ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ
1Тогда мы очутились за порогом,
Заброшенным из-за любви дурной, [771]
Ведущей души по кривым дорогам,
4Дверь, загремев, захлопнулась за мной;
И, оглянись я на дверные своды,
Что б я сказал, подавленный виной?
7Мы подымались в трещине породы,
Где та и эта двигалась стена, [772]
Как набегают, чтоб отхлынуть, воды.
10Мой вождь сказал: «Здесь выучка нужна,
Чтоб угадать, какая в самом деле
Окажется надежней сторона».
13Вперед мы подвигались еле-еле,
И скудный месяц, канув глубоко,
Улегся раньше на своей постеле,
16Чем мы прошли игольное ушко. [773]
Мы вышли там, [774]где горный склон от края
Повсюду отступил недалеко,
19Я — утомясь, и вождь и я — не зная,
Куда идти; тропа над бездной шла,
Безлюднее, чем колея степная.
22От кромки, где срывается скала,
И до стены, вздымавшейся высоко,
Она в три роста шириной была.
25Докуда крылья простирало око,
Налево и направо, — весь извив
Дороги этой шел равно широко.
28Еще вперед и шагу не ступив,
Я, озираясь, убедился ясно,
Что весь белевший надо мной обрыв
31Был мрамор, изваянный так прекрасно,
Что подражать не только Поликлет [775],
Но и природа стала бы напрасно. [776]
34Тот ангел, что земле принес обет
Столь слезно чаемого примиренья
И с неба вековечный снял завет,
37Являлся нам в правдивости движенья
Так живо, что ни в чем не походил
На молчаливые изображенья.
40Он, я бы клялся, «Ave!» [777]говорил
Склонившейся жене благословенной,
Чей ключ любовь в высотах отворил.
43В ее чертах ответ ее смиренный,
«Ессе ancilla Dei», [778]был ясней,
Чем в мягком воске образ впечатленный. [779]
46«В такой недвижности не цепеней!» —
Сказал учитель мой, ко мне стоявший
Той стороной, где сердце у людей.
49Я, отрывая взгляд мой созерцавший,
Увидел за Марией, в стороне,
Где находился мне повелевавший,
52Другой рассказ, иссеченный в стене;
Я стал напротив, обойдя поэта,
Чтобы глазам он был открыт вполне.
55Изображало изваянье это,
Как на волах святой ковчег везут,
Ужасный тем, кто не блюдет запрета.
58И на семь хоров разделенный люд
Мои два чувства вовлекал в раздоры;
Слух скажет: «Нет», а зренье: «Да, поют».
61Как и о дыме ладанном, который
Там был изображен, глаз и ноздря
О «да» и «нет» вели друг с другом споры.
64А впереди священного ларя
Смиренный Псалмопевец, пляс творящий,
И больше был, и меньше был царя.
67Мелхола, изваянная смотрящей
Напротив из окна больших палат,
Имела облик гневной и скорбящей. [780]
70Я двинулся, чтобы насытить взгляд
Другою повестью, которой вправо,
Вслед за Мелхолой, продолжался ряд.
73Там возвещалась истинная слава
Того владыки римлян, чьи дела
Григорий обессмертил величаво. [781]
76Вдовица, ухватясь за удила,
Молила императора Траяна
И слезы, сокрушенная, лила.
79От всадников тесна была поляна,
И в золоте колеблемых знамен
Орлы парили, кесарю охрана.
82Окружена людьми со всех сторон,
Несчастная звала с тоской во взоре:
«Мой сын убит, он должен быть отмщен!»
85И кесарь ей: «Повремени, я вскоре
Вернусь». — «А вдруг, — вдовица говорит,
Как всякий тот, кого торопит горе, —
88Ты не вернешься?» Он же ей: «Отмстит
Преемник мой». А та: «Не оправданье —
Когда другой добро за нас творит».
91И он: «Утешься! Чтя мое призванье,
Я не уйду, не сотворив суда.
Так требуют мой долг и состраданье». [782]
94Кто нового не видел никогда, [783]
Тот создал чудо этой речи зримой,
Немыслимой для смертного труда.
97Пока мой взор впивал, неутомимый,
Смирение всех этих душ людских,
Все, что изваял мастер несравнимый,
100«Оттуда к нам, но шаг их очень тих, —
Шепнул поэт, — идет толпа густая;
Путь к высоте узнаем мы у них».
103Мои глаза, которые, взирая,
Пленялись созерцаньем новизны,
К нему метнулись, мига не теряя.
106Читатель, да не будут смущены
Твоей души благие помышленья
Тем, как господь взымает долг с вины.
109Подумай не о тягости мученья,
А о конце, о том, что крайний час
Для худших мук — час грозного решенья. [784]
112Я начал так: «То, что идет на нас,
И на людей по виду непохоже,
А что идет — не различает глаз».
115И он в ответ: «Едва ль есть кара строже,
И ею так придавлены они,
Что я и сам сперва не понял тоже.
118Но присмотрись и зреньем расчлени,
Что движется под этими камнями:
Как бьют они самих себя, взгляни!»
121О христиане, гордые сердцами,
Несчастные, чьи тусклые умы
Уводят вас попятными путями!
124Вам невдомек, что только черви мы,
В которых зреет мотылек нетленный,
На божий суд взлетающий из тьмы!
127Чего возносится ваш дух надменный,
Коль сами вы не разнитесь ничуть
От плоти червяка несовершенной?
130Как если истукан какой-нибудь,
Чтоб крыше иль навесу дать опору,
Колени, скрючась, упирает в грудь
133И мнимой болью причиняет взору
Прямую боль; так, наклонясь вперед,
И эти люди обходили гору.
136Кто легче нес, а кто тяжеле гнет,
И так, согбенный, двигался по краю;
Но с виду терпеливейший и тот
139Как бы взывал в слезах: «Изнемогаю!»
вернуться

771

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ
Чистилище — Круг первый. — Гордецы

2.  Из-за любви дурной. — Любовь — причина всех человеческих дел, как добрых, так и злых, в зависимости от того, благая ли эта любовь или дурная (Ч., XVII, 91-139).

вернуться

772

8.  Та и эта двигалась стена— то есть образовывала волнообразные выступы, так что тропа была извилиста.

вернуться

773

16.  Игольное ушко— узкий проход.

вернуться

774

17.  Мы вышли там… — Поэты достигли первого круга Чистилища, где души искупают грех гордости.

вернуться

775

32.  Поликлет— знаменитый греческий ваятель V в. до н. э.

вернуться

776

28-33. Круговая тропа идет вдоль мраморной стены горного склона, украшенной барельефами, на которых изображены примеры смирения.

вернуться

777

40.  «Ave!»(лат.) — «Радуйся!»

вернуться

778

44.  «Ессе ancilla Dei»(лат.) — «Вот раба господня».

вернуться

779

34-45. Первый барельеф изображает евангельскую легенду о смирении девы Марии перед ангелом, возвещающим, что она родит Христа.

вернуться

780

55-69. Второй барельеф изображает смирение библейского царя Давида, который, при перенесении «ковчегазавета» в Иерусалим, «скакал и плясал перед господом», на что с негодованием смотрела из окна его жена Мелхола (Библия).

вернуться

781

75.  Григорий обессмертил величаво. — Существовала легенда, что, по молитве папы Григория (умер в 604 г.), кроткий Траян, император-язычник, был освобожден из ада, жил вторично уже как христианин и достиг райского блаженства (Р., XX, 44–48; 106–117).

вернуться

782

73-93. Третий барельеф воспроизводит легенду о том, как римский император Траян(с 98 по 117 г.) смиренно выслушал упрек вдовы и оказал ей правосудие.

вернуться

783

94.  Кто нового не видел никогда— то есть бог, которому открыто и прошлое и будущее.

вернуться

784

111.  Час грозного решенья— час Страшного суда.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: