ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
1Безмолвны, одиноки и без свиты,
Мы шли путем, неведомым для нас,
Друг другу вслед, как братья минориты. [410]
4Недавний бой припомянув не раз,
Я баснь Эзопа вспомнил поневоле,
Про мышь и про лягушку старый сказ. [411]
7«Сейчас» и «тотчас» сходствуют не боле,
Чем тот и этот случай, если им
Уделено вниманье в равной доле.
10И так как мысль дает исток другим,
Одно другим сменилось размышленье,
И страх мой стал вдвойне неодолим.
13Я думал так: «Им это посрамленье
Пришло от нас; столь тяжкий претерпев
Ущерб и срам, они затеют мщенье.
16Когда на злобный нрав накручен гнев,
Они на нас жесточе ополчатся,
Чем пес на зайца разверзает зев».
19Я чуял — волосы на мне дыбятся
От жути, и, остановясь, затих;
Потом сказал: «Они за нами мчатся;
22Учитель, спрячь скорее нас двоих;
Мне страшно Загребал; они предстали
Во мне так ясно, что я слышу их».
25«Будь я стеклом свинцовым, [412]я б едва ли, —
Сказал он, — отразил твой внешний лик
Быстрей, чем восприял твои печали.
28Твой помысел в мои помысел проник,
Ему лицом и поступью подобный,
И я их свел к решенью в тот же миг.
31И если справа склон горы удобный,
Чтоб нам спуститься в следующий ров,
То нас они настигнуть не способны».
34Он не успел домолвить этих слов,
Как я увидел: быстры и крылаты,
Они уж близко и спешат на лов.
37В единый миг меня схватил вожатый,
Как мать, на шум проснувшись вдруг и дом
Увидя буйным пламенем объятый,
40Хватает сына и бежит бегом,
Рубашки не накинув, помышляя
Не о себе, а лишь о нем одном, —
43И тотчас вниз с обрывистого края
Скользнул спиной на каменистый скат,
Которым щель окаймлена шестая.
46Так быстро воды стоком не спешат
Вращать у дольной мельницы колеса,
Когда струя уже вблизи лопат,
49Как мой учитель, с высоты утеса,
Как сына, не как друга, на руках
Меня держа, стремился вдоль откоса.
52Чуть он коснулся дна, те впопыхах
Уже достигли выступа стремнины
Как раз над нами; но прошел и страх, —
55Затем что стражу пятой котловины
Им промысел высокий отдает,
Но прочь ступить не властен ни единый.
58Внизу скалы повапленный народ [413]
Кружил неспешным шагом, без надежды,
В слезах, устало двигаясь вперед.
61Все — в мантиях, и затеняет вежды
Глубокий куколь, низок и давящ;
Так шьют клунийским инокам [414]одежды.
64Снаружи позолочен и слепящ,
Внутри так грузен их убор свинцовый,
Что был соломой Федериков плащ. [415]
67О вековечно тяжкие покровы!
Мы вновь свернули влево, как они,
В их плач печальный вслушаться готовы.
70Но те, устав под бременем брони,
Брели так тихо, что с другим соседом
Ровнял нас каждый новый сдвиг ступни.
73И я вождю: «Найди, быть может ведом
Делами или именем иной;
Взгляни, шагая, на идущих следом».
76Один, признав тосканский говор мой,
За нами крикнул: «Придержите ноги,
Вы, что спешите так под этой тьмой!
79Ты можешь у меня спросить подмоги».
Вождь, обернувшись, молвил: «Здесь побудь;
Потом с ним в ногу двинься вдоль дороги».
82По лицам двух я видел, что их грудь
Исполнена стремления живого;
Но им мешали груз и тесный путь.
85Приблизясь и не говоря ни слова,
Они смотрели долго, взгляд скосив;
Потом спросили так один другого:
88«Он, судя по работе горла, жив;
А если оба мертвы, как же это
Они блуждают, столу [416]совлачив?»
91И мне: «Тосканец, здесь, среди совета
Унылых лицемеров, на вопрос,
Кто ты такой, не презирай ответа».
94Я молвил: «Я родился и возрос
В великом городе на ясном Арно,
И это тело я и прежде нес.
97А кто же вы, чью муку столь коварно
Изобличает этот слезный град?
И чем вы так казнимы лучезарно?»
100Один ответил: «Желтый наш наряд
Навис на нас таким свинцовым сводом,
Что под напором гирь весы скрипят.
103Мы гауденты [417], из Болоньи родом,
Я — Каталано, Лодеринго — он;
Мы были призваны твоим народом,
106Как одиноких брали испокон,
Чтоб мир хранить; как он хранился нами,
Вокруг Гардинго видно с тех времен». [418]
109Я начал: «Братья, вашими делами…» —
Но смолк; мой глаз внезапно увидал
Распятого в пыли тремя колами.
112Он, увидав меня, затрепетал,
Сквозь бороду бросая вздох стесненный.
Брат Каталан на это мне сказал:
115«Тот, на кого ты смотришь, здесь пронзенный,
Когда-то речи фарисеям [419]вел,
Что может всех спасти один казненный. [420]
118Он брошен поперек тропы и гол,
Как видишь сам, и чувствует все время,
Насколько каждый, кто идет, тяжел.
121И тесть его [421]здесь терпит то же бремя,
И весь собор, [422]оставивший в удел
Еврейскому народу злое семя».
124И видел я, как чудно поглядел
Вергилий на того, кто так ничтожно,
В изгнанье вечном, распятый, коснел.
127Потом он молвил брату: «Если можно,
То не укажете ли нам пути
Отсюда вправо, чтобы бестревожно
130Из здешних мест мы с ним могли уйти
И черных ангелов не понуждая
Нас из ложбины этой унести».
133И брат: «Тут есть вблизи гряда большая;
Она идет от круговой стены,
Все яростные рвы пересекая,
136Но рухнула над этим; вы должны
Подняться по обвалу; склон обрыва
И дно лощины сплошь завалены».
139Вождь голову понурил молчаливо.
«Тот, кто крюком, — сказал он наконец, —
Хватает грешных, говорил нам лживо».
142«Я не один в Болонье образец
Слыхал того, как бес ко злу привержен, —
Промолвил брат. — Он всякой лжи отец».
145Затем мой вождь пошел, слегка рассержен,
Широкой поступью и хмуря лоб;
И я от тех, кто бременем удержан,
148Направился по следу милых стоп.
вернуться

410

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Круг восьмой. — Пятый ров (окончание). — Шестой ров. — Лицемеры

3.  Братья минориты— монахи-францисканцы.

вернуться

411

5-6. Баснь Эзопа. — В средневековых сборниках встречалась приписывавшаяся Эзопу басня о том, как лягушка, привязав к себе ниткой доверчивую мышь, нырнула с нею в воду. Когда захлебнувшаяся мышь всплыла на поверхность, пролетавший коршун схватил ее, а вместе с ней и привязанную лягушку, и съел обеих.

вернуться

412

25.  Стеклом свинцовым— то есть зеркалом.

вернуться

413

58.  Повапленный народ— лицемеры, повапленные (то есть покрашенные) снаружи, подобно евангельским «гробам повапленным».

вернуться

414

63.  Клунийским инокам— то есть монахам монастыря Клуньи (итальянское произношение вместо Клюни́) во Франции.

вернуться

415

66.  Федериков плащ. — Рассказывалось, будто виновных в оскорблении величества император Фридрих II велел облачать в тяжелую свинцовую мантию и ставить на раскаленную жаровню. Свинец растапливался, и осужденный сгорал заживо.

вернуться

416

90.  Стола— длинная и широкая одежда. Здесь так названа свинцовая мантия лицемеров.

вернуться

417

103.  Гауденты. — В 1261 г. в Болонье был учрежден орден «рыцарей девы Марии», целью которого считались примирение враждующих и защита обездоленных. Так как члены ордена больше всего заботились о своих удовольствиях, то их прозвали «fratres gaudentes» («веселящиеся братья»).

вернуться

418

104-108. Каталанодеи Малавольти, гвельф, и Лодерингодельи Андало́, гибеллин, были подеста (правителями) в ряде городов. В 1266 г. флорентийские гибеллины, опасаясь восстания гвельфов, частично оставшихся в городе после разгрома при Монтаперти (см. прим. А., X, 32–51), пригласили Каталано и Лодеринго на должность подеста, для умиротворения граждан. (Обычно брали «одиноких», то есть приглашался лишь один подеста́.) Но Каталано и Лодеринго, действуя по указаниям папы, под видом беспристрастия поощряли гвельфов. Данте считает их виновными в том, что гвельфы вскоре изгнали гибеллинов и разрушили их дома, в том числе дома рода Уберти в городском округе Гардинго.

вернуться

419

116.  Фарисеи— представители религиозно-политического течения в Иудее (II в. до н. э. — первые вв. н. э.); вели яростную борьбу с раннехристианскими общинами, поэтому Евангелие, критикуя их, называет их лицемерами.

вернуться

420

115-117. Тот, на кого ты смотришь— иудейский первосвященник Каиафа, подавший, согласно евангельской легенде, совет убить Христа, лицемерно говоря, что смерть одногоХриста спасет от гибели весь народ, который может навлечь на себя гнев римлян, под чьей властью находилась Иудея, если и дальше пойдет за Христом.

вернуться

421

121.  И тесть его— первосвященник Анна, который содействовал аресту Христа.

вернуться

422

122.  И весь собор— совет первосвященников и фарисеев.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: