Почувствовав прикосновение к своей ноге, Давид от удивления отпрыгнул, но уже в следующее мгновение взял себя в руки и сурово взглянул на собаку, которая, смущенно поджав уши, смотрела на него.

— Бурек, если ты еще раз так подкрадешься, получишь пинка. То же самое касается и тебя, Янник, — приветствовал Давид своего друга, как раз остановившегося рядом.

— Ты чертовски опоздал, — заявил Янник, мимоходом погладив пса по голове.

Он застегнул молнию на своей куртке до конца, и стоячий воротник закрывал его подбородок. Руки в карманах, голову втянул в плечи, словно вот-вот замерзнет. Но все было совсем не так: Янник считал такую позу выражением крутизны, хотя у Давида она вызывала ощущение, что он имеет дело со школьником.

Янник улыбнулся.

— Кроме того, от тебя все еще пахнет сексом и алкоголем — редкая смесь в последнее время.

— Знаю.

Давид еле сдерживался. Ему не нужно было смотреть на часы, чтобы знать, что он потерял много времени. По спине бегали мурашки, которых станет еще больше, если он не пойдет быстрее.

— Они тебя вздернут.

— Знаю! — отрезал Давид. — Но я уже ничего не могу исправить, верно?

Янник смущенно рассмеялся, пытаясь идти в ногу с Давидом.

— Прошлой ночью она привела их в бешенство, этих старых пердунов. Я еще и не проснулся толком, как они уже начали орать. Здорово, должно быть, вы потрахались, если я правильно понял. Как насчет коротенького отчета?

— Оставь меня наконец в покое! — отрезал Давид, но потом, прикрывшись козырьком бейсбольной кепки, негромко рассмеялся.

Янник, однако, не собирался скрывать от мира свою улыбку. Черты его лица были словно специально созданы для выражения хорошего настроения. Пока Давид размышлял об этом, вся веселость его улетучилась. В конце концов, они оба живут не в том мире, где можно безнаказанно бродить по улицам и болтать о своих эротических фантазиях. Хотя бесхитростный характер Янника располагал к этому, Давиду казалось, что он из озорства прыгнул на люк, который в любой момент может открыться. Когда в непрерывной череде фасадов зданий показалась их цель, больше всего ему хотелось ударить беззаботно ухмыляющегося Янника локтем в бок.

Хотя район располагался в стороне от главной магистрали города, здесь постоянно сновали автомобили. Только тротуары были пустынны — отличительная черта этого города, в котором почти никто не чувствовал желания прогуляться. Все предпочитали мариноваться в автобусах и метро, словно это могло нивелировать все неприятное. Но на той улице, куда направлялись Давид и Янник, необъяснимым образом стихало и дорожное движение. Она выглядела покинутой. Несмотря на бессчетное количество окон, мысль о том, что за ними кипит жизнь, казалась странной. Создавалось впечатление, что здесь есть только асфальт и каменная кладка. Даже небо выглядело серым, словно грязная побелка.

Они стояли перед городским дворцом, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Давид с недоверием осматривал здание: большинство строений в городе выглядели менее презентабельно, поскольку грязь и выхлопные газы оседали на фасадах подобно патине. Дворец, примыкавший с двух сторон к обычным домам со съемными квартирами, производил впечатление чужака, и каждый раз, оказываясь перед ним, Давид недовольно кривился. Застройщик, должно быть, страдал ностальгией и навязал архитектору свои расплывчатые представления о венецианском палаццо. В результате все это выглядело дурной шуткой. Медленно распадающейся шуткой, как свидетельствовала осыпающаяся штукатурка. С другой стороны, здание было окружено негативной аурой, слишком сильной даже для этого города. Сюда никто по своей воле не приходил.

— А ты таки опоздал, — сказал Янник, глядя на Давида. Тому с трудом удалось удержаться от грубого ответа.

Конечно, Янник прав. Давид вытер влажные ладони об джинсы.

— Не хочешь подождать меня внутри? — спросил он, направляясь к входу.

Янник только отмахнулся, сел на нижнюю ступеньку, посадил Бурека между колен и принялся скручивать сигарету. Давид бросил на него завистливый взгляд, поскольку друг не обязан был идти с ним, распахнул висящую на петлях дверь и исчез в темном холле.

— А, неудачник! — приветствовал его Малик, сидевший в фойе на стуле и листавший спортивный журнал. — Что за вечеринка вчера была? Его высочество ждет не дождется, когда можно будет вцепиться в тебя. Он приглашает тебя в зал для аудиенций. Надеюсь, у тебя найдутся достаточно веские оправдания. Но судя по тому, как ты пахнешь, об этом ты не думал.

Коротко кивнув, Давид поднялся по лестнице — точнее, по тому, что от нее осталось. В какой-то момент, видимо, решили охватить и внутренности дворца, но работы не были доведены до конца. У широкой лестницы, сердца этого здания, отсутствовали перила, а то, что некогда покрывало ступени, оставило на цементе только следы клея. Высокие стены в прошлом были божественно-голубыми, но кто-то совершенно бессистемно заляпал их красками — словно искал подходящую, но так и не нашел. Коридоры, фойе и лестница были в свое время наполовину готовы, но уже совершенно потеряли вид.

Давид вошел в зал для аудиенций, занимавший большую часть второго этажа, и с облегчением обнаружил, что там пусто. Эхо собственных шагов неприятно отдавалось у него в ушах. Благодарный за каждую минуту отсрочки, он огляделся по сторонам. Его вызывали сюда всего лишь несколько раз, и у него никогда не было возможности составить представление об этой большой полупустой комнате.

Несмотря на множество высоких окон, сюда попадало совсем мало света, поскольку расположенный напротив дом был выше дворца. По стенам дымчатого лавандового цвета тянулась оголенная проводка. Посреди зала стоял массивный стол, на котором было расстелено меховое покрывало с дырами от ожогов и пятнами грязи.

Чтобы бороться с прохладой, в помещении работал тепловентилятор. Воздух здесь был тяжелым из-за букета лилий, стоявшего у стены рядом с дизайнерской стереоустановкой. От сладковатого запаха разложения Давида тут же потянуло на рвоту. Его внимание привлекло одеяло, лежавшее скомканным в углу. Или прикрывавшее что-то. Давиду не хотелось знать наверняка. Чем дольше он находился здесь, тем сильнее докучал ему въедливый запах, пока он наконец не понял, что чувствует кое-что еще… что-то горелое.

В тот самый миг, когда Давид поймал себя на том, что медленно пятится к выходу, боковая дверь открылась и в комнату вошел Хаген. Не позволяя разобраться в том, что происходит у него в голове, он пристально рассматривал Давида. Потом закрыл дверь и остановился у стола. Он по-прежнему не отводил взгляда от Давида, замершего с глупым выражением лица и открытым ртом.

Через боковую дверь доносился голос женщины, которая что-то рассказывала. Очевидно, Амелия разговаривала по телефону, и Давид был ей за это крайне признателен. Вполне достаточно того, что он оказался отданным на растерзание плохому настроению Хагена, — от публики он готов был с удовольствием отказаться. Особенно если речь шла о спутнице его начальника, известной своими резкими комментариями.

Необычайно сильные пальцы Хагена прошлись по испачканному меху. Давид, не двигаясь, ждал первого хода своего визави. Но Хаген углубился в поглаживание меха, и чем дольше Давид смотрел на его руку, тем сильнее становились мурашки, бежавшие по спине. Словно кто-то гладил его. Кто-то, кто хотел возбудить его. Он раздраженно стиснул зубы и, когда Хаген наконец улыбнулся ему, едва сумел улыбнуться в ответ.

— Может быть, тебе холодно, Давид? Нет? Тогда почему бы тебе не снять куртку и не подойти ближе?

Баритон Хагена, как обычно, звучал слишком громко для ушей Давида, и при мысли о том, что нужно будет, приблизиться к этому человеку, внутри у него все сжалось. Вид Хагена, с его показной мужественностью — на лице щетина, темная одежда, сапоги из грубой кожи, — только подстегивал недоверие. Посмотрите-ка, казалось, говорил он, я такой порядочный, прирожденный вождь, прямолинейный и респектабельный, вы можете доверять мне! Но Давид ему не верил. Странный дворец и грязное меховое покрывало говорили о характере Хагена гораздо больше. Причем нечто такое, что Давид с трудом сумел бы облечь в слова.