Поиск

Алпамыш: обратясь к Караджану, так ему ответил:

"Знай, я был главой народу своему,
Золотой джигой я украшал чалму.
Летом скот водил на берегах Аму.
Знай: тюря Конграта говорит с тобой!
С коккамышских вод я как-то упустил
Утицу одну — и крепко загрустил.
Сокол я, что ищет утицу свою…
Изумрудами оправлен мой кушак,
Кованый булат — могучий мой кулак,
Пестунец Конграта, я батыр-смельчак.
Те, к кому стремят меня мои крыла, —
Знай, что их коням нет счета и числа.
Знай: на Алатаге некогда была
Скакунами их покрыта вся яйла.
Та юрта, что сорок тысяч стад пасла,
Самой неимущей в их краю слыла.
С теми же стадами вдаль давно ушла
Та верблюдица, что страсть мою зажгла.
Нар-самец, ищу верблюдицу свою…
Я, по ней скорбя, тоскою захлебнусь.
Полугодовым путем за ней стремлюсь.
Раньше, чем весна пришла, уже ярюсь,
О луку седла я головою бьюсь.
Разъярен желаньем, грозно я реву,
Пыткой страсти сердце на куски я рву…
Осень наступила — сад веселый пуст, —
Сядет и ворона на розовый куст!
Смерть придет — игру затеет с кошкой мышь,
Но костей мышиных скоро слышен хруст.
Хоть змея лукава, хоть она скользка, —
И змею ужалит смертная тоска.
Знай: страна Конграт есть родина моя!
При рожденье назван был Хакимом я,
Прозвище дано мне позже — Алпамыш.
Имя ты свое назвал мне: Караджан.
Что же ты еще стоишь, как истукан?"

Тяжело принял Караджан слова Алпамыша, и, решив испытать прибывшего, так он сказал:

"Утица, тобой упущенная, есть:
На Ай-Коле ей пришлось, бедняжке, сесть —
Девяносто коршунов над ней кружат,
День и ночь ее, бедняжку, сторожат,
Зря сюда спешил ты, сокол, прилететь:
Коршунов таких как можешь одолеть?
Без толку спешил, — придется пожалеть.
В коршуньих когтях не сладко умереть!
Положения ты не разведал здесь,
Вздорную завел со мной беседу здесь, —
Гибель ждет тебя, а не победа здесь!..
По верблюдице твоя тоска-печаль, —
Есть верблюдица, — твоя ли, не твоя ль? —
Полуторатысячную надевает шаль,
Стойбище ее найдешь в степи Чилбир.
Если знаю что — поведать мне не жаль.
Видел я: жива верблюдица твоя,
Только знай, — мечта не сбудется твоя:
Ровно без десятка сто богатырей
Угрожают здесь верблюдице твоей.
Слух по всей степи уже пошел о ней.
Очень ты, узбек, удачлив, погляжу!
Тех богатырей увидев пред собой,
Должен будешь ты вступить в неравный бой:
Над тобою верх из них возьмет любой.
Силачей таких сразишь ли похвальбой?
Правду говорю, с тобою говоря:
Страстью по своей верблюдице горя,
Даром ты приехал, — изведешься зря!"

Услыхав эти слова от Караджана, очень опечалился Алпамыш, про себя подумав: "Он перевалил через девяносто гор, сталкивался с батырами калмыцкими, со многими несчастьями, наверно, он встречался. Правильно говорит: чем ехать туда, себя на позор обрекая, не лучше ли мне сразу обратно коня направить?"

Но Караджан затем успокоил и подбодрил Алпамыша, предложив свою дружбу, повел его к себе в гости.

Сидит Алпамыш в гостях у Караджана, а мать Караджана, Сурхаиль-ведьма, сыну своему говорит:

"Как ты, Караджан мой, опрометчив был!
Очень глупо ты, сынок мой, поступил.
Силача-узбека где ты подцепил?
В дружбу со своим врагом зачем вступил?
Что же он, узбек, твой разум усыпил?
Лучше бы дорогу к дому ты забыл!
Э, Караджан-бек, сыночек, ты сглупил!
Как же ты приводишь людоеда в дом?
Будешь, Караджан мой, каяться потом.
Как такое дело делать непутем?
Сам ты пропадешь, и все мы пропадем!
Мягкосерд и полон бредней ты, глупец!
Меж глупцов теперь первый ты глупец!
Сердце от узбека ты подальше спрячь,
В проявленье дружбы с ним не будь горяч.
Думаешь — с добром пришел такой силач?
Гость такой, скажи, к чему тебе, сынок?
Стать своим рабом заставит он тебя!
Гневом распалясь, раздавит он тебя!
Сурхаиль тебе родная мать, — не враг,
Даром говорить она не стала б так,
Э, Караджан-бек, ты все-таки дурак!.. "

Услыхав слова матери своей, Караджан так ей ответил:

"Этой дружбе, мать, до смерти верен я,
Чести долг нарушить не намерен я.
Нравом, как лоза-трава, стал смирен я.
Гостя в дом привел я, дорогая мать, —
Гостя ты должна, как сына, принимать.
Мне твои слова в обиду могут стать.
В друге дружбы жар не буду охлаждать, —
Я ему, как брату, должен угождать".

Остался Алпамыш гостем у Караджана, хорошо угощал его Караджан, много почестей оказывал ему. День к полдню уж приближался, — Алпамыш сказал: "Как же узнает о нас Байсары, раз мы здесь находимся? Поехал бы ты, Караджан, к дяде моему, разузнал бы обо всем, и если он не передумал отдать нам свою дочь, то окажи нам дружескую честь — будь сватом от нас. Как бы то ни было, дай ему знать о прибытии нашем". — "На каком же мне коне поехать?" — спросил Караджан. — "На каком хочешь, на том и езжай", — ответил Алпамыш. "Твой конь притомился, — говорит Караджан, — поеду-ка я на своем". — "Если на своем поедешь — не поверят тебе. Поезжай лучше на моем Байчибаре".

Караджан на коне Алпамыша скачет к Барчин

Сорок девушек-уточек взглянули в сторону Чилбир-чоля, — слышат — конский топот доносится. Вгляделись — всадник на Байчибаре скачет, — калмык, оказывается! Опечалились девушки, сказали Барчин:

"Знай, что прибыл тот, о ком вещал твой сон!
Но богатырей калмыцких встретил он.
Видно, был с дороги сильно утомлен —
И погиб, калмыцкою силою сражен,
Не достигнув той, с которой обручен.
Верный конь его добычей вражьей стал, —
Знатный враг пленил его и оседлал.
Плачь! День киямата страшного настал!
Или Алпамыш не бек в Конграте был?
Или сам коня врагам он уступил?
Если бы не враг его в пути убил, —
Мог ли быть оседлан калмыком Чибар?
Значит, он погиб, конгратский твой шункар,
Прежде чем желанья своего достиг!
Что на Байчибаре скачет к нам калмык,
Зоркая Суксур ведь разглядела вмиг.
Видно, горд калмык захваченным конем,
Если так спесиво он сидит на нем.
Хлещет он коня, торопит он его, —
Чую вещим сердцем вражье торжество.
Наше положенье будет каково?
Добрый конь конгратский, где хозяин твой?
Служишь калмыку добычей боевой!
Косы распусти, красавица, ой-бой,
Плачь! Не став женой, осталась ты вдовой!
А калмык все ближе! Как бы ни гадать, —
Так иль так — добра нам от него не ждать.
Он тебя своею женой принудит стать…"
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: