Я скорее ощутил, чем увидел, что команда присоединилась ко мне. Видимо, Мари подтолкнула их к этому шагу, либо они сами додумались — неважно. Мы не репетировали, потому что весь мой танец был чистой воды импровизацией. Но нам это было и не нужно — мы так давно были вместе, что понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувздоха. Это, как если бы мы шестеро были одним человеком — правая рука никогда не забудет, что она должна делать, и левая нога не помешает правой. Ну, бывают, конечно, случаи, когда обе ноги — левые, но не придирайтесь, черт возьми, к деталям!

Хлопнув меня по плечу, рядом нарисовался Данчук. Залихватски улыбнувшись, он взглядом предложил мне сделать одну из наших фишек, и легким кивком головы я дал добро. Чуть присев, я согнул правую руку в локте, одновременно чуть выдвинув колено вперед. Схватившись своей левой худощавой клешней в мою ногу, а правой — в локоть, Дрон резким движением перекинул ноги вверх, выполнив идеальную стойку. Сразу несколько фотоаппаратов засверкали вспышками, а Данчук одним прыжком вернулся в исходное положение. Дав мне «пять», парень снова исчез из моего поля зрения.

Одно я мог сказать точно — если все фотосессии в дальнейшем будут такие же, то я сумел бы привыкнуть к подобному раскладу. Никаких нервов, истерик и желания убить человека — лишь чистый кайф от своей работы

Когда музыка стихла, я вытер намокший лоб, не заботясь о том, что грим потечет. Да и, кажется, никому не было до этого дела — девочки-гримерши стояли и что-то восторженно пищали, прижав руки к груди, а фотографы уже, переговариваясь друг с другом, перекидывали отснятый материал на компьютер.

Мари подошла к нам и довольно улыбнулась:

— Ребята, вы были просто шикарны! Ефим — ты сегодня мой личный Бог.

— Эй! — тут же вскинулся Андрей, — Я — твой Бог! Сегодня, завтра и всегда!

— Конечно-конечно, — закивала девушка, успокаивающе гладя мужа по руке, — Только ты. Не плачь только.

Парни загоготали, а Данчук обиженно нахохлился. Обожаю такие моменты.

В итоге нас отпустили даже раньше намеченного времени — отснятого во время танца материала оказалось более чем достаточно. Максимально оттерев грим и масло, и израсходовав при этом вагон влажных салфеток — душевых в помещении предусмотрено не было — мы разошлись каждый по своим делам. Демид умчался на очередное свидание — подозреваю, что уже с новой девчонкой — так что я снова остался полноправным хозяином своей машины.

И раз уж на мне в тот день не висело ярмо водителя, то я решил особо никуда не торопиться. Поэтому заехал в ближайший «Старбакс» — душа страстно желала черного, как моя душа, кофе.

Заказав свой напиток и попросив его сделать максимально горячим, я сел за свободный столик и тут же достал из кармана пальто небольшой блокнотик и огрызок карандаша. Дурацкая привычка, которую многие считали милой и очаровательной — я всегда таскал с собой письменные принадлежности. Потому что лучший способ скоротать время — это дать разгуляться фантазии и излить её на бумагу.

Вот и тогда, в ожидании кофе, я задумчиво водил заточенным грифелем по бумаге, не следя особо за тем, что у меня получается. Давно я, кстати, не творил что-то полноценно — времени хватало лишь на урывки, которые не позволяли полностью расслабиться и погрузиться в творчество.

— Черный кофе для Ефима! Горячий, как лава в жерле вулкана! — послышалось со стороны касс, и я усмехнулся формулировке.

Убрав всё в карман, я поднялся на ноги и, подойдя к кассе, забрал свой заказ. Обернувшись, я резко выругался, потому что прямо передо мной, будто из ниоткуда, выросла фигура, в которую я не врезался только чудом, и еле увернулся от парочки пролитых кофейных капель.

— Ой, простите пожалуйста, — послышался испуганный женский голос.

Вздохнув, я покачал головой:

— Ничего… — подняв глаза, я потрясенно выдохнул и едва слышно договорил, — …страшного…

Передо мной стояла ОНА. Та, которая терзала мою душу и сердце уже почти полтора года и даже не подозревала об этом…

Год и пять месяцев назад…

Ефим никогда не был фанатом фотографов, предпочитая камере краски и карандаши, но он всегда уважал профессионалов. Поэтому, узнав, что в Калининграде выставляется один из известных в его круге «камера-мэнов», он решил, что не может пропустить такое событие. Тем более, что их по работе тоже занесло в этот город. Так что, уломав Андрея и Мари составить ему компанию, Грозный решительно отправился на выставку.

У этой затеи была и другая цель — Ефим надеялся, что совместные часы наслаждения творчеством помогут этим двоим растопить ледяные стены, которые они так старательно возводили вокруг себя. Не то, чтобы Грозному было это сильно интересно — сводником он себя все же не считал. Но Мари и Андрей своей войной грозили зацепить и остальных, а вот этого Ефим точно хотел меньше всего.

Поэтому, едва оказавшись в галерее, молодой мужчина успешно затерялся в толпе, решив посвятить всего себя созерцанию работ. Которые, к слову, ему очень понравились. Он буквально пожирал взглядом все работы — портреты, виды городов, крупные планы природы, акценты, сделанные на различных деталях — целый мир в капле росы, или поле в лучах рассветного солнца. От всей этой красоты у Ефима буквально чесались руки — хотелось взять в руки кисть и попытаться изобразить нечто подобное.

Остановившись перед самой дальней стеной, Ефим почувствовал, что в буквальном смысле слова начинает задыхаться от открывшимся перед ним зрелищем.

Перед ним на висело десять портретных снимков. На каждом — одна и та же модель. Полупрозрачная бледная кожа, копна волос цвета спелой пшеницы, несколько точек веснушек, светлые глаза, нежный взгляд. Она была снята с разных ракурсов и на каждом фото показывала разные эмоции — хмурилась, смеялась, грустила, глядя вдаль, пожевывала нижнюю губу, явно задумавшись о чем-то. Черно-белые и в цвете — все снимки были одинаково прекрасны и буквально дышали нежностью.

Ефим был очарован. Девушка была самим воплощением весны — нежная и хрупкая, почти хрустальная. Ею хотелось любоваться вечность — просто повесить портрет и умереть. Потому что, глядя на нее, такие мелочи, как еда, вода и сон, отходят на второй план. Кому нужны эти земные потребности, когда ты можешь провести вечность, глядя на ангела?

Из оцепенения Ефима вырвали, как ни странно, Мари и Андрей. Подойдя к Грозному, Маша осторожно тронула его за плечо:

— Ефим, с тобой всё хорошо?

Вздрогнув, парень повернулся и, кажется, вспомнил, где находится. Растаяло наваждение, и легкий весенний воздух загустел, напоминая, что ангелов не существует и нужно слегка спуститься на землю. Кивнув, он потер шею:

— Я слегка увлекся.

— Ты пялился, — подсказал Андрей.

Ефим бросил на него недовольный взгляд. Он представил, как выглядел со стороны — очумелый взгляд, руки, безвольно повисшие вдоль боков. Хорошо, хоть слюна изо рта не капала. Потерев подбородок, мужчина убедился в этом — кожа была сухой.

Маша чуть улыбнулась, не догадываясь, какие чувства сейчас обуревают ее подопечного:

— Ты устал. Может быть, поедем в гостиницу? День был долгий.

Чуть подумав, Ефим кивнул и, бросив последний взгляд на фото, позволил рыжей взять себя за руку и увести из зала. Свет и тени снова затеяли свою игру и на миг ему показалось, что один из снимков улыбнулся ему, а другой — подмигнул.