"Не плачьте обо мне, не горюйте, я живу во дворце у ведьмы лесной, чуда курносого да остроухого, как королевич; саму ее не вижу и не слышу, а пишет она ко мне на стене беломраморной словесами огненными; и знает она все, что у меня на мысли, и в ту же минуту все исполняет, и не хочет она называться госпожой моей, а меня называет господином своим".

Не успел письмо написать и печатью припечатать, как пропало письмо из рук и из глаз, словно его тут и не было. Заиграла музыка пуще прежнего, на столе явились яства сахарные, питья медвяные, вся посуда золота червонного. Сел он за стол веселехонек, хотя сроду не обедал один-одинешенек; ел он, пил, прохлаждался, музыкою забавлялся. После обеда, накушавшись, опочивать лег; заиграла музыка потише и подальше — по той причине, чтоб ему спать не мешать.

После сна встал он веселешенек и пошел опять гулять по садам зеленым, потому что не успел он до обеда обходить и половины их, наглядеться на все их диковинки. Все деревья, кусты и цветы перед ним, будто перед эльфом, преклонялися, а спелые плоды — груши, персики и наливные яблочки — сами в рот лезли. Походив время немалое, почитай вплоть до вечера, воротился она во свои палаты высокие, и видит: стол накрыт, и на столе яства стоят сахарные и питья медвяные, и все отменные.

После ужина вошел он в ту палату беломраморную, где читал он на стене словеса огненные, и видит на той же стене опять такие же словеса огненные:

"Доволен ли господин мой своими садами и палатами, угощеньем и прислугою?"

И возговорил голосом радостным молодой сын купеческий, красавец писаный:

— Не зови ты меня господином своим, а будь ты всегда моей доброй госпожой, ласковой и милостиввой. Я из воли твоей никогда не выступлю. Благодарствую тебе за все твое, угощение. Лучше твоих палат высоких и твоих зеленых садов не найти на белом свете: то и как же мне довольным не быть? Я отродясь таких чудес не видывал. Я от такого дива еще в себя не приду, только боюсь я почивать один; во всех твоих палатах высоких нет ни души.

Появилися на стене словеса огненные:

"Не бойся, мой господин прекрасный: не будешь ты почивать один, дожидается тебя твой слуга верный; и много в палатах душ, а только ты их не видишь и не слышишь, и все они вместе со мною берегут тебя и день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути, не дадим и пылинке сесть".

И пошел почивать в опочивальню свою молодой сын купеческий, красавец писаный, и видит: стоит у кровати его слуга верный из дома отеческого, и стоит он чуть от страха жив; и обрадовался он господину своему, и целует его руки белые, обнимает его ноги резвые. Господин был ему также рад, принялся расспрашивать про батюшку родимого, про братцев своих старших и про всю прислугу; после того принялся сам рассказывать, что с ним в это время приключилося; так и не спали они до белой зари.

Так и стал жить да поживать молодой сын купеческий, красавец писаный. Всякий день ему готовы наряды новые, богатые, и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякий день угощенья да веселья новые, отменные: катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи по темным лесам; а те леса перед ним расступалися и дорогу давали ему широкую, широкую и гладкую. И стал он рукодельем заниматися, рукодельем любимым: печь пироги черничные, кренделя хрустящие да булки с изюмом. Стал посылать подарки батюшке родимому, а и самый вкусный каравай подарил своей хозяйке ласковой, чуду синекожему. А и стал он день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своей хозяйке милостивой и читать на стене ее ответы и приветы словесами огненными.

Мало ли, много ли тому времени прошло: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — стал привыкать к своему житью-бытью молодой сын купецкий, красавец писаный; ничему он уже не дивуется, ничего не пугается; служат ему слуги невидимые, подают, принимают, на колесницах без коней катают, в музыку играют и все его повеления исполняют. И возлюблял он свою госпожу милостивую день ото дня, и видел он, что недаром она зовет его господином своим, и что любит она его пуще самой себя. И захотелось ему её голоса послушати, захотелось с ней разговор повести, не ходя в палату беломраморную, не читая словесов огненных на стене магической.

Стал он её о том молить и просить; да ведьма лесная, чудо длинноногое, не скоро на его просьбу соглашается, испугать его своим голосом опасается; упросил, умолил он свою хозяйку ласковую, и не могла она ему супротивной быть, и написала она ему в последний раз на стене беломраморной словесами огненными:

"Приходи сегодня во зеленый сад, сядь во свою беседку любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и скажи так: "Говори со мной, моя верная рабыня".

И мало спустя времечка побежал молодой сын купецкий, красавец писаный, во сады зеленые, входил во беседку свою любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и садился на скамью парчовую; и говорит он задыхаючись, бьется сердечко у него, как у пташки пойманной, говорит таковые слова:

"Не бойся ты, госпожа моя, добрая, ласковая, испугать меня своим голосом: после всех твоих милостей не убоюся я и рева звериного; говори со мной не опасаючись".

И услышал он, ровно кто вздохнул за беседкою, и раздался голос страшный, дикий и зычный, хриплый и сиплый, да и то говорил он еще вполголоса. Вздрогнул сначала молодой сын купецкий, красавец писаный, услыхав глас ведьмы лесной, чуда синекожего, только со страхом своим совладал и виду, что испугался, не показал, и скоро слова ее ласковые и приветливые, речи умные и разумные стал слушать он и заслушался, и стало у него на сердце радостно.

С той поры, с того времечка пошли у них разговоры, почитай, целый день — во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высоких. Только спросит молодой сын купецкий, красавец писаный:

— Здесь ли ты, моя добрая, любимая госпожа?

Отвечает лесная ведьма, чудо длинноногое:

— Здесь, господин мой прекрасный, твоя верная рабыня, неизменная подруга".

И не пугается он ее голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что конца им нет.

Прошло мало ли, много ли времени: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — захотелось молодому сыну купецкому, красавцу писаному, увидеть своими глазами ведьму лесную, чудо остроухое да курносое, и стал он ее о том просить и молить. Долго она на то не соглашается, испугать его опасается, да и была она такое страшилище, что ни в сказке сказать, ни пером написать; не только гномы, эльфы, люди, но даже орки с троллями ее завсегда устрашалися и в ужасе разбегалися. И говорит ведьма седовласая, чудо синекожее, таковые слова:

— Не проси, не моли ты меня, господин мой распрекрасный, красавец ненаглядный, чтобы показала я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное. К голосу моему попривык ты; мы живем с тобой в дружбе, согласии друг с другом, почитай, не разлучаемся, и любишь ты меня за мою любовь к тебе несказанную, а увидя меня, страшную и противную, возненавидишь ты меня, несчастную, прогонишь ты меня с глаз долой, а в разлуке с тобой я умру с тоски".

Не слушал таких речей молодой купецкий сын, красавец писаный, и стала молить пуще прежнего, клясться, что никакого на свете страшилища не испугается и что не разлюбит он свою госпожу милостивую, и говорит ей таковые слова:

— Если ты стар человек — будь мне бабушка, если сере?дович — будь мне тетушка, если же молода ты — будь мне названой сестрой, и поколь я жив — будь мне сердечной подругой.

Долго, долго лесная ведьма, чудо ушастое, не поддавалась на такие слова, да не могла просьбам и слезам своего красавца супротивной быть, и говорит ему таково слово:

— Не могу я тебе супротивной быть по той причине, что люблю тебя пуще самой себя; исполню я твое желание, хотя знаю, что погублю мое счастие и умру смертью безвременной. Приходи во зеленый сад в сумерки серые, когда сядет за лес солнышко красное, и скажи: "Покажись мне, верная подруга!" — и покажу я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное. А коли станет невмоготу тебе больше у меня оставатися, не хочу я твоей неволи и муки вечной: ты найдешь в опочивальне своей, у себя под подушкою, мой золот перстень. Надень его на правый мизинец — и очутишься ты у батюшки родимого и ничего обо мне николи не услышишь.