— Вот еще, не выдумывай, — возразил Жюль. — Я не могу позволить женщине ютиться на диване. Ложись и не переживай за меня.

Одри прошла в бордово-золотой будуар, сняла со своей кровати пушистое покрывало и одну из подушек. Жюль отнес их в гостиную, бросил на диван и сообщил:

— Королевское ложе. Я здесь отлично высплюсь. Ты мне еще завидовать будешь.

— Ну как скажешь, — улыбнулась Одри. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Жюль хотел было подойти и поцеловать ее перед сном, но понял, что тогда не выпустит ее из своих объятий до утра, и поспешил ретироваться.

Когда дверь, разделяющая их комнаты, закрылась, Одри скинула халат, опустилась на мягкую постель и вздохнула. Несмотря на насыщенность дня, сна не было ни в одном глазу. Наверное, зря она пила на ночь кофе…

Впрочем, Одри прекрасно понимала, что дело не только в этом.

В соседней комнате спал Жюль. Она почти физически ощущала его присутствие даже через стену. А если бы она не заняла его спальню, он провел бы ночь на этой самой кровати. Этой простыни могло касаться его горячее тело, по этой подушке разметались бы его густые черные волосы…

Сегодня случилось нечто особенное. И речь идет не о том триумфе, что она одержала. Речь идет об удивительном поведении Жюля. О том, как он смотрел на нее, что он говорил ей. О том, что Жюль не отшатнулся тогда, на пляже. Он обнял ее, и все было почти как в ее мечтах…

Но что-то все же стояло между ними. Что-то, что помешало им и дальше идти навстречу друг другу. Что-то, что остановило Жюля. Возможно, это был его страх.

Страх полюбить и испытать боль — или не полюбить и причинить боль. После сегодняшнего разговора в такси она понимала это. Если раньше она была для него ребенком, глупой девчонкой, за которой нужен глаз да глаз, то теперь он явно видел в ней взрослую привлекательную женщину. Это читалось в его восхищенных глазах.

Одри не знала, что делать.

До сих пор она была недостаточно хороша для него. Теперь, очевидно, слишком хороша. Женщина, которая может заставить его сердце дрогнуть — ведь она видела нежность в его глазах, ощущала трепет его пальцев на своих плечах. А этого он страшился и избегал.

Одри попыталась отвлечься от раздумий. Она достала из сумочки книгу, которую взяла почитать в дорогу, поставила рядом с подушкой вазу с фруктами и принялась есть персик, перелистывая страницы. Но ей никак не удавалось сосредоточиться на написанном.

Когда дверь, разделяющая их комнаты, закрылась, Жюльен скинул халат, опустился на диван и вздохнул. Несмотря на насыщенность прошедшего дня, сна не было ни в одном глазу. Наверное, надо было принять расслабляющую ванну вместо прохладного душа.

Впрочем, Жюль прекрасно понимал, что дело не в этом.

В соседней комнате спала Одри. Он почти физически ощущал ее присутствие даже через стену. Если бы он проявил чуть больше настойчивости, они провели бы эту ночь вместе. Ее горячее тело могло прижиматься к нему, а ее длинные шелковистые волосы разметались бы по его плечу… когда она задремала бы в его объятиях после того, как они закончили заниматься любовью.

Сегодня случилось нечто особенное. Он посмотрел на нее новыми глазами. Он и раньше отмечал, какой она стала красивой и соблазнительной, но лишь сейчас начал ощущать настоящий трепет при приближении Одри и даже при одном взгляде на нее. Но это не было обычным влечением мужчины к женщине. Жюль с удивлением понял, что испытывает не просто физическую потребность, но сложную гамму чувств.

Здесь были нежность, восхищение, ревность к чужим взглядам, потребность в ее присутствии, тревога за нее и страх ее потерять. Он вздрогнул, понимая, что случилось то, чего он тщательно избегал.

Он не решался, запрещал себе называть это словом любовь, но он ощущал, что привязан к этой хрупкой девочке, преисполнившейся женственности. Несмотря на весь его жизненный опыт и внутреннюю силу, она взяла над ним верх.

Это не должно было произойти. Он так долго берег свое сердце от ненужных волнений, и вот…

Сегодня на пляже, когда она коснулась щекой его лица, он понял, что пропал. Вместо обычного животного, необузданного желания, горячей волны, пробежавшей по животу, он почувствовал, как сжалось сердце. Хотелось покрывать ее шелковистую кожу трепетными поцелуями, хотелось не брать, а дарить тепло, ласку, нежность, быть терпеливым и неторопливым. Не сжигать ее в огне страсти, оставляя пепел, но танцевать искусный танец любви, рождающий подлинную близость и единение.

Это был дурной знак. Конец свободы, крушение его с таким трудом возведенной брони.

Он все еще сопротивлялся этому влечению. Он все еще надеялся, что утро вечера мудренее, что с рассветом рассеется туман колдовского наваждения и он снова посмотрит на Одри отчужденно-трезвым взглядом, как смотрел все эти годы.

Он выключил свет, накрылся пледом и попытался уснуть. Но все его усилия были тщетны. Имя Одри стучало в висках, ее образ стоял перед глазами, аромат ее волос, казалось, просочился под дверью и щекотал ноздри.

Я не должен, сопротивляясь из последних сил, говорил себе Жюльен. А если это ошибка, и утром я сам себе не поверю, что испытывал эти чувства? Если я посмотрю на нее завтра чужими глазами? Как мы будем жить после того, что случилось, если я не остановлю себя сейчас?

Слишком тесно были переплетены их судьбы до сегодняшнего дня, чтобы он мог поступить безответственно, не думая о последствиях. И в первую очередь — о последствиях для Одри. Он отвечает за нее, отвечает хотя бы перед самим собой. Он не имеет права сломать ей жизнь.

Жюль слишком хорошо помнил историю Софи. И замечал, что Одри очень похожа на мать. Одри — это бомба, готовая взорваться в любой момент. Ей ничего не стоит бросить все, что у нее есть и чего она достигла, и отправиться бродить по белу свету с рюкзаком за спиной, выкидывая одну сотню франков за другой на вино для попутчиков. Одно неверное движение, неосторожный шаг — и она пустит свою жизнь под откос. Жюль чувствовал, что пока он — единственный человек, способный удержать Одри на плаву. И он не имеет права потерять ее доверия.

Лежать без сна больше не было сил. Жюль встал, накинул халат и принялся на цыпочках расхаживать по комнате, пытаясь успокоиться.

Из-под двери, ведущей в спальню, лился неяркий свет, слышался шорох перелистываемых страниц. Значит, она тоже еще не спит. Читает. Может быть, думает о нем.

Жюльена тянуло к закрытой двери, словно гигантским магнитом. С каждым витком своих блужданий по комнате он все приближался и приближался ко входу в спальню. Образ обнаженной Одри, лежащей на огромной кровати, стоял перед глазами и никак не желал рассеиваться. Он сжимал кулаки, стискивал зубы, тряс головой, но ничто не помогало.

Он остановился перед дверью, решив простоять так до утра, пока усталость не свалит с ног и не заставит лечь обратно в постель. В свою постель.

Читать не удавалось. Строчки прыгали перед глазами, буквы сливались. Но не оттого, что сонно слипались усталые глаза. Отнюдь. Просто мысли все возвращались и возвращались к Жюлю.

Ну почему, почему так жестоко устроена жизнь? Почему взаимность — это такой редкий подарок судьбы? Почему ей суждено было полюбить человека, бегущего от любви как от огня?

Одри припомнила, как Сандрин Фермэ говорила ей о терпении, которое понадобится той девушке, что решит приручить ее сына. Кто-то может обвинить Одри в недостатке терпения?

Который год она ждала его, даже не оглядываясь — ну или почти не оглядываясь, — на других мужчин. За это время она стала другим человеком. Она сделала все, чтобы понравиться ему. Она сделала все, чтобы он мог гордиться ей и уважать ее. И чего она добилась? Того, что он ощутил, что может полюбить ее, и испугался этого?

Грустная история его первой любви, конечно, вызывала сочувствие. Но у кого их нет, подобных грустных историй? Но люди не запирают себя в каменном мешке бесчувствия, они влюбляются, обжигаются снова, пока не встретят свою судьбу или пока не научатся держать удар и радоваться тому, что имеешь.