30. Между собой посоветовавшись, они решили свои мысли о свадьбе пока скрывать, спрятать Хлою здесь где-нибудь и признаться в своей любви только матери. Но не был с этим согласен Дриас; он требовал, чтоб обо всем сказали отцу, и обещал, что сумеет его убедить дать согласие. Когда день наступил, он, неся в сумке Хлои приметные знаки, пришел к Дионисофану и Клеаристе, сидевшим в саду. Тут же был и Астил и Дафнис. Когда водворилось молчанье, начал он так говорить:

«Такая ж нужда, как и у Ламона, заставляет меня говорить о том, что до сих пор я тайно хранил; эту Хлою не я родил, не я и вскормил; родили ее другие, а овца ее, в пещере нимф лежавшую, вскормила. Видел я это сам, увидав, изумился, а изумившись, воспитал. Свидетелем мне и ее красота, — она ведь ни в чем на нас не похожа; свидетели — и приметные знаки, слишком дорогие для пастухов. Взгляните на них и родных для этой девушки найдите; может быть, и окажется она Дафниса достойной».

31. И Дриас не без умысла сказал эти слова, и Дионисофан, их услыхав, без внимания не оставил; но, взглянувши на Дафниса, видя, как он побледнел и тайком утирает слезы, сразу догадался о его любви; и, конечно, больше заботясь о сыне своем родном, чем о чужой ему девушке, со всем тщанием стал Дриаса слова проверять. Когда же он увидал и приметные знаки — Дриас их с собою принес, — золоченые туфельки, браслеты, головную повязку, то, позвав к себе Хлою, велел ей духом не падать, говоря, что муж у нее уже есть, а скоро она найдет и отца с матерью. И Клеариста, принявши ее, стала ее украшать, будто жену сына, а Дионисофан, оставив с собою Дафниса с глазу на глаз, спросил его, Хлоя осталась ли девушкой? И когда Дафнис клятвенно заверил его, что, кроме поцелуев и клятв верности, ничего между ними не было, Дионисофан посмеялся над их страшными клятвами и возлечь за столом им велел.

32. И тут-то можно было понять, что такое красота, если ее приукрасить. Богато одетая, с волосами, красиво причесанными, с умытым лицом, Хлоя всем показалась настолько красивее, чем прежде, что даже сам Дафнис едва узнал ее. И всякий, даже и без знаков приметных, поклялся бы, что отцом ей не был Дриас. Тем не менее, вместе с другими, был и он с Напою на пиру, и пировали они, возлежа вместе с Ламоном и Мирталой. И вновь в последующие дни жертвы приносились, и чаши на стол ставились с вином; в свою очередь, Хлоя богам посвятила вещи свои — свирель, сумку, шкуру овечью, подойники; совершила она вином возлиянье ручью тому, что в пещере, — ведь рядом с ним была она вскормлена и часто в нем омывалась. И венками она убрала могилу овцы, что вскормила ее, — место Дриас указал. И сыграла она на свирели своим овечкам, а сыгравши, помолилась богиням, чтоб найти ей тех, кто покинул ее, и чтоб достойны оказались они брака ее с Дафнисом.

33. Когда довольно уже насладились они праздниками сельскими, решили в город вернуться, начать родителей Хлои там разыскивать и с браком не медлить. Утром, собравшись в дорогу, они подарили Дриасу другие три тысячи драхм, Ламону же дали пол-урожая с полей и виноградников, отдали коз вместе с козопасами, подарили четыре упряжки быков, одежды на зиму и дали свободу ему и жене. После чего они с большой пышностью, кто верхом, а кто в колесницах, вернулись к себе в Митилену. Тогда прибытия их граждане не заметили, потому что приехали они ночью. Когда же день наступил, собралась у них дома большая толпа мужчин и женщин. Мужчины поздравляли Дионисофана, что сына нашел он, и еще горячее поздравлять стали, когда увидали красоту Дафниса; женщины же радовались вместе с Клеаристой, что сразу и сына с собой привезла она и невестку. Поразила Хлоя их своей красотой несравненной: весь город пришел в смятение из-за юноши с девушкой, уже сулили им счастливый брак и желали, чтоб родителей Хлоя нашла, достойных ее красоты, и многие очень богатые женщины молились богам, чтобы признаны были они матерями такой красавицы дочки.

34. Вот какой сон увидел Дионисофан, когда, после долгих размышлений, он крепко заснул. Привиделось ему, будто нимфы просят Эрота, чтоб устроил он наконец брак Дафниса с Хлоей, и будто, ослабив свой лук и колчан отложив, приказал он Дионисофану на пир пригласить всех знатнейших граждан Митилены и, когда наполнена будет последняя чаша, тогда показать каждому гостю Хлои приметные знаки, а затем спеть свадебный гимн. Увидев такой сон, услыхав такой приказ, Дионисофан, вставши утром, велит роскошный пир приготовить, ничего не жалея из того, что земля производит, моря, болота и реки; и на пир приглашает граждан Митилены виднейших. Когда же ночь наступила и была наполнена чаша, из коей обычно творят возлиянье Гермесу, один из слуг на серебряном блюде принес приметные знаки и, обходя гостей слева направо, всем их показывать стал.

35. Никто не признал их, только Мегакл, возлежавший на верхнем конце стола, — ибо был он стар, — как только их увидал, узнал и громко, словно помолодев, воскликнул: «Что такое я вижу? Что-то с тобой сталось, дочка моя? Неужели и сама ты цела или только вещи эти случайно какой-то пастух унес? Умоляю тебя, Дионисофан, скажи мне, откуда попали к тебе приметные знаки дочки моей? Не будь завистлив и, сам найдя Дафниса, дай и мне что-то найти!» Тогда Дионисофан предложил ему сперва рассказать, как он покинул ребенка, и Мегакл все так же громко рассказывать стал: «Беден я был в прежнее время; все, что имел, я истратил тогда на устройство празднеств народу, на постройку военных судов [151]. Так было дело, когда дочка у меня родилась. Боясь воспитать ее в бедности, я покинул ее, украсив этими знаками приметными: ведь знал я, что многие хотя бы и так стать отцами желают. И вот я покинул ребенка в пещере нимф, богиням его поручив. Ко мне с той поры что ни день, то богатство плыло, а наследника у меня уже не было. Не пришлось мне стать снова отцом хотя бы дочки другой; а боги, как будто смеясь надо мной, по ночам посылали мне сны, возвещая, что снова отцом овца меня сделает».

36. Громко вскрикнул Дионисофан, еще громче Мегакла; вскочил он с ложа и ввел сюда Хлою в чудесном наряде. И сказал: «Это вот дитя покинул ты, Мегакл! Эту девушку промыслом богинь вскормила тебе овца, как коза вскормила мне Дафниса. Возьми же себе свои приметные знаки и дочь; а взявши, отдай ее в жены Дафнису. Обоих мы покинули, обоих мы нашли, об обоих заботились Пан и нимфы с Эротом». Одобрил Мегакл его речи, послал за женой своей Родой и прижал к груди Хлою. Ночевать они остались здесь — Дафнис поклялся, что теперь уж ни с кем не отпустит он Хлою, даже с родным ее отцом.

37. С наступлением дня они, договорившись между собой, снова вернулись в деревню: очень уж об этом просили Дафнис и Хлоя — не могли они вынести жизни в городе. И родители их решили устроить им свадьбу пастушью. Прибывши к Ламону, они привели Дриаса к Мегаклу, а Роду с Напой познакомили и стали готовиться к пышному празднеству. И здесь вновь нимфам поручил Хлою отец, и в числе многих других приношений он посвятил им ее приметные знаки, а Дриасу добавил, чего ему не хватало до десяти тысяч драхм.

38. Чудесная стояла погода, и Дионисофан велел устроить ложа для пира из зеленой листвы тут же, перед пещерой, и, пригласив на пир всех окрестных поселян, роскошно их угостил. Были тут Ламон и Миртала, Дриас и Напа, родные Доркона, Филет и его сыновья, Хромис и Ликэнион; был тут даже и Лампис, получивший прощенье. И все было здесь так, как бывает на подобных пирах, по-простому, по-деревенскому. Один пел, как поют жнецы, другой отпускал задорные шутки, словно давил виноград на точилах; Филет играл на свирели, Лампис на флейте, Дриас с Ламоном плясали, Дафнис и Хлоя целовались; а козы здесь же рядом паслись, словно и они принимали участие в празднестве. Гостям городским это не очень-то нравилось, зато Дафнис иных коз звал по имени, давал им зеленые ветки и, схватив за рога, целовал.