Поиск
Былины. Худ. П. Соколов-Скаля.
Тут Вольга стал да он покрикивать,
Колпаком он стал да ведь помахивать:
"Ты постой-ко ведь, оратай-оратаюшко!
Кабы этая кобыла коньком бы была,
За этую кобылу пятьсот бы дали".
Тут проговорил оратай-оратаюшко:
"Ай же глупый ты, Вольга Святославович!
Я купил эту кобылу жеребёночком,
Жеребёночком да из-под матушки,
Заплатил за кобылу пятьсот рублей.
Кабы этая кобыла коньком бы была,
За этуго кобылу цены не было бы".
Тут проговорит Вольга Святославович:
"Ай же ты, оратай-оратаюшко,
Как-то тебя да именем зовут,
Называют тебя да по отечеству?"
Тут проговорил оратай-оратаюшко:
"Ай же ты, Вольга Святославович!
Я как ржи-то напашу да во скирды сложу,
Я во скирды сложу да домой выволочу,
Домой выволочу да дома вымолочу,
А я пива наварю да мужичков папою,
Л тут станут мужички меня похваливати:
"Молодой Микула Селянинович!"
Исцеление Ильи Муромца
В славном городе во Муроме,
Во селе было Карачарове,
Сиднем сидел Илья Муромец, крестьянский сын,
Сиднем сидел цело тридцать лет.
Уходил государь его батюшка
Со родителем, со матушкою
На работушку на крестьянскую.
Как приходили две калики перехожие
Под тое окошечко косясчато,
Говорят калики таковы слова:
"Ай же ты, Илья Муромец, крестьянский сын!
Отворяй каликам ворота широкие,
Пусти-ка калик к себе в дом".
Ответ держит Илья Муромец:
"Ай же вы, калики перехожие!
Не могу отворить ворот широкиих,
Сиднем сижу цело тридцать лет,
Не владею ни руками, пи ногами".
Опять говорят калики перехожие:
"Вставай-ка, Илья, на резвы ноги,
Отворяй-ка ворота широкие,
Пускай-ка калик к себе в дом".
Выставал Илья на резвы ноги,
Отворял ворота широкие
И пускал калик к себе в дом.
Приходили калики перехожие,
Они крест кладут по-писаному,
Поклон ведут по-ученому,
Наливают чарочку питьеца медвяного,
Подносят-то Илье Муромцу.
Как выпил-то чару питьеца медвяного,
Богатырско его сердце разгорелося,
Его белое тело распотелося.
Воспроговорят калики таковы слова:
"Что чувствуешь в себе, Илья?"
Бил челом Илья, калик поздравствовал:
"Слышу в себе силушку великую".
Говорят калики перехожие:
"Будешь ты, Илья, великий богатырь,
И смерть тебе на бою не писана:
Бейся-ратися со всяким богатырем
И со всею поленицею удалою;
А только не выходи драться со Святогором-богатырем:
Его и земля на себе через силу носит;
Не бейся и с родом Микуловым:
Его любит матушка сыра-земля;
Не ходи еще на Вольгу Всеславьича:
Он не силою возьмет,
Так хитростью-мудростью.
Доставай, Илья, коня себе богатырского,
Выходи в раздольице чисто поле,
Покупай первого жеребчика,
Станови его в срубе на три месяца,
Корми его пшеном белояровым.
А пройдет поры-времени три месяца,
Ты по три ночи жеребчика в саду поваживай
И в три росы жеребчика выкатывай,
Подводи его к тыну ко высокому;
Как станет жеребчик через тын перескакивать,
И в ту сторону, и в другую сторону, -
Поезжай на нем куда хочешь,
Будет носить тебя".
Тут калики потерялися.
Пошел Илья ко родителю ко батюшке
На тую работу на крестьянскую -
Очистить надо пал от дубья-колодья.
Он дубье-колодье все повырубил,
В глубоку реку повыгрузил,
А сам пошел домой.
Встали отец с матерью от крепкого сна - испугалися:
"Что за чудо подеялось?
Кто бы нам это сработал работушку?"
Работа-то была поделана,
Пошли они домой.
Как пришли домой,
Видят: Илья Муромец ходит по избе.
Стали его спрашивать,
Как он выздоровел.
Илья и рассказал им,
Как приходили калики перехожие,
Поили его питьецом медвяныим, -
И с того он стал владеть руками и ногами
И силушку получил великую.
Пошел Илья в раздольице чисто поле,
Видит: мужик ведет жеребчика немудрого,
Бурого жеребчика, косматенького.
Покупал Илья того жеребчика,
Что запросил мужик, то и дал;
Становил жеребчика в сруб на три месяца,
Кормил его пшеном белояровым,
Поил свежей ключевой водой;
И прошло поры-времени три месяца.
Стал Илья жеребчика по три ночи в сад поваживать;
В три росы его выкатывал,
Подводил ко тыну ко высокому,
И стал бурка через тын перескакивать,
И в ту сторону, и в другую сторону.
Тут Илья Муромец седлал добра копя, зауздывал,
Брал у батюшки, у матушки прощеньице-благословеньице
И поехал в раздольице чисто поле
Илья Муромец и Соловей-разбойник
Из того ли-то из города из Мурома,
Из того села да с Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец;
Он стоял заутреню во Муроме,
А-й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град,
Да-й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.
У того ли города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
А-й черным-черно, как черна ворона;
Так пехотою никто тут не прохаживат,
На добром коне никто тут не проезживат,
Птица черный ворон не пролетыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал-то эту силу великую,
Стал конем топтать да стал копьем колоть,
А-й побил он эту силу всю великую.
Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,
Выходили мужички да тут черниговски
И отворяли-то ворота во Чернигов-град,
А-й зовут его в Чернигов воеводою.
Говорит-то им Илья да таковы слова:
"Ай же мужички да вы черниговски!
Я нейду к вам во Чернигов воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев-град".
Говорили мужики ему черниговски:
"Ты удаленький дородный добрый молодец,
Ай ты, славныя богатырь святорусский!
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуровела,
А-й по той ли по дорожке прямоезжею
Да-й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто да не проезживал:
Как у той ли-то у Грязи-то у Черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сидит Соловей-разбойник во сыром дубу,
Сидит Соловей-разбойник Одихмантьев сын,
А то свищет Соловей да по-соловьему,
Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
И от него ли-то, от посвиста соловьего,
И от него ли-то, от покрика звериного,
То все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки отсыпаются.
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей, то все мертвы лежат.
Прямоезжею дороженькой пятьсот есть верст,
А-й околыноей дорожкой цела тысяча".
Он спустил добра коня да-й богатырского,
Он поехал-то дорожкой прямоезжею.
Его добрый конь да богатырскии
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холму стал перемахивать,
Мелки реченьки, озерка промеж ног спускал.
Подъезжает он ко речке ко Смородинке,
Да ко тою ко березе ко покляпыя,
К тому славному кресту ко Леванидову.
Засвистал-то Соловей да-й по-соловьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному -
Так все травушки-муравы уплеталися,
Да-й лазоревы цветочки отсыпалися,
Темны лесушки к земле все приклопялися,
Его добрый конь да богатырскии,
А он на корзни да спотыкается;
А-й как старый-от казак да Илья Муромец
Берет плеточку шелковую в белу руку,
А он бил коня а по крутым ребрам;
Говорил-то Илья да таковы слова:
"Ах ты, волчья сыть да-й травяной мешок!
Или ты идти не хошь, или нести не мошь?
Что на корзни, собака, спотыкаешься?
Не слыхал ли посвисту соловьего,
Не слыхал ли покрику звериного,
Не видал ли ты ударов богатырскиих?"
Ай-тут старыя казак да Илья Муромец,
Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый,
Во свои берет во белы он во ручушки,
Он тетивочку шелковеньку натягивал,
А он стрелочку каленую накладывал,
То он стрелил в того Соловья-разбойника,
Ему выбил право око со косицею.
Он спустил-то Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
Он повез его по славну по чисту полю
Мимо гнездышка повез да соловьиного.
Во том гнездышке да соловьиноем
А случилось быть да и трем дочерям,
А-й трем дочерям его любимыим;
Болына дочка эта смотрит во окошечко косясчато,
Говорит она да таковы слова:
"Едет-то наш батюшка чистым полем,
А сидит-то на добром коне,
Да везет он мужичищу-деревенщину,
Да у правого стремени прикована".
Поглядела его друга дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
"Едет батюшка раздольицем чистым полем,
Да-й везет он мужичищу-деревенщину,
Да-й ко правому ко стремени прикована".
Поглядела его меньша дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
"Едет мужичища-деревенщина,
Да-й сидит мужик он на добром копе,
Да-й везет-то наш батюшка у стремени,
У булатного у стремени прикована.
Ему выбито-то право око со косицею".
Говорила-то-й она да таковы слова:
"Ай же вы, мужевья наши любимые!
Вы берите-тка рогатины звериные,
Вы бегите-тка в раздольице чисто поле,
Да вы бейте мужичищу-деревенщину".
Эти мужевья да их любимые,
Зятевья-то есть да соловьиные,
Похватали как рогатины звериные,
Да и бежали-то они да-й во чисто поле,
Ко тому ли к мужичищу-деревенщине,
Да хотят убить-то мужичищу-деревенщину.
Говорит им Соловей-разбойник Одихмантьев сын:
"Ай же зятевья мои любимые,
Побросайте-тка рогатины звериные,
Вы зовите мужика да деревенщину,
В свое гнездышко зовите соловьиное,
Да кормите его ествушкой сахарною,
Да вы пойте его питьецом медвяныим,
Да-й дарите ему дары драгоценные".
Эти зятевья да соловьиные
Побросали-то рогатины звериные
А-й зовут-то мужика да-й деревенщину
Во то гнездышко да соловьиное.
Да-й мужик-от деревенщина не слушатся,
А он едет-то по славному чисту полю
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
Он приехал-то во славный стольный Киев-град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А-й Владимир-князь он вышел со божьей церкви,
Он пришел в палату белокаменну,
Во столовую свою во горенку,
Они сели есть, да пить, да хлеба кушати,
Хлеба кушати да пообедати.
А-й тут старыя казак да Илья Муромец
Становил коня да посеред двора,
Сам идет он во палаты белокаменны,
Проходил он во столовую во горенку,
На пяту он дверь-ту поразмахивал,
Крест-от клал он по-писаному,
Вел поклоны по-ученому,
На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще всем его князьям он подколенныим.
Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
"Ты скажи-тка, ты откулешный, дородный добрый молодец,
Тебя как-то, молодца, да именем зовут,
Величают удалого по отечеству?"
Говорил-то старыя казак да Илья Муромец:
"Есть я с славного из города из Мурома,
Из того села да с Карачарова,
Есть я старыя казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович!"
Говорит ему Владимир таковы слова:
"Ай же старыя казак да Илья Муромец,
Да-й давно ли ты повыехал из Мурома,
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град?"
Говорил Илья он таковы слова:
"А-й ты, славныя Владимир стольно-киевский!
Я стоял заутреню христовскую во Муроме,
А-й к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град,
То моя дорожка призамешкалась;
А я ехал-то дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град,
Ехал мимо эту Грязь да мимо Черную,
Мимо славну реченьку Смородину,
Мимо славную березу-ту покляпую,
Мимо славный ехал Леванидов крест".
Говорил ему Владимир таковы слова:
"Ай же, мужичище-деревенщина,
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Как у славного у города Чернигова
Нагнано тут силы много-множество,
То пехотою никто да не прохаживал,
И на добром коне никто да не проезживал,
Туда серый зверь да не прорыскивал.
Птица черный ворон не пролетывал;
А-й у той ли-то у Грязи-то у Черноей,
Да у славноей у речки у Смородины,
А-й у той ли у березы у покляпыя,
У того креста у Леванидова
Соловей сидит разбойник Одихмантьев сын.
То как свищет Соловей да по-соловьему,
Как кричит злодей-разбойник по-звериному,
То все травушки-муравы уплетаются,
А лазоревы цветки прочь отсыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей, то все мертво лежат".
Говорил ему Илья да таковы слова:
"Ты, Владимир-князь да стольно-киевский!
Соловей-разбойник на твоем дворе,
Ему выбито ведь право око со косицею,
Й он ко стремени булатному прикованный".
То Владимир-князь-от стольно-киевский,
Он скорешенько вставал да на резвы ножки,
Кунью шубоньку накинул на одно плечко,
То он шапочку соболью на одно ушко,
Он выходит-то на свой-то на широкий двор
Посмотреть на Соловья-разбойника.
Говорил-то ведь Владимир-князь да таковы слова:
"Засвищи-тка, Соловей, ты по-соловьему,
Закричи-тка, собака, по-звериному".
Говорил-то Соловей ему разбойник Одихмантьев сын:
"Не у вас-то я сегодня, князь, обедаю,
А не вас-то я хочу да и послушати,
Я обедал-то у старого казака Илья Муромца,
Да его хочу-то я послушати".
Говорил-то как Владимир-князь да стольно-киевский:
"Ай же старыя казак ты, Илья Муромец!
Прикажи-тка засвистать ты Соловью да-й по-соловьему,
Прикажи-тка закричать да по-звериному".
Говорил Илья да таковы слова:
"Ай же Соловей-разбойник Одихмантьев сын!
Засвищи-тка ты во полсвиста соловьего,
Закричи-тка ты во полкрика звериного".
Говорил-то ему Соловей-разбойник Одихмантьев сын:
"Ай же старыя казак ты, Илья Муромец!
Мои раночки кровавы запечатались,
Да не ходят-то мои уста сахарные,
Не могу я засвистать да-й по-соловьему,
Закричать-то не могу я по-звериному.
Ай вели-тка князю ты Владимиру
Налить чару мне да зелена вина,
Я повыпью-то как чару зелена вина,
Мои раночки кровавы поразойдутся,
Да-й уста мои сахарны порасходятся,
Да тогда я засвищу да по-соловьему,
Да тогда я закричу да по-звериному".
Говорил Илья-тот князю он Владимиру:
"Ты, Владимир-князь да стольно-киевский!
Ты поди в свою столовую во горенку,
Наливай-ка чару зелена вина,
Ты не малу стопу да полтора ведра,
Подноси-тка к Соловью к разбойнику".
То Владимир-князь да стольно-киевский,
Он скорешенько шел в столову свою горенку,
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу да полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми,
Приносил-то он ко Соловью-разбойнику,
Соловей-разбойник Одихмантьев сын,
Принял чарочку от князя он одной ручкой,
Выпил чарочку-ту Соловей одним духом,
Засвистал как Соловей тут по-соловьему,
Закричал разбойник по-звериному -
Маковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались
От его от посвиста соловьего,
А что есть-то людишек, так все мертвы лежат;
А Владимир-князь-от стольно-киевский,
Куньей шубонькой он укрывается.
А-й тут старой-от казак да Илья Муромец,
Он скорешенько садился на добра коня,
А-й он вез-то Соловья да во чисто поле.
И он срубил ему да буйну голову.
Говорил Илья да таковы слова:
"Тебе полно-тка свистать да по-соловьему,
Тебе полно-тка кричать да по-звериному,
Тебе полно-тка слезить да отцей-матерей,
Тебе полно-тка вдовить да жен молодыих,
Тебе полно-тка спущать-то сиротать да малых детушек".
А тут Соловью ему и славу поют,
А-й славу поют ему век по веку.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: