— Елена, как я рад. — Он поцеловал ее в щеку. — Останешься ужинать?

— Очень жаль, но не смогу. — Она внимательно вглядывалась в брата, недовольно поджав губы. — Ты слишком много работаешь, Алекс. А что касается моей невестки… — Лори, неподвижно стоявшая в стороне, вздрогнула и, опомнившись, вновь растянула губы в улыбке. — Как тебе не стыдно, почему она такая бледная, такая изможденная? Если только — она быстро перевела взгляд с него на нее, и внутри у Лори все сжалось, когда она поняла, что за этим неизбежно последует, — мы не ждем маленького Алессандро.

Лори судорожно сжала руки и бросила на Алекса взгляд, исполненный немой мольбы.

— Я попала в точку? — Елена расплылась от восторга, неправильно истолковав явную неловкость невестки. — О, мама будет так счастлива! С самой свадьбы она только…

— Жаль разочаровывать тебя, Елена, — вкрадчивый голос Алекса пресек ее радостную болтовню. Он обвил рукой Лори, прижав ее к себе. — Но пока не ожидается никакого маленького Алессандро. По крайней мере, пока, да, дорогая?

Развернув Лори лицом к себе, он легонько поцеловал ее в губы. Она знала, что делает он это ради нее — впрочем, ради себя тоже, но не смогла ответить поцелуем на поцелуй.

После того как они попрощались с Еленой, рука Алекса, державшая ее за талию, безжизненно упала, словно была сделана из расплавленного стекла. Он взялся за кейс-атташе.

— На ужин придет наш коммерческий директор, — он говорил отрывисто. — Мне надо обсудить с ним кое-какие дела, боюсь, это продлится допоздна, так что спать я лягу в комнате для гостей.

— О, но ничего страшного…

— А завтра рано утром я улетаю в Париж.

— В Париж? Ты мне ничего не говорил.

— Разве? — коротко отозвался он. — У меня там назначено несколько деловых встреч, это займет не один день.

Лори попыталась что-то сказать, но голос изменил ей.

Алекс повернулся было, чтобы уходить, но остановился.

— Что?

— Нет, ничего. Хотя… Ты едешь в Париж один?

Он слегка сдвинул брови.

— В Париж? Разумеется, а что?

— Да нет, так просто спросила.

Алекс, пожалуйста, не смотри на меня так. Я люблю тебя. Неужели ты не понимаешь, неужели не видишь этого?

Но он уже выходил из комнаты, и дверь кабинета захлопнулась за ним. Она все равно не смогла ничего произнести: слова застряли бы у нее в горле…

На следующее утро, даже не спускаясь вниз, Лори поняла, что он уже уехал. Она долго лежала в постели, но наконец уселась на кровати, скрючившись и обхватив руками колени. Это начало: Алекс прокладывает между ними непреодолимую полосу отчуждения. Прошлой ночью они впервые не спали вместе, а сегодня он уехал, ни на секунду не задумываясь о том, что она, может быть, тоже желает поехать вместе с ним в Париж. В этом заключалась жестокая ирония судьбы: предсказания Джеймса сбывались, и даже гораздо быстрее, чем на это можно было надеяться. Если бы только…

Джеймс! Ко всем ее переживаниям прибавились мысли о том, что делать с ним, честно пекущимся о ее освобождении. При этом ее пронзило ощущение нестерпимой вины, и она закусила губу, словно от физической боли, а глаза ее наполнились слезами.

Но придется обо всем ему рассказать. Как бы ни сложились их отношения с Алексом — даже если он прогонит ее — она не сможет вернуться к Джеймсу. Это будет для него жестоким ударом, но еще более подло — выйти за него замуж и знать, что она не любит его и что никогда в жизни не сможет полюбить никого другого, кроме Алекса. Она напишет ему — сегодня же — в надежде, что он все поймет и простит.

А Алекс? Вдруг уже слишком поздно? Она, конечно, может признаться ему, как только он возвратится. «Алекс, — скажет она, — какой я была глупой…» А что, если Алекс встретит ее слова с тем же холодным безразличием, которое он теперь постоянно демонстрирует в ее присутствии? Этого она не вынесет.

«Рано или поздно ты приползешь ко мне на коленях». Неужели так и будет? Нет. Он лишь еще сильнее запрезирает ее или, что еще хуже, снизойдет и небрежно овладеет ею. Но как открыться ему? Лори кусала губы, бесцельно блуждая глазами по комнате.

И тут взгляд ее упал на висящую на стене картину. «Знаешь, Лори, ты очень похожа на боттичеллевскую Примаверу».

Может, это и есть ее единственный шанс? Сердце ее отбивало барабанную дробь. Она любовалась изображенной на картине фигурой. Затем, вскочив с кровати, бросилась к телефону и принялась лихорадочно листать записную книжку. Вот — синьорина Джаннини, портниха. Лори вздохнула поглубже и слегка дрожавшей рукой набрала номер.

Лори сидела за туалетным столиком, склонив вперед голову, и сражалась с застрявшей на полпути молнией, когда хлопнула дверь и она услышала быстрые шаги вверх по лестнице. Алекс. Наконец-то. Внутри у нее все сжалось сперва от облегчения, затем — от тревоги, и она нервно провела языком по губам. Как он себя поведет?

Когда дверь распахнулась и он вошел, руки у нее окаменели. Алекс снял галстук и потянулся к верхней пуговице рубашки. Лори была вне поля его зрения, так что он поначалу не заметил ее присутствия. Но вот он на мгновение замер на месте, затем медленно пересек комнату и встал у Лори за спиной, глядя на ее отражение в зеркале.

— Здравствуй, Алекс, — негромко произнесла она. — Я думала, ты уже не приедешь на мой день рождения.

— А я приехал. — Он продолжал глядеть ей прямо в глаза, Лори чувствовала, как румянец выступает у нее на щеках, но взгляда отвести не могла. — Вылет из Праги задерживался.

— Из Праги? — Она непонимающе уставилась на него.

— Разве Ольга не передала тебе мою телеграмму? — Голос его звучал отстраненно, словно мысли его блуждали где-то далеко, далеко.

— Да-да, конечно.

На самом деле, когда экономка передала ей безликое лаконичное послание секретарши Алекса, что прямо из Парижа он направляется в Восточную Европу, Лори поднялась к себе наверх и долго плакала. Он не может выносить ее близости, настолько она ему противна. Она едва не позвонила синьорине Джаннини, чтобы отменить заказ.

Алекс продолжал сохранять внешнее спокойствие, но она не могла не ощущать, как он внутренне напряжен. Возможно, в душе он смеется над ее жалкой попыткой добиться понимания, но старается не показать этого. Но сегодня все-таки день ее рождения, он не должен быть таким жестоким.

Вздохнув поглубже, чтобы унять нервную дрожь, Лори улыбнулась ему и слегка склонилась вперед, потупив глаза.

— Не мог бы ты застегнуть мне молнию? Ткань такая тонкая, боюсь порвать ее.

— Не шевелись. — Она почувствовала, как его пальцы отодвигают волосы с ее шеи.

— Это платье сшила синьорина Джаннини. — Как бы она хотела, чтобы голос ее не так дрожал. — Правда, потрясающе?

— Встань, чтобы я мог как следует разглядеть его. — Его язык, видимо, тоже почти — совсем чуть-чуть — отказывался повиноваться ему.

Лори медленно поднялась, и длинный водопад усыпанного цветами воздушного муслина упал к ее босым ступням.

— Мне повезло. — Опять эта легкая дрожь в голосе. — У нее нашелся этот материал. Не точно такой, я хочу сказать, как на картине, — добавила она на случай, если он не понял скрывающегося подо всем этим подтекста, — но очень похож. Видишь, она нашила цветы, и если я распущу волосы, то, по-моему…

— Молчи, — хрипло произнес Алекс, и Лори охватил восторг, когда она поняла, что разглядывает он не само чудо портняжного искусства, а то, как оно облегает ее тело, подчеркивая высокую грудь, изящную линию бедер, длину стройных ног. Он стоял и смотрел на нее, во взгляде его ничего невозможно было прочесть, но Лори заметила, что легчайший румянец заиграл на его щеках.

— Этот вырез просто восхитителен. — Подняв руку, он потрогал кружевной краешек декольте, ощутив сквозь муслин тепло его кожи, она на мгновение прикрыла глаза. — Он обрамляет твое лицо, словно нежный цветок. — И он провел рукой по ее губам.

— О Алекс! — Лишь пальцами он смог ощутить легчайший выдох, но этого было достаточно.