Но ведь общество — это люди. Не удивительно поэтому, что Чехов все более требовательно относится к своим современникам, к их взглядам, к их общественным позициям. В «Дуэли» он показывает не только бесчеловечность и несостоятельность деспотических, антигуманных взглядов зоолога, но и неприглядную жизнь Лаевского. Накануне дуэли, в минуту прозрения, с отвращением оглядывая свое прошлое, Лаевский приходит к заключению, что «…он… не участвовал в общей жизни людей, был равнодушен к их страданиям, идеям, религиям, знаниям, исканиям, борьбе… но сделал людям ни на грош, а только ел их хлеб, пил их вино, увозил их жен, жил их мыслями и, чтобы оправдать свою презренную, паразитную жизнь… всегда старался придавать себе такой вид, как будто он выше и лучше их. Ложь, ложь и ложь…». С особой силой подобная позиция обличается в «Палате № 6». Жизнь доктора Рагина, которая с наибольшей полнотой воплощает политику невмешательства и приспособленчества, оценивается в повести, как прямое пособничество злу. Его философская доктрина — своеобразный конгломерат модных в те годы веяний от толстовства до наиболее реакционных сторон учения стоиков — объявляется устами Громова антидемократической и нежизнеспособной. Вместе с тем в повести утверждается, что в истории человечества извечно «…прогрессируют… борьба, чуткость к боли, способность отвечать на раздражение…».
«Палата № 6» явилась выражением крепнущей ненависти Чехова к общественному застою в русской жизни, к тому, что он еще в конце восьмидесятых годов называл «азиатчиной». «Нет, сударь, — говорит Громов в ответ на разглагольствования Рагина, — это не философия, не мышление, не широта взгляда, а лень, факирство, сонная одурь…» Русскому человеку, по мнению Чехова, необходимо прежде всего сбросить с себя эту сонную одурь, «совлечь с себя азиата». «Ему нужны… желания, темперамент. Надоело кисляйство», — заявляет он в одном из своих писем 1894 года.
Вера Чехова в прогрессивное развитие человеческого общества крепла из года в год. Никогда еще до этого не рисовал писатель такой мрачной картины, как в «Палате № 6», однако, потому что вся повесть была, как соком, пропитана мыслями о противоестественности подобной жизни, о высших целях человеческого бытия, она чужда настроениям пессимизма и безысходности. Последующие произведения Чехова все очевиднее выявляли этот его исторический подход к восприятию современной действительности. Чем глубже, чем беспощаднее обличал он социальное зло, тем сильнее и убежденнее звучала в них мысль о грядущем торжестве справедливости, правды и красоты в жизни людей.
Однажды Чехов получил от знакомого писателя письмо, в котором тот, рассказывая один нелепый трагический случай, делал в связи с этим весьма пессимистические общие выводы. Чехов ответил ему так: «Мне всегда казалось, что Вы не справедливы к современной жизни, и всегда казалось, что это проходит болезненной судорогой по плодам Вашего творчества и вредит этим плодам… Я далек от того, чтобы восторгаться современностью, но ведь надо быть объективным, насколько возможно справедливым. Если теперь нехорошо, если настоящее несимпатично, то прошлое было просто гадко».
Чеховская идея прогрессивного общественного развития из года в год не только крепла, но и непрерывно пополнялась конкретным социально-историческим содержанием, чутко отражала существенные сдвиги в общественной атмосфере России. Развитию этого процесса во многом способствовала жизнь писателя среди народа.
Значительное ухудшение здоровья, острая неудовлетворенность всем укладом жизни в Москве, которую он почувствовал после возвращения с Сахалина, тяга к повседневному общению с народом заставили Чехова покинуть Москву. В 1892 году, купив в долг небольшое имение в подмосковном селе Мелихове, Чехов переезжает туда с семьей на постоянное жительство. Здесь он пробудет до 1898 года, когда дальнейшее обострение туберкулезного процесса вынудит его переселиться в Ялту. Активная земская деятельность и заботы о народном образовании, работа в качестве врача в особенности, не говоря уже о повседневном общении с мелиховскими мужиками, — все это вооружало Чехова превосходным знанием положения дел в деревне, обогащало огромным запасом наблюдений, давало бесценный материал для размышлений и выводов. Повести «Мужики» и «Моя жизнь», а позже повесть «В овраге» явились итогом этих наблюдений и размышлений.
Чехов нарисовал потрясающую картину темноты, нищеты, идиотизма деревенской жизни… Однако тут же он объяснял общественно-политические причины этих явлений и утверждал нравственные основы народной жизни. Пожив среди мужиков, Мисаил Полознев думает: «В самом деле, были и грязь, и пьянство, и глупость, и обманы, по при всем том, однако, чувствовалось, что жизнь мужицкая, в общем, держится на каком-то крепком, здоровом стержне. Каким бы неуклюжим зверем ни казался мужик, идя за своею сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь к нему поближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и очень важное, чего нет, например, в Маше и в докторе, а именно, он верит, что главное на земле — правда и что спасение его и всего народа в одной лишь правде».
Чехов выступал здесь как продолжатель коренной традиции русской литературы — ее народности. Однако эта традиция была решительно освобождена им от народнических наслоений. В отличие от народников, Чехов не идеализирует ни крестьянский труд, ни патриархальные пережитки в мужицкой жизни, ни пресловутую «власть земли». Его вера в нравственные начала народной жизни неотрывна от убеждения, что всесторонний социальный и культурный прогресс призван смести темные стороны крестьянской жизни и что именно на этом пути раскроются духовные богатства русского человека.
Повесть «Мужики» — свидетельство дальнейшего развития чеховских гуманистических взглядов. Художественное исследование реального положения дел в деревне укрепляло веру писателя в человека. Это и позволяло ему бесстрашно рисовать жизнь такой, какова она есть. Жизнь среди народа имела и другие существенные последствия.
Все глубже вникая в противоречия социальной действительности, чутко вслушиваясь в пульс современной общественной жизни, Чехов непрерывно обогащает, социально и политически уточняет такие фундаментальные основы своего творчества, как попятил о человечности, справедливости, правде а красоте.
Прежде всего писатель отметает всякого рода фальшивки, всякие подделки под них. Забота фон Корена о справедливости, об интересах человеческого общества при ближайшем рассмотрении оказывается одной из разновидностей деспотизма и бесчеловечности, отрицательно оценивается в конечном счете незлобивость и покладистость доктора Рагина. Философские теории при этом поверяются элементарной человечностью, а декларируемая человечность — реальным содержанием теоретического построения. Основным критерием оценки того и другого все в большей и большей мере выступает отношение героев к современной исторической обстановке, к реальному положению народа в современном обществе. Одна из героинь рассказа «Дом с мезонином» является, казалось бы, воплощением красоты и справедливости. Однако, как выясняется, все это лишь видимость. Посвятив себя земской общественной деятельности, она не знает и не хочет знать подлинных интересов и нужд народа. Узость ее мышления неотделима от ее деспотической самоуверенности и черствости, которые рушат счастье художника и Мисюсь.
В повести «Моя жизнь» доктор Благово много говорит о прогрессе, но при этом с презрением отзывается о народе, о его насущных нуждах и интересах. И вновь эта особенность взглядов героя неразрывно связана с его эгоизмом и бессердечием в повседневной жизни. Повесть так и строится, что бесчеловечность Благово в отношении полюбившей его девушки — сестры Мисаила Полознева — оказывается лишь частным проявлением жестокости его буржуазно-прогрессистских воззрений, а в более широком плане — той жестокости и несправедливости, которую повседневно наблюдает и ощущает в своем родном городе Мисаил Полознев. Не удивительно, что однажды и губернатор, и жандармы, стоящие на страже существующих порядков, и мясник Прокопий, убежденный, что всяк должен знать свое место, и Благово с его философствованиями сливаются в сознании Мисаила воедино с залитой кровью городской бойней, на которой он побывал как-то вместе с мясником.