Поиск
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
1Еще кентавр не пересек потока,
Как мы вступили в одичалый лес,
Где ни тропы не находило око.
4Там бурых листьев сумрачен навес,
Там вьется в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.
7Такой унылой и дремучей пущи
От Чечины и до Корнето [255]нет,
Приют зверью пустынному дающей.
10Там гнезда гарпий, их поганый след,
Новая жизнь. Божественная комедия i_008.jpg
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед. [256]
13С широкими крылами, с ликом девьим,
Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.
16«Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, —
Так начал мой учитель, наставляя, —
Знай, что сейчас мы в поясе втором,
19А там, за ним, пустыня огневая.
Здесь ты увидишь то, — добавил он, —
Чему бы не поверил, мне внимая».
22Я отовсюду слышал громкий стон,
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлен.
25Учителю, мне кажется, казалось,
Что мне казалось, будто это крик
Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.
28И мне сказал мой мудрый проводник:
«Тебе любую ветвь сломать довольно,
Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг».
31Тогда я руку протянул невольно
К терновнику и отломил сучок;
И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»
34В надломе кровью потемнел росток
И снова крикнул: «Прекрати мученья!
Ужели дух твой до того жесток?
37Мы были люди, а теперь растенья.
И к душам гадов было бы грешно
Выказывать так мало сожаленья».
40И как с конца палимое бревно
От тока ветра и его накала
В другом конце трещит и слез полно,
43Так раненое древо источало
Слова и кровь; я в ужасе затих,
И наземь ветвь из рук моих упала.
46«Когда б он знал, что на путях своих, —
Ответил вождь мой жалобному звуку, —
Он встретит то, о чем вещал мой стих, [257]
49О бедный дух, он не простер бы руку.
Но чтоб он мог чудесное познать,
Тебя со скорбью я обрек на муку.
52Скажи ему, кто ты; дабы воздать
Тебе добром, он о тебе вспомянет
В земном краю, куда взойдет опять».
55И древо: «Твой призыв меня так манит,
Что не могу внимать ему, молча;
И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.
58Я тот, [258]кто оба сберегал ключа [259]
От сердца Федерика и вращал их
К затвору и к отвору, не звуча,
61Хранитель тайн его, больших и малых.
Неся мой долг, который мне был свят,
Я не щадил ни сна, ни сил усталых.
64Развратница [260], от кесарских палат
Не отводящая очей тлетворных,
Чума народов и дворцовый яд,
67Так воспалила на меня придворных,
Что Август [261], их пыланьем воспылав,
Низверг мой блеск в пучину бедствий черных
70Смятенный дух мой, вознегодовав,
Замыслил смертью помешать злословью,
И правый стал перед собой неправ. [262]
73Моих корней клянусь ужасной кровью,
Я жил и умер, свой обет храня,
И господину я служил любовью!
76И тот из вас, кто выйдет к свету дня,
Пусть честь мою излечит от извета,
Которым зависть ранила меня!»
79«Он смолк, — услышал я из уст поэта. —
Заговори с ним, — время не ушло, —
Когда ты ждешь на что-нибудь ответа».
82«Спроси его что хочешь, что б могло
Быть мне полезным, — молвил я, смущенный. —
Я не решусь; мне слишком тяжело».
85«Вот этот, — начал спутник благосклонный, —
Готов свершить тобой просимый труд.
А ты, о дух, в темницу заточенный,
88Поведай нам, как душу в плен берут
Узлы ветвей; поведай, если можно,
Выходят ли когда из этих пут».
91Тут ствол дохнул огромно и тревожно,
И в этом вздохе слову был исход:
«Ответ вам будет дан немногосложно.
94Когда душа, ожесточась, порвет
Самоуправно оболочку тела,
Минос [263]ее в седьмую бездну шлет.
97Ей не дается точного предела;
Упав в лесу, как малое зерно,
Она растет, где ей судьба велела.
100Зерно в побег и в ствол превращено;
И гарпии, кормясь его листами,
Боль создают и боли той окно. [264]
103Пойдем и мы за нашими телами, [265]
Но их мы не наденем в Судный день:
Не наше то, что сбросили мы сами. [266]
106Мы их притащим в сумрачную сень,
И плоть повиснет на кусте колючем,
Где спит ее безжалостная тень».
109Мы думали, что ствол, тоскою мучим,
Еще и дальше говорить готов,
Но услыхали шум в лесу дремучем,
112Как на облаве внемлет зверолов,
Что мчится вепрь и вслед за ним борзые,
И слышит хруст растоптанных кустов.
115И вот бегут, [267]левее нас, нагие,
Истерзанные двое, меж ветвей,
Ломая грудью заросли тугие.
118Передний [268]: «Смерть, ко мне, ко мне скорей!»
Другой [269], который не отстать старался,
Кричал: «Сегодня, Лано, ты быстрей,
121Чем был, когда у Топпо подвизался!»
Он, задыхаясь, посмотрел вокруг,
Свалился в куст и в груду с ним смешался.
124А сзади лес был полон черных сук,
Голодных и бегущих без оглядки,
Как гончие, когда их спустят вдруг.
127В упавшего, всей силой жадной хватки,
Они впились зубами на лету
И растащили бедные остатки.
130Мой проводник повел меня к кусту;
А тот, в крови, оплакивал, стеная,
Своих поломов горькую тщету:
133«О Джакомо да Сант-Андреа! Злая
Была затея защищаться мной!
Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?»
136Остановясь над ним, наставник мой
Промолвил: «Кем ты был, сквозь эти раны
Струящий с кровью скорбный голос свой?»
139И он в ответ: «О души, в эти страны
Пришедшие сквозь вековую тьму,
Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный,
142Сгребите листья к терну моему!
Мой город — тот, где ради Иоанна
Забыт былой заступник; потому
145Его искусство мстит нам неустанно; [270]
И если бы поднесь у Арнских вод
Его частица не была сохранна,
148То строившие сызнова оплот
На Аттиловом грозном пепелище —
Напрасно утруждали бы народ. [271]
151Я сам себя казнил в моем жилище». [272]
вернуться

255

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Второй пояс — Насильники над собою и над своим достоянием

8. От речки Чечиныдо города Корнето— то есть в Тосканской Маремме, нездоровой и пустынной местности вдоль Тирренского моря.

вернуться

256

10-12. Гарпии— мифические птицы с девичьими лицами, обитавшие на Строфадскихостровах. Когда Эней со своими спутниками пристал туда на пути в Италию, гарпии осквернили их пищу, и одна из них предсказала им грядущие беды, после чего троянепокинули негостеприимный остров (Эн., III, 209–269).

вернуться

257

48.  То, о чем вещал мой стих. — Вергилий рассказывает (Эн., III, 13–56), что, когда Эней, прибыв во Фракию, стал ломать миртовый куст, чтобы украсить ветвями свои алтари, из коры выступила кровь, и послышался жалобный голос погребенного здесь троянского царевича Полидора (А., XXX, 13–21; Ч., XX, 115).

вернуться

258

58.  Я тот… — Пьер делла Винья, канцлер и фаворит императора Фридриха II (см. прим. А., X, 119), блестящий стилист и оратор. Он впал в немилость, был заточен в тюрьму, ослеплен и покончил с собой (в 1249 г.).

вернуться

259

58-60. Оба… ключа… — ключ милости и ключ немилости.

вернуться

260

64.  Развратница— зависть.

вернуться

261

68.  Август— то есть император (Фридрих II).

вернуться

262

72.  И правый стал перед собой неправ— невинный казнил себя.

вернуться

263

96.  Минос— См. А., V, 4-15.

вернуться

264

102.  И боли той окно— надломы, из которых вылетают стоны и крики.

вернуться

265

103.  Пойдем… за нашими телами— в день Страшного суда (см. А., VI, 96–98; X, 11–12).

вернуться

266

104-105. Но их мы не наденем. — То есть души самоубийц не воссоединятся со своими телами. В этом Данте отступает от церковной догмы.

вернуться

267

115.  И вот бегут… — Это души игроков и мотов.

вернуться

268

118.  Передний— сьенец Лано, один из «расточительного дружества» (А., XXIX, 130), павший в сражении при Топпо (1287 г.), где сьенцы были разбиты арегинцами.

вернуться

269

119.  Другой— богатый падуанец Джакомо да Сант-Андреа(ст. 133), известный мот.

вернуться

270

143-145. Мой город— Флоренция, где радинового христианского покровителя, ИоаннаКрестителя, забыт былой заступник, языческий Марс. Поэтому Флоренция так много терпит от Марсова искусства, то есть от постоянных войн и междоусобий.

вернуться

271

146-150. И если бы поднесь у Арнских вод… — Во времена Данте во Флоренции у вьезда на Старый Мост (ponte Vecchio) стоял обломок каменной конной статуи (Р., XVI, 145–147). Народная молва считала, что это статуя Марса, хранителя города, и что при разрушении Флоренции Аттилой(событие легендарное) она была сброшена в Арно, а при восстановлении города Карлом Великим (событие тоже легендарное) со дна реки извлекли ее нижнюю часть и водворили на старом месте, потому что иначе Флоренцию не удалось бы отстроить. Дух самоубийцы выражает народное убеждение, говоря, что, если бы не этот охранительный обломок Марса, Флоренция снова была бы сровнена с землей и ее восстановители потрудились бы напрасно.

вернуться

272

151.  Я сам себя казнил… — По мнению старых комментаторов, это либо Лотто дельи Альи, судья, который вынес за взятку несправедливый приговор и повесился, либо разорившийся богач Рокко деи Модзи.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: