Сосновский, посмотрев на меня долгим взглядом, кивнул и, уже садясь в машину, неожиданно произнес:

— Знаете, Сергей, я очень рад, что в вас не ошибся…

Что он этим хотел сказать, я так и не понял, особенно если учесть, как «проф» за последний час мне все мозги вытряхнул своими опасениями. Но было не до уточнений, потому что дел оставалось еще немерено. И их надо было делать быстро.

Для начала заскочил в обменник и, скинув часть баксов, рванул по магазинам. Там, купив пару ящиков тушенки, закинул их в багажник. Потом пришла очередь китайских «бич-пакетов», сгущенки, картошки, морковки, хлеба, соли, сахара, ну и далее — по списку, включающему в себя много чего, вплоть до одеял и переносной двухконфорочной газовой плиты. Не забыл даже осветительные лампы, пришедшие на смену допотопным керосинкам, и запасные баллончики к ним. В общем, затарился по полной. Вначале, правда, была мысль ободрать с банок этикетки, но потом я махнул на нее рукой. Во-первых, это были не этикетки, а рисунок прямо на жести, а во-вторых, ничего сногсшибательного и необычного для жителей ТОГО мира на них написано не было. Так что оставил все как есть.

А через три часа мы с Профессором уже были в Михеевке. На этот раз, идя в черноту портала, я уже никакого страха не испытывал (наверное, не до этого было). Взяв извлеченный из тайника автомат наизготовку, осторожно скользнул в мир России-2. Шагнул и почти сразу залег. Огляделся, осмотрелся, обнюхался. Тишина. И это радует. Но все равно надо проверять дальше. Стараясь не особо отсвечивать, двинул к дальней стороне деревни, где должны были находиться ребята. Ну а выдохнул лишь тогда, когда, приблизившись к дому, заметил мелькнувшую в окне Настену. Фух! Значит, все нормально. Значит, никто их местонахождение за это время не вычислил.

После чего, уже не особо скрываясь, порысил назад. Нырнув в сизое облако, висящее на кустах, и уже привычно морщась от яркого снопа света профессорского фонаря, ухватил в благоухающем сарае две огромные китайские сумки типа «мечта челнока», набитые покупками, пробормотав:

— Свои, свои…

После чего, напомнив Сосновскому об измененном графике открытия «турника», пошел обратно. Кинув баулы в «уазик», сел за руль и поехал по заросшей дороге к облюбованной моими людьми избе. При виде машины ребята высыпали из дома. Сначала появились Мария с Настей, потом Толик с «калашом» в руке, и последними выскочили дети.

Загнав вездеход под покосившийся навес, я вышел и, глядя в тревожно-вопросительные глаза Ваниной, коротко ответил:

— В больнице Лешка. Довез живым, а теперь все от врачей зависит.

После этого объявления в свою очередь поинтересовался:

— У вас тут как? Никто чужой не появлялся?

Выяснилось, что никого не было. Ну да этого и следовало бы ожидать. Таких вот умерших деревенек и поселков вокруг — тьма-тьмущая, а если брать во внимание то, что обыскивать придется весь юг России (это еще если «террористы» после боя назад на север не повернули), то дело получится совсем бесперспективное. Нет, посты на дорогах, разумеется, усилят. На въездах в города шмонать начнут. Ну и хрен с ними. Ребята тут спокойно дней десять отсидятся, а когда у властей поисковый ажиотаж спадет, двинут искать своих. То есть с местом базирования мы определились, и теперь надо вплотную заняться Толяном. Он вроде держится бодрячком, но к вечеру парня наверняка развезет. Так что надо пользоваться моментом, пока он еще активно шевелящийся. Поэтому после разгрузки УАЗа я опять загнал женщин и детей в дом, а мы с Ловягиным пошли к шоссе.

В отличие от моего предыдущего появления, долго голосовать не пришлось, так что, реагируя на поднятую руку, первая же появившаяся машина, которая оказалась «ЗиЛом»-водовозкой, приняла нас на борт. Быстро сторговавшись с молодым парнем, сидящим за рулем, мы уже через полчаса были в Георгиевке — пригородном поселке, домики которого плавно перетекали в улицы Юрьево. А оттуда обычным рейсовым автобусом двинули в город. Сразу в Юрьево я ехать не хотел, так как на въезде был пост ДПС, но в данном случае — все устроилось самым лучшим образом.

В общем, уже в начале третьего мы были в больнице. В отличие от Воронежского гнезда последователей Эскулапа тут все было гораздо беднее. Не было ни камер, ни фикусов, ни деловитых докторов в сине-зеленых робах. Да почти вообще никого не было. Я вначале даже испугался, что хирурга не найду. Но тетка в регистратуре сказала, что как раз таки он на месте.

А еще через десять минут я, ненавязчиво демонстрируя рукоять заткнутого за пояс пистолета и цедя слова через губу, стращал этого самого хирурга. Честно говоря, крепкий мужик со здоровенными руками молотобойца, поросшими густым рыжим волосом, стращался не очень. Куря и морщась то ли от моих слов, то ли от попадающего в глаза дыма, он выслушал перемежающуюся угрозами просьбу и, когда я пошел на второй круг, подытожил:

— Слушай, парень, хорош звиздеть! Я уже понял, что вы крутые до невозможности и вырежете всех моих родственников, а также собак и соседей, если что-то пойдет не так. Поэтому закругляйся и тащи сюда своего кента. Только не телись, а то у меня и без вас дел по горло…

Несколько ошарашенный его невозмутимостью, но стараясь не потерять лица и не выйти из образа криминального деятеля, я, пробормотав еще пару угроз, царственным жестом сунул в нагрудный кармашек собеседника стобаксовую купюру и метнулся за Ловягиным. А вот дальше последовала интересная картина — доктор при виде Толика вначале лишь мотнул головой в сторону процедурной и сказал:

— Давайте туда.

Но когда «колхозник» стянул в головы шапку, хирург на пару секунд застыл, удивленно расширив глаза, потом неопределенно хмыкнул и каким-то изменившимся тоном спросил:

— Когда была получена рана?

— Позавчера…

Хирург опять похмыкал, больше никак не озвучивая своих мыслей, и, ловко стянув с Толяна одежду, окинул меня критическим взглядом:

— Крови не боишься?

— Нет.

— Тогда пойдем со мной. Э, э, не так! Куртку скинь и халат с бахилами одень! Не в забегаловку идешь, а в операционную. Вам, как я понял, реклама не нужна, ну а мне — подавно. Так что сестру я звать не буду, а помощник понадобится…

Вот так неожиданно для себя я и стал подручным хирурга.

А еще через полтора часа мы с Виктором (так звали мохнаторукого целителя) и бледно-серым Ловягиным уже курили у него в кабинете. Я был мокрый, как мышь, и уставший, словно собака, хотя практически ничего не делал. Но даже сейчас от воспоминаний, как доктор увлеченно копается в плече у обколотого Толяна, потряхивало. А Виктор, глядя на меня с усмешкой, принялся возиться у себя в сейфе, заполняя полиэтиленовый пакет какими-то лекарствами, а потом начал что-то писать в большом блокноте. Как выяснилось — инструкцию по приведению Ловягина в здоровое состояние. Сил дальше из себя изображать блатного братка у меня уже не было, поэтому, забрав бумагу и пакет, я просто поблагодарил хирурга и, достав еще один стольник, положил купюру на стол.

Вот тут-то он меня удивил. Посмотрев на деньги, Виктор покачал головой и, отодвинув зеленоватую бумажку от себя, выдал:

— Не надо. Вам, мужики, деньги сейчас нужнее. Я бы и первые сто долларов вернул, но главврачу донесут, что я здесь кого-то пользовал, и он затребует свою долю. — А потом, видя удивление на моем лице, добавил: — Вчера вечером в новостях говорили о том, что была уничтожена еще одна «группа террористов». И сказали, что накрыли всех, но вот двоим удалось сбежать. После чего показали фото этого парня, — он кивнул в сторону Толика, — и фоторобот какой-то девушки. Мол, они вооружены и особо опасны. Правда, про ранение ничего не говорили… Но картинки показывали достаточно узнаваемые, так что вы на выезде из города поосторожнее…

Ага, теперь стали понятны все его странные хмыки, а то я все удивлялся — чего это он, глядя на нас, так многозначительно кряхтит. Удивленный столь разным отношением предыдущего и теперешнего доктора, я кивнул, забирая деньги, и поинтересовался: