Ликид
Мерис, куда тебя ноги несут? Направляешься в город?
Мерис
Вот чего мы, Ликид, дождались: пришлец, завладевший
Нашей землицей, — чего никогда я досель не боялся, —
«Это мое, — нам сказал, — уходите, былые владельцы!»
5В горести, выгнанный вон, — до чего ж переменчиво счастье!
Этих козлят я несу для него же — будь ему пусто!
Ликид
Всё ж говорят, и не зря, что оттуда, где начинают
К нашей равнине холмы спускаться отлогим наклоном,
Вплоть до реки и до тех обломанных бурею буков
10Песнями землю свою ваш Меналк сохранил за собою.
Мерис
Правду, Ликид, сказали тебе, — но, при звоне оружья,
Песни мои не сильней голубей, когда, по рассказам,
На хаонийских полях почуют орла приближенье.
Да, когда б из дупла, прокаркав слева, ворона
15Не повелела мне впредь не пускаться в новые тяжбы,
Больше ни Мерису здесь не жить бы, ни даже Меналку.
Ликид
Кто же надумал, увы, такое злодейство? С тобою
Лучшей утехи своей мы едва, о Меналк, не лишились!
Нимф кто пел бы у нас? Кто землю травой и цветами
20Стал бы здесь устилать, родники укрывал бы листвою;
Песни бы пел, какие на днях у тебя я подслушал, —
К Амариллиде как раз ты спешил, к моему наслажденью:
«Титир, пока я вернусь, попаси моих коз, — я не долго.
А наедятся — веди к водопою. Когда же обратно
25Будешь идти, берегись, не встреться с козлом — он бодучий!»
Мерис
Лучше споем, что Вару он пел, еще не отделав:
«Имя, о Вар, твое — лишь бы Мантуя нашей осталась,
Мантуя, слишком, увы, к Кремоне близкая бедной, —
В песнях своих возносить до созвездий лебеди будут!»
Ликид
30Пусть же пчелы твои кирнейских
[95]тисов избегнут!
Пусть же дрок и коров насытит, чтоб вымя надулось!
Если что есть, начинай! И меня Пиериды поэтом
Сделали и у меня есть песни; меня называют
Тоже певцом пастухи, — да не очень я им доверяю:
35Знаю, что песни мои недостойны Вария с Цинной
[96]—
Право, как гусь гогочу посреди лебединого пенья.
Мерис
Молча, Ликид, в уме я песни перебираю,
Вспомнить смогу ли, — одна все ж есть достойная песня:
«О Галатея, приди! В волнах какая забава?
40Здесь запестрела весна, земля возле рек рассыпает
Множество разных цветов; серебристый высится тополь
Возле пещеры, шатром заплетаются гибкие лозы.
О, приходи! Пусть волны, ярясь, ударяются в берег!
Ликид
А не пропеть ли нам то, что, помнится, ясною ночью
45Пел ты один? Я знаю напев, — слова бы припомнить!
«Дафнис, зачем на восход созвездий смотришь ты вечных?
Цезаря ныне взошло светило, сына Дионы
[97],
То, под которым посев урожаем обрадован будет,
И на открытых холмах виноград зарумянится дружно.
50Груши, Дафнис, сажай — плоды пусть внуки срывают!»
Мерис
Всё-то уносят года, — и память. Бывало, нередко
Мальчиком целые дни проводил я, помню, за пеньем.
Сколько я песен забыл! Сам голос Мериса ныне
Уж покидает его. Онемел я от волчьего взгляда.
55Все же ты песни мои от Меналка нередко услышишь.
Ликид
Мерис, так говоря, ты мои лишь удвоил желанья.
Ради тебя приумолкла вода и не движется; ветры
Стихли. Только взгляни — совсем не колеблется воздух.
Здесь как раз полпути до города. Вон Бианора
[98] 60Холм погребальный уже показался. Тут, где селяне
Лоз прорезают листву, давай пропоем свои песни!
Рядом козлят положи. Мы вовремя в город поспеем.
А коли страшно, что ночь нагонит дождя до прихода
В город, можем идти мы и петь — так легче дорога.
65А чтоб идти нам и петь, тебя я избавлю от ноши.
Мерис
Нет мальчуган, перестань: сперва неотложное справим.
А как Меналк подойдет, тогда и споем на досуге.
К этой последней моей снизойди, Аретуза
[100], работе.
Галлу немного стихов сказать я намерен, но только б
И Ликориде
[101]их знать. Кто Галлу в песнях откажет?
Пусть же, когда ты скользить под течением будешь сиканским
[102],
5Горькой Дорида
[103]струи с твоей не смешает струею.
Так начинай! Воспоем тревоги любовные Галла,
Козы ж курносые пусть тем временем щиплют кустарник.
Не для глухих мы поем, — на все отвечают дубравы.
В рощах каких, в каких вы ущельях, девы наяды,
10Были, когда погибал от страсти своей злополучной
Галл? Ни Пинд
[104]не задерживал вас, ни вершины Парнаса,
Ни Аганиппа
[105], что с гор в долины Аонии льется,
Даже и лавры о нем, тамариски печалились даже,
Сам, поросший сосной, над ним, под скалою лежащим,
15Плакал и Менал тогда, и студеные кручи Ликея
[106].
Овцы вокруг собрались, — как нас не чуждаются овцы,
Так не чуждайся и ты, певец божественный, стада, —
Пас ведь отары у рек и сам прекрасный Адонис
[107].
Вот пришел и овчар, с опозданьем пришли свинопасы,
20Вот подошел и Меналк, в желудевом настое намокший.
Все вопрошают: «Отколь такая любовь?» Появился
Сам Аполлон: «Что безумствуешь, Галл, — говорит, — твоя радость,
В лагерь ужасный, в снега с другим Ликорида сбежала».
[108] Вот пришел и Сильван
[109], венком украшенный сельским,
25Лилии крупные нес и махал зацветшей осокой.
Пан, Аркадии бог, пришел — мы видели сами:
Соком он был бузины и суриком ярко раскрашен.
«Будет ли мера?» — спросил. Но Амуру нимало нет дела.
Ах, бессердечный Амур, не сыт слезами, как влагой
30Луг не сыт, или дроком пчела, или козы листвою.
Он же в печали сказал: «Но все-таки вы пропоете
Вашим горам про меня! Вы, дети Аркадии, в пенье
Всех превзошли. Как сладко мои упокоятся кости,
Ежели ваша свирель про любовь мою некогда скажет!
35Если б меж вами я жил селянином, с какой бы охотой
Ваши отары я пас, срезал бы созревшие гроздья.
Страстью б, наверно, пылал к Филлиде я, или к Аминту,
Или к другому кому, — не беда, что Аминт — загорелый.
Ведь и фиалки темны, темны и цветы гиацинта.
40Он бы со мной среди ветел лежал под лозой виноградной,
Мне плетеницы плела б Филлида, Аминт распевал бы.
Здесь, как лед, родники, Ликорида, мягки луговины,
Рощи — зелены. Здесь мы до старости жили бы рядом.
Но безрассудная страсть тебя заставляет средь копий
45Жить на глазах у врагов, при стане жестокого Марса.
Ты от отчизны вдали — об этом не мог я и думать! —
Ах, жестокая! Альп снега и морозы на Рейне
Видишь одна, без меня, — лишь бы стужа тебя пощадила!
Лишь бы об острый ты лед ступней не порезала нежных!
50Я же достану свирель, стихом пропою я халкидским
[110] Песни, которые мне сицилийский передал пастырь.
Лучше страдать мне в лесах, меж берлогами диких животных,
И, надрезая стволы, доверять им любовную нежность.
Будут стволы возрастать, — возрастай же с ними, о нежность!
55С нимфами я между тем по Меналу странствовать буду,
Злобных травить кабанов, — о, мне никакая бы стужа
Не помешала леса оцеплять парфенийские
[111]псами.
Вижу себя, — как иду по глухим крутоярам и рощам
Шумным. Нравится мне пускать с парфянского лука
60Стрелы Цидонии
[112], — но исцелить ли им яростный пыл мой?
Разве страданья людей жестокого трогают бога?
Нет, разонравились мне и гамадриады
[113], и песни
Здешние. Даже и вы, о леса, от меня отойдите!
Божеской воли своим изменить мы не в силах стараньем!
65Если бы даже в мороз утоляли мы жажду из Гебра
[114] Или же мокрой зимой подошли к берегам Ситонийским
[115],
Иль, когда сохнет кора, умирая, на вязе высоком,
Мы эфиопских овец пасли под созвездием Рака.
Все побеждает Амур, итак — покоримся Амуру!»
70О Пиериды, пропел ваш поэт достаточно песен,
Сидя в тени и плетя из проскурников гибких кошелку.
Сделайте так, чтоб они показались ценными Галлу,
Галлу, к кому, что ни час, любовь моя так возрастает,
Как с наступленьем весны ольховые тянутся ветки.
75Встанем: для тех, кто поет, неполезен сумрак вечерний,
Где можжевельник — вдвойне; плодам он не менее вреден.
Козоньки, к дому теперь, встал Геспер, — козоньки, к дому!