Поиск
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
1По окончаньи речи, вскинув руки
И выпятив два кукиша, злодей
Воскликнул так: «На, боже, обе штуки!»
4С тех самых пор и стал я другом змей:
Одна из них ему гортань обвила,
Как будто говоря: «Молчи, не смей!»,
7Другая — руки, и кругом скрутила,
Так туго затянув клубок узла,
Что всякая из них исчезла сила.
10Сгори, Пистойя, истребись дотла!
Такой, как ты, существовать не надо!
Ты свой же корень в скверне превзошла! [442]
13Мне ни в одном из темных кругов Ада
Строптивей богу дух не представал,
Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града. [443]
16Он, не сказав ни слова, побежал;
И видел я, как следом осерчало
Скакал кентавр, крича: «Где, где бахвал?»
19Так много змей в Маремме [444]не бывало,
Сколькими круп его был оплетен
Дотуда, где наш облик [445]брал начало.
22А над затылком нависал дракон,
Ему налегший на плечи, крылатый,
Которым каждый встречный опален.
25«Ты видишь Кака, — мне сказал вожатый. —
Немало крови от него лилось,
Где Авентин вознес крутые скаты.
28Он с братьями теперь шагает врозь [446]
За то, что обобрал не без оглядки
Большое стадо, что вблизи паслось.
31Но не дал Геркулес ему повадки
И палицей отстукал до ста раз,
Хоть тот был мертв на первом же десятке». [447]
34Пока о проскакавшем шел рассказ,
Три духа [448]собрались внизу; едва ли
Заметил бы их кто-нибудь из нас,
37Вождь или я, но снизу закричали:
«Вы кто?» Тогда наш разговор затих,
И мы пришедших молча озирали.
40Я их не знал; но тут один из них
Спросил, и я по этому вопросу
Догадываться мог об остальных:
43«А что же Чанфа не пришел к утесу?»
И я, чтоб вождь прислушался к нему,
От подбородка палец поднял к носу.
46Не диво, если слову моему,
Читатель, ты поверишь неохотно:
Мне, видевшему, чудно самому.
49Едва я оглянул их мимолетно,
Взметнулся шестиногий змей, [449]внаскок
Облапил одного и стиснул плотно.
52Зажав ему бока меж средних ног,
Передними он в плечи уцепился
И вгрызся духу в каждую из щек;
55А задними за ляжки ухватился
И между них ему просунул хвост,
Который кверху вдоль спины извился.
58Плющ, дереву опутав мощный рост,
Не так его глушит, как зверь висячий
Чужое тело обмотал взахлест.
61И оба слиплись, точно воск горячий,
И смешиваться начал цвет их тел,
Окрашенных теперь уже иначе,
64Как если бы бумажный лист горел
И бурый цвет распространялся в зное,
Еще не черен и уже не бел.
67«Увы, Аньель, да что с тобой такое? —
Кричали, глядя, остальные два. —
Смотри, уже ты ни один, ни двое».
70Меж тем единой стала голова,
И смесь двух лиц явилась перед нами,
Где прежние мерещились едва.
73Четыре отрасли [450]— двумя руками,
А бедра, ноги, и живот, и грудь
Невиданными сделались частями.
76Все бывшее в одну смесилось муть;
И жуткий образ медленной походкой,
Ничто и двое, продолжал свой путь.
79Как ящерица под широкой плеткой
Палящих дней, меняя тын, мелькнет
Через дорогу молнией короткой,
82Так, двум другим кидаясь на живот,
Мелькнул змееныш лютый, [451]желто-черный,
Как шарик перца; и туда, где плод
85Еще в утробе влагой жизнетворной
Питается, ужалил одного; [452]
Потом скользнул к его ногам, проворный.
88Пронзенный не промолвил ничего
И лишь зевнул, как бы от сна совея
Иль словно лихорадило его.
91Змей смотрит на него, а он — на змея;
Тот — язвой, этот — ртом пускают дым,
И дым смыкает гада и злодея.
94Лукан да смолкнет там, где назван им
Злосчастливый Сабелл или Насидий,
И да внимает замыслам моим. [453]
97Пусть Кадма с Аретузой пел Овидий
И этого — змеей, а ту — ручьем
Измыслил обратить, — я не в обиде: [454]
100Два естества, вот так, к лицу лицом,
Друг в друга он не претворял телесно,
Заставив их меняться веществом.
103У этих превращенье шло совместно:
Змееныш хвост, как вилку, расколол,
А раненый стопы содвинул тесно.
106Он голени и бедра плотно свел,
И, самый след сращенья уничтожа,
Они сомкнулись в нераздельный ствол.
109У змея вилка делалась похожа
На гибнущее там, и здесь мягка,
А там корява становилась кожа.
112Суставы рук вошли до кулака
Под мышки, между тем как удлинялись
Коротенькие лапки у зверька.
115Две задние конечности смотались
В тот член, который человек таит,
А у бедняги два образовались.
118Покамест дымом каждый был повит
И новым цветом начал облекаться,
Тут — облысев, там — волосом покрыт, —
121Один успел упасть, другой — подняться,
Но луч бесчестных глаз был так же прям,
И в нем их морды начали меняться.
124Стоявший растянул лицо к вискам,
И то, что лишнего туда наплыло,
Пошло от щек на вещество ушам.
127А то, что не сползло назад, застыло
Комком, откуда ноздри отросли
И вздулись губы, сколько надо было.
130Лежавший рыло вытянул в пыли,
А уши, убывая еле зримо,
Как рожки у улитки, внутрь ушли.
133Язык, когда-то росший неделимо
И бойкий, треснул надвое, а тот,
Двойной, стянулся, — и не стало дыма.
136Душа в обличье гадины ползет
И с шипом удаляется в лощину,
А тот вдогонку, говоря, плюет.
139Он, повернув к ней новенькую спину,
Сказал другому [455]: «Пусть теперь ничком,
Как я, Буозо оползет долину».
142Так, видел я, менялась естеством
Седьмая свалка; [456]и притом так странно,
Что я, быть может, прегрешил пером.
145Хотя уж видеть начали туманно
Мои глаза и самый дух блуждал,
Те не могли укрыться столь нежданно,
148Чтоб я хромого Пуччо не узнал;
Из всех троих он был один нетронут
С тех пор, как подошел к подножью скал;
151Другой был тот, по ком в Гавилле стонут. [457]
вернуться

442

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Круг восьмой. — Седьмой ров (окончание)

12.  Ты свой же корень в скверне превзошла. — Существовало предание, что Пистойя основана в I в. до н. э. остатками разбитого войска Катилины, людьми «свирепыми и жестокими друг с другом и с другими» (Дж. Виллани, «Хроника», I, 32).

вернуться

443

15.  Тот, кто в Фивах пал с вершины града— то есть Капаней (см. прим. А., XIV, 46).

вернуться

444

19.  Маремма— болотистое и нездоровое прибрежье Тирренского моря, разделяющееся на Тосканскую и Римскую Маремму (см. прим. А., XIII, 8).

вернуться

445

21.  Наш облик— то есть человеческое туловище.

вернуться

446

28.  Он с братьями теперь шагает врозь— потому что остальные кентавры стерегут насильников в первом поясе седьмого круга (А., XII, 55–75).

вернуться

447

25-33. Как— сын бога Вулкана. У Вергилия (Эн., VIII, 193–267) это получеловек-полузверь, изрыгающий дым и пламя, кровожадный убийца. Данте превращает его в кентавра. Как, обитавший в пещере Авентинскогохолма, похитил у Геркулеса(Геракла) четырех быков и четырех телиц из Герионова стада (см. прим. А., XVII, 1-27) и, чтобы запутать следы, втащил их за хвосты в свою пещеру. Геркулес обнаружил кражу и убил его.

вернуться

448

35.  Три духа. — Как выяснится из дальнейшего, это Аньелло ( Аньель) Брунеллески (ст. 67), Буозо Донати (ст. 141) и Пуччодеи Галигаи (ст. 148). Вскоре появятся еще двое: ЧанфаДонати (ст. 43, 50) и Франческо Кавальканти (ст. 83, 151). Все они — представители знатных флорентийских фамилий.

вернуться

449

50.  Шестиногий змей. — Это превращенный Чанфа Донати (ст. 43), которого поджидали трое остальных. Он обхватывает Аньелло Брунеллески и сливается с ним в единое чудовище.

вернуться

450

73.  Четыре отрасли— передние лапы шестиногого змея Чанфы и руки Аньеля.

вернуться

451

83.  Змееныш лютый— Франческо Кавальканти (см. прим. ст. 35 и ст. 151). Он жалит Буозо (ст. 141) и меняется с ним обликом: Франческо превращается в человека, а Буозо — в змея.

вернуться

452

84-86. Туда, где плод… питается— то есть в пуп.

вернуться

453

94-96. Лукан да смолкнет… — Лукан рассказывает («Фарсалия», IX, 761–804), как в Ливийской пустыне воины Катона (А., XIV, 14 и прим.) гибли от ядовитых змей. Сабелл, ужаленный «сепсом», растаял, как воск, а Насидийот ужала «престера» так вздулся, что на нем лопнули латы, и труп его разросся в безобразную громаду.

вернуться

454

97-99. Кадм, основатель Фив, был обращен в змея (Метам., IV, 563–602). Нимфа Аретуза, преследуемая речным богом Алфеем, была превращена Дианою в подземный ручей (Метам., V, 572–641).

вернуться

455

140.  Сказал другому— то есть оставшемуся нетронутым хромому Пуччо (ст. 148).

вернуться

456

143.  Седьмая свалка— воры, заполняющие седьмой ров.

вернуться

457

151.  Другой был тот, по ком в Гавилле стонут. — Другой, превратившийся из «змееныша лютого» (ст. 83) снова в человека, оказался Франческо Кавальканти, которого убили жители посада Гавилле в долине Арно, за что его родичи учинили над ними кровавую расправу. Поэтому по нем в Гавилле стонут.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: