Клавиши, клавиши. Чёрное, белое. В шахматы – да, на рояле – нет. Коряво потыкал одним пальцем:

До-ре-ми-до-ре-до, соль-фа-ми-ре-до.

Вздрогнули, да?! Во-о-от! А ещё раз?

До-ре-ми-до-ре-до, соль-фа-ми-ре-до.

Если не по нотам, если по-русски,то: а пошёл ты на хер! больше ничего!

После сорокого-рокового (Rh6!) все быстренько собрались и пошли на хер!

Вы понимаете намёк? Да, когда знаю, что это намёк. Так вот, обратите внимание, намёк! Как это понимать? Как намёк. До-ре-ми-до-ре-до, соль-фа-ми-ре-до.

Или всё же Абрам добьётся от «могучей кучки» того самого сорок первого?! Или так… Ждём. Покамест ещё ждём, Абрам. Не бойся.

Только дурак ничего не боится. Товарищ Крылатко кто угодно, только не дурак!

Однако бояться Князя?! Наркому юстиции?! Опасаться – иной коленкор. Постоянная предельная осторожность! И ни в коем случае не проявить подлинного отношения.

Князь, изволите ли видеть! У них там, в Сакартвело, каждый холодный сапожник – князь. С генеалогическим древом. На котором ночует, зацепившись хвостом.

Вот ни в коем случае не проявить, товарищ Крылатко! Сапожник мнителен и мстителен, как всякий убогий, в глубине души осознающий собственную убогость. (У Сапожника есть душа? Мы атеисты, гм!) И хочешь, не хочешь, товарищ Крылатко, придётся изображать.

Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство.Не каприз – указ! Нарком юстиции просто по должности обязан блюсти указ. Пусть ещё петровский– от 09.12.1709. Сто тридцать лет исполнилось, однако. Но ведь указ никто не отменял? Во всяком случае, наркому юстиции об этом ничего не известно. А он бы первым знал. Хотя бы просто по должности.

Так что – изображать. Терпеть Абрамчика.Раскатисто ржать над любой как бы шуткой. Вставлять идиотское «само собой» через слово…

Пожалуй, это мнимое косноязычие – наиболее мучительно. Если хотите знать, товарищ Крылатко прирождённый трибун! Ещё в детстве Цицерона штудировал, «Трактаты» Апулея наизусть цитировал! По бумажке – никогда! В словесной дуэли не кого-нибудь, а господина Временского перестрелял.Было, было! В канун Переворота, в Каменец-Подольске, на съезде фронтовиков. А господин Временский – оратор ого-го! Прозвище – Главноуговаривающий! А прапорщик Крыленко возьми да перестреляй:«Если приказ будет, я пойду в наступление, но убеждать своих солдат наступать не буду!». Отбрил! Камня на камне! Вспомнить приятно!

(Правда, перестрелял– не значит уничтожил.Вот Сапожника здесь не превзойти. Виртуоз! В том числе, спихивая с больной головы на здоровую.

Драпанул ведь, ссыльный, из Сольвычегодска – в женском платье!Местная учительница, дура сочувствующая, приготовила сарафан, платок на голову. Переоделся в женскоеи на лодке – через Вычегду, а там лесами, лесами… Картинка! Небритый-щетинистый – в платочке, кривые-волосатые ноги из-под задранного сарафана. Картинка! Смех смехом, но почему-то сей документальный факт никтоне помнит, не знает. Зато спустя восемь лет и по сию пору всепомнят, знают: Временский бежал из Питера от Сапожника сотоварищи в женском платье.Господин Временский до хрипоты, до рвоты тщится доказать из эмиграции: не было такого, не было! гнусная инсинуация! Оратор ого-го! Но кое-ктовиртуозно спихнул с больной головы на здоровую. Смирись, гордый человек. Ты уничтожен.)

Вот и товарищ Крылатко, прирождённый трибун, вынужден теперь тупо «самособойкать». Иначе Сапожник глянет мнительно, этак с прищуром. Говорун, да? Отличаешься умом и сообразительностью, да? Хочешь сказать, что лучше Князя можешь сказать? Допустим, не допустим!

Само собой, не допустим, Князь! Кто может сказать лучше Князя?! Никто! Ни в какое сравнение! Посмотрите, как он кует свою речь, как кованы его немногочисленные слова, какой полны мускулатуры!

Международные авантюристы и поджигатели войны потому по заслугам именуются международными авантюристами и поджигателями войны, что по самой сути своей являются поджигателями войны и международными авантюристами.

Златоуст! С-сапожник, сын сапожника!

И, конечно, редкостный ум! «А что думает по этому поводу товарищ Ляскер (Крылатко, Свершинский, Рэбия, Мракосовский)?» Я-то, профессор, знаю. Просто испытываю, насколько вы, студенты, подготовились.

Беспроигрышная манера, беспроигрышная! Снова с больной головы на здоровую! Если в дальнейшем – пан, то – онпан. Если в дальнейшем – пропал, то – не он,а эти…Ведь спрашивал их, советовался. У Князя, допустим, было совсем иное мнение, совсем не такое решение. Но разве мог он спецам не довериться?! Никак не мог. Он же не диктатор, всё коллегиально. И вот – результат! Плачевный, товарищи, результат. Не для Князя, конечно, плачевный. Для этих.Которые да пребудут в перманентном состоянии вины.Казнить или миловать – тут уж без сторонних советов, как-нибудь сам. И не сразу. Пусть этиподёргаются. До чего ж забавно дёргаются!

Гм. Аналогичный случай произошёл в Тамбове, как говорят в Одессе. То есть, само собой… (Тьфу ты, зараза! Хуже сыпняка! Хоть наедине с собой без «самособойканья»!) Разумеется,не в Тамбове, как бы там ни говорили в Одессе. Но что аналогичный, то аналогичный.

Карт-бланш, изволите ли видеть! Вот спасибочки, вот счастье-то, низкий поясной поклон!

И ведь что характерно? Знаешь заранее, ведь знаешь! И – ловишься! При всей декларированной предельной осторожности. Поймался, руководитель всесоюзной шахматной?! Ну… да. И ловишь себя на том, что уже дёргаешься: час от часу не легче!

Гм. Час от часу. Пунктуальность на грани абсурда – есть такое. Цейтнот и товарищ Крылатко – нонсенс. Вечно на флажке,но всегда успевал. А тут…

Тут, на Дальней даче, в дюжине вёрст, у пруда, посреди английского парка – сидишь в машине, чтобы не стоять над душой у синклита. («Я тогда в машине пока посижу…»). Сквозь лобовое отрешённо пялишься на пульсирующий родник, грот с львиной головой. И нервом слышишь, как убывает журчащее время – толчками.

Само собой (тьфу, зараза!), можно бесконечно смотреть на то, как течёт вода. Но – цейтнот.

И ведь не поторопишь синклит! (По Сапожнику – «могучая кучка». Товарищ Крылатко предпочтёт «синклит».) Спешка уместна при ловле блох, не в шахматах. Если на каждый возможныйход уделять по минуте, сорок тысяч дней и ночей надобится – для исчерпания всех 208 089 907 200 вариантов расположения фигур на доске. Вы что! Торопиться не надо, торопиться не надо. Вам, товарищ нарком, шахматы или ехать?

Положим, шахматы. Но и ехать. Сорок тысяч дней и ночей – и думать забудь, синклит. Помни про флажок!Не забыл про флажок,синклит?

Не стойте над душой. Синклит не забыл. Синклит думает. Немедленно ощетиниваясь: «Сами знаем, что задача не имеет решения. Мы хотим знать, как её решать». Отстаньте. Они думают. Сибиряк Измайлов, товарищи Лилиендаль с Флёром. И примкнувший к ним Ляскер.

Сумасшедший дом! Друг с другом почти не разговаривают. Им некогда разговаривать. Они думают. Они думают всё время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. А мысли разваливаются и, самое главное, вильнув хвостиком, исчезают. И снова надо всё обдумать, понять, наконец, что же случилось, почему стало всё плохо, когда раньше всё было хорошо – до сорокового Rh6!

Может, и он на что сгодится? Всё-таки руководитель всесоюзной шахматной…

– Вы, конечно, очень милы, товарищ нарком, но будете просто очаровательны, если уйдёте.

Нет, право, Измайлов несносен! Вы же понимаете, товарищ нарком, всего лишь цитата, ничего личного. Мы же с вами понимаем, товарищ нарком?

Допрыгается, фрондёр! Золотое правило: Ходом считать передвижение фигур по доске, а не любые слова, которые это перемещение сопровождают.И не в одних только шахматах… Сам сформулировал, и сам же язык распускает, дурак-сибиряк! Каждое слово пишется! Ещё б Сапожнику процитировал: Вы, конечно, очень милы… Впрочем, с дурака станется. Дальше Сибири не сошлют, напугали сибиряка ссылкой! Фрондёр ты, фрондёр! Если б ссылка – самое худшее из всех зол, самое суровое из возможного…