— Боюсь, моей жене нездоровится и она не сможет поехать сегодня в гости.
Дворецкий посмотрел на него с вежливым недоумением:
— И самом деле, милорд? Час назад она вызвала к себе горничную, чтобы та помогла ей одеться.
— Ах вот как! Замечательно! — буркнул Куинн, стараясь не показывать, что ему стало легче от этого известия.
— Извините меня, милорд, если, я позволяю себе лишнее, но должен сказать, что все слуги просто очарованы вашей супругой. Во время пожара она вела себя превосходно!
Куинн резко развернулся к дворецкому:
— В каком смысле?
— Она распоряжалась на удивление толково и хладнокровно, милорд.
— Жаль, что меня здесь не было, — вздохнул Куинн.
Поневоле он снова почувствовал себя мальчиком, который признается в чем-то единственному своему союзнику в родительском доме.
— Если позволите мне высказать свое мнение… — начал Максуини, но тут же замолчал.
На лестнице показалась Эзме в вечернем платье и плаще. Прическу она сделала проще, чем в прошлый раз: волосы гладко зачесала назад, почти как в Лондоне, хотя на лбу и на висках плясали задорные кудряшки. Как и раньше, из украшений на ней были лишь простые жемчужные серьги и жемчужное колье; подол платья, который выступал из-под плаща, был украшен всего двумя рядами рюшей. Но даже, в самом простом наряде она была прекраснее любой красавицы, разодетой по последней моде… Нет, еще прекраснее, потому что никакой наряд не сравнится с блеском умных глаз, с полнотой алых губ, которые способны так страстно целовать.
Куинн старался прогнать неуместные мысли. Пора забыть о том, что он чувствовал, сжимая Эзме в объятиях и целуя ее!
Так он внушал себе, пока они ехали к леди Эльвире. Наконец, они прибыли, и настроение у него сразу испортилось. Редко доводилось ему видеть такую безвкусную обстановку!
Едва они вошли в гостиную, как Куинна окликнул знакомый голос, и он помрачнел еще больше. Рамсли! Зачем только леди Эльвира приглашает к себе этого напыщенного дурака? До сих пор ему удавалось держать Рамсли вдали от Эзме! К сожалению, Рамсли явился не один — с ним пришла группа таких же разряженных и напыщенных молодых щеголей.
С широкой улыбкой на круглом веснушчатом лице Рамсли остановился перед ними и жестом подозвал своих спутников, которые уже успели изрядно набраться.
— Дорогая, позволь представить тебе Дугала Максадерланда, лорда Рамсли из Тарна, — нехотя представил своего приятеля Куинн, после того как Рамсли поклонился. — Рамсли, моя жена.
— Очарован, совершенно очарован! — пропел Рамсли, поднося руку Эзме к губам. — Клянусь Богом, Дубхейген, вы настоящий счастливчик!
Куинн плотно сжал губы, а Эзме широко улыбнулась и захлопала глазами.
— Рада познакомиться с вами, лорд Рамсли! — ответила она.
— Мне еще приятнее познакомиться с вами, миледи! Вы еще красивее, чем говорит молва!
Эзме хихикнула; Куинн взял ее под локоть. Пусть он сам не рискует оставаться с ней наедине, но сейчас он может увести ее подальше от назойливого Рамсли.
— Извините нас, Рамсли, мне нужно кое-что обсудить с графом Данкоумом, — бросил он, ведя Эзме к пожилому джентльмену, который расположился в углу.
Катриона, как всегда, сидела рядом с отцом.
Эзме не возражала, когда Куинн увел ее от Рамсли и его приятелей. Все они беззастенчиво глазели на нее, словно раздевая взглядами. Но, едва дотронувшись до теплой руки Куинна, она сразу вспомнила, как трепетала в его объятиях. Напрасно она вообще согласилась ехать с ним в гости! Надо было сослаться на головную боль и остаться дома… Возможно, ей все же придется вернуться в Лондон, хотя очень не хочется признавать свое поражение… И все же, если рядом с Куинном она не в состоянии сдерживать свои желания, нужно держаться от него подальше, даже если придется разочаровать Джейми.
Приблизившись к графу, Куинн наклонился и громко спросил:
— Могу ли я спросить вашего совета по поводу закладных? Я хочу разумно распорядиться своими капиталами. Ведь вы заключаете такого рода сделки?
— Да, но… едва ли в гостях прилично говорить о деньгах, — ответил граф, беспокойно ерзая на месте и косясь на дочь.
Катриона в платье из бледно-зеленого шелка с темно-зелеными атласными лентами по подолу и корсажу, с узкими рукавами, которые подчеркивали ее изящные, грациозные руки, выглядела чудесно. Правда, многие гостьи не уступали ей в нарядах. Оглядев гостей, Эзме отметила, что ни один мужчина не сравнится красотой с Куинном.
— По-моему, мы сможем уединиться в библиотеке. Там же найдется и бренди, — сказал Куинн.
Графа его предложение как будто обрадовало.
— Великолепная мысль! В библиотеке нам никто не помешает!
Куинн и Катриона помогли графу встать.
Глядя вслед графу и Куинну, Эзме снова поразилась гибкой кошачьей грации, с которой двигался ее так называемый муж. Проводив отца до библиотеки, Катриона вернулась в гостиную и тут же забилась в угол — как будто хотела спрятаться от остальных.
— Что-нибудь случилось? — спросила Эзме, подходя к ней.
— Нет, ничего, — ответила Катриона, играя шнуром своего веера.
Ее беспокойство было очевидно. Эзме поверила, что Катриона Макнэр в самом деле страдает. Но ведь и Джейми страдал — причем из-за нее!
— Извините, если встревожила вас, — тихо продолжала Катриона. — Решила посидеть в уголке, только и всего. Здесь столько любителей посплетничать, а после того как Джейми… — Она вспыхнула и с трудом продолжала: — Обо мне ходило столько слухов, что хватит на всю жизнь!
Эзме Всегда презирала Катриону за то, что из-за нее им с Джейми пришлось покинуть Эдинбург. Ей и в голову не приходило, что остаться и терпеть сплетни и шепот за спиной гораздо мучительнее.
— Лучшего человека, чем ваш брат, я не встречала и вряд ли когда-нибудь встречу, — продолжала Катриона, пристально глядя на Эзме глазами, полными печали.
И Эзме подумала: «Что, если Катриона до сих пор любит Джейми?»
Неужели она совершенно неверно судила об этой девушке?
Если дочь графа Макнэра искренне любила Джейми и, несмотря на прошедшие годы сохранила в сердце это чувство, почему она бросила ее брата? Неужели отец в самом деле обладает над ней такой властью? Чтобы не огорчать его, она предпочла расстаться с любимым…
Выходит, она выбрала разлуку с любимым, чтобы не огорчать отца? Значит, она настолько предана ему? Если так, то, наверное, Катриона в самом деле продолжает любить ее брата, просто ей пришлось отказаться от него…
У Эзме закружилась голова. Неужели такая судьба ждет и ее?
— О чем шепчутся две самые красивые женщины в Эдинбурге? — спросил лорд Рамсли, подходя к ним.
За ним следовали четверо его закадычных дружков — они явно пили, не переставая, уже не один час подряд, у всех были красные глаза и носы.
— Извините нас, лорд Рамсли, — начала Эзме, шагнув ему навстречу.
Рамсли преградил ей путь.
— Прошу, позвольте мне представить вам своих друзей. Им всем не терпится познакомиться с вами! — воскликнул Рамсли и, не дав ни Эзме, ни Катрионе ответить, продолжал: — Это лорд Лакбракен, лорд Эстертон и достопочтенный Джордж Тиннет.
Трое молодых людей не слишком ловко поклонились, а лорд Эстертон, весивший гораздо больше, чем полагалось при его росте, заплетающимся языком произнес:
— Ош-шень рад, дамы, ош-шень рад.
— А теперь прошу нас простить.
Эзме снова шагнула вперед, собираясь, если придется, растолкать назойливых пьяниц.
Но Рамсли снова преградил ей путь. Чтобы не столкнуться с ним, ей пришлось попятиться.
— Куда же вы? Мы очень хотим с вами побеседовать!
— А мы не желаем разговаривать с вами, — парировала Эзме, хватая Катриону за руку.
— Во имя всего святого, что вы здесь вытворяете?!
Эзме в жизни так не радовалась Куинну. Следом за ним к Рамсли и его друзьям подошел пылающий негодованием мистер Макхит.
Подвыпившие лорды неуклюже расступились. Рамсли не двинулся с места.
— Я с ними просто разговаривал! — воскликнул он.