелок. Не успел он упасть на землю, как из толпы выскользнула чья-то грязная ручонка и, мигом сцапав его, стремительно втянулась обратно. Клара лишь успела разглядеть клочок обтрепанной юбки, босые ноги, а затем и свой узелок — в руках девчонки не старше ее самой.

Пригнувшись, она попыталась протиснуться сквозь толпу вслед за воровкой и едва не упала на пятачок свободной земли между двумя большущими башмаками. Вне себя от горя и беспомощности, Клара выпрямилась и в отчаянии огляделась по сторонам.

По щекам в три ручья текли слезы, и Клара подняла было руку, чтобы утереть их рукавом, но тут неожиданно пара огромных ручищ стиснула ее за талию и вознесла высоко над толпой. Девочка ахнула, слишком напуганная, чтобы закричать, но в этот момент она оказалась на широком левом плече человека в одежде преуспевающего ремесленника.

— Успокойся, малышка, — улыбнулся тот, — чего плакать почем зря? Отсюда тебе их будет видно, как на ладошке.

— Прошу вас, господин, — взмолилась Клара, — мне нужно к сестрам-монахиням. Прямо сейчас, не теряя ни минутки.

— Сестрицы простят, если ты, детка, малость припозднишься, — вновь усмехнулся мужчина. — Сейчас сквозь эту толпу никому не протолкнуться. Как только все закончится, я помогу тебе добраться куда надо.

Где-то впереди грянули фанфары, мигом заставив Клару позабыть о ее слезах и невзгодах. Возбужденные крики раздавались со всех сторон, а прямо перед ней, всего на расстоянии двух вытянутых рук, проехала пара мулов, везущих королевскую чету. До этого ей доводилось видеть его величество всего один раз, весной, когда он только что возвратился из Валенсии после долгого отсутствия и привез невесту, сицилийскую принцессу. Сейчас Клара видела королеву впервые. Ее величество ехала легко, держась прямо, словно стройный тополек. Она была такой же высокой и красивой, как мать Клары, и такой же изящной… за исключением торчащего живота. При виде подобного зрелища толпа взревела вновь, ибо Этот Самый Живот давал всему королевству наследника, способного занять трон и положить конец изнурительным гражданским войнам. На ней было платье зеленого цвета — такого мягкого оттенка, что Кларе показалось, будто оно соткано из морской воды.