— Вся планета в руинах, мама, — произнес Дон дрогнувшим голосом. — Торговцы вывозят остатки ценностей. Ничего толком не работает, и год от года становится только хуже. Лига бросила нас. Рэане обречены.

От этих слов у меня запылали щеки. Еще недавно я верила — Лига своих не бросает. Но почему-то вдруг это оказалось не так. Четыре года назад я и подумать не могла, что из-за бунта планету, сотни лет входящую в состав Лиги, переведут в статус закрытого Сектора, даже не пытаясь вмешаться и изменить ситуацию.

А самое противное, я ничего не могла ответить Дону, не могла отрицать очевидных вещей, но и согласиться с сыном безоговорочно я не могла.

— Все наладится, Дон, — прошептала я. -Все наладится. Ты знаешь, меня многому обучили. Я приложу все усилия...

Сын ничего не ответил: нашел мою ладонь и тихонечко сжал.

Ища тепла, я поправила шаль, откинулась на спинку кресла и посмотрела на четкий профиль Дона. С каждым годом сын становился все больше похожим на Доэла. На того, молодого, сильного, дерзкого мужчину, которого я полюбила.

Но стоило об этом сказать, как щека юноши дрогнула. Точно так как в моменты раздражения и у Доэла. Странно... некогда Дон обожал отца.

— Трус, — резко слетело с губ сына. — Мама, ты не знаешь, какой он трус! Гнусь и шкура! Иллнуанари занимается работорговлей. Гильдия ежемесячно вывозит с планеты сотни людей. Я узнал об этом, пошел к нему, рассказал, представил доказательства. Достаточно было ужесточить контроль за погрузкой в порту. Но он посоветовал мне помалкивать.

Вздрогнув, я почувствовала мерзкий холодок у самого сердца.

Мне не нужно было рассказывать, что такое Иллнуанари: воспоминания о бегстве с Лидари не успели выветриться из памяти. Уж если на территории Торгового Союза головорезы Анамгимара не считали необходимым всегда соблюдать законы и правила, то на Рэне и вовсе мало что могло бы их остановить.

Я стиснула пальцы, пытаясь успокоиться и унять накатившую дурноту.

— Дон, — проговорила я внятно и тихо, — Иллнуанари — самая влиятельная из Гильдий. На Раст-эн-Хейм мало кто осмеливается спорить с Анамгимаром Эльяна. Я достаточно изучила порядки Раст-эн-Хейм и могу утверждать — Иллнуанари легко может лишить кого угодно прибыли, флота и головы. Твой отец осторожен. Понимаешь?

Сжав губы, Дон кивнул.

— Мама, но я же так не могу, — прошептал тихо. — Люди гибнут! Стоять в стороне и смотреть на это нет никаких сил. Сам чувствую себя соучастником и подонком! А еще... Эльяна через несколько месяцев и Лию увезет от меня навсегда. Эта мразь, этот выродок, поставил Ордо условие — тот отдаёт ему Лию в жены, а Иллнуанари восстанавливает орбитальные энергостанции.

Посмотрев на задрожавшие губы сына, я снова вздрогнула. Дали небесные! За четыре года ничего не изменилось. Дон так и любит дочку Ордо!

Я прижалась щекою к стеклу, пытаясь сдержать слезы отчаяния, горько сожалея, что последние четыре года провела вдали от дома. Если бы я была здесь, я бы постаралась повлиять на ситуацию. Хотя бы на Дона.

Парень молод, горяч, безрассуден, и может попасть в капкан. От одной этой мысли меня затрясло.

Вот взять бы обоих в охапку — и мужа, и сына, и — в Лигу! На любую из планет. Бездна с ним, с карантином, вот только плохо будет, если докопаются до причастности моего мужа к подготовке мятежа. А то, что он в этом замешан, сомнений не оставалось. Нет, бегство — не выход.

Полными слез глазами я смотрела на расстилавшееся под нами море, на острова, отмечая, что не вижу ни одного корабля, ни единого кильватерного следа. И в небе, кроме нашего, нет ни одного летательного аппарата. Пустота угнетала.

Тщетно пытаясь справиться с разбушевавшимися эмоциями, я закрыла глаза и, перебирая варианты действий, неожиданно провалилась в полуявь—полудрему. Очнулась, когда флаер по широкой дуге пошел на снижение.

Рассматривая знакомый абрис береговой линии, с удивлением отметила, что четыре года люди разрушали свой мир с куда большей беспощадностью, чем могла бы это сделать природа.

Амалгира! Любимый мой город, что с тобою случилось? Взгляд натыкался на развалины там, где некогда находились прекрасные здания, и от понимания, что столице уже никогда не стать прежней, я вздрогнула. Потом случайно зацепила взглядом место, где некогда находился мой дом, и отвернулась, понимая, что лучше бы мне ничего и вовсе не удалось увидеть. Там, где четыре года назад располагался светлый двухэтажный дом под нежно-бирюзовой крышей, белели пятна строительного мусора, затянутые зелеными пятнами проросшей травы и искавшими опоры лианами. После я уже безразлично отметила руины на месте инфоцентра, пепелища, заросшие ряской искусственные озера и парки, ставшие похожими на леса.

Попытавшись улыбнуться, поймала отражение в стекле и поняла, насколько улыбка неуместна — она оказалась похожей на нервный оскал затравленного зверя.

Прикрыв глаза, я протяжно вздохнула, чувствуя, как внутри все сжимается — то ли от стремительного снижения, то ли от страха. Прошила подспудно грызущая меня всю дорогу от порта мысль — долго ли мне еще жить осталось.

«Выцарапаешься! — Приказала себе. — Отставить нытье и держать нос по ветру!»

Флаер опустился на небольшую площадку во внутреннем дворе двухэтажного, особняка из белого камня, окруженного зданиями поменьше и высокой стеной, и словно отгородившегося ею от разрушенного города. И это был чуть не единственный неповрежденный дом во всей Амалгире.

Собрав силы, отогнав невеселые мысли, я вышла из флаера и тут же окунулась в плотный, удушающий жар недавно наступившего утра. Оставив ставшую ненужной шаль на сидении флаера, я вцепилась в руку сына и вместе с ним пошла к входу в дом.

За четыре года забылось, насколько жарким бывает лето Амалгиры, когда весь город впадает в оцепенение днем, наверстывая упущенное ночами, и терпеливо ожидает, когда дожди придут на смену нестерпимому зною.

Охрана у входа отсалютовала Дону, скользнула по мне внимательными цепкими взглядами, но, не чиня препятствий, пропустила внутрь.

Я вновь попыталась улыбнуться, расправила плечи и вскинула голову, поймав обеспокоенный взгляд сына. Заслышав негромкий перестук каблучков, обернулась и увидела невысокую рыжую девушку в платье из небесно-синего шелка и улыбнулась снова — уже без всякой натуги.

Лию невозможно было с кем-нибудь перепутать — среди рэанок мало рыжеволосых, еще меньше миниатюрных и невысоких. Эта девушка сочетала оба редкостных качества, унаследовав огненный цвет волос от матери, а рост от отца.

— Мадам Арима, вы! Значит, я не ошиблась, — выдохнула девушка и порывисто расцеловала меня. — Рада вашему возвращению.

— Мне нужно увидеть Аториса.

Лия на мгновение свела рыжевато — коричневые брови и после нескольких секунд раздумья, решительно кивнула.

— Пойдемте, — проговорила она, поймав мою руку, и обратившись к Дону, распорядилась: — Жди здесь, я разберусь сама, отец ждет Корхиду.

В голосе Лии прорезались повелительные нотки, которых я раньше не замечала. Впрочем, девушка здорово изменилась: четыре года назад Лия казалась мечтательной, но все же пацанкой: носила обувь на плоской подошве, узкие брюки, просторные туники; волосы, перевязанные надо лбом пестрыми лентами, свободно рассыпались по плечам, в глазах звездным светом плескалась и сияла мечта. А в руках или за спиной она постоянно носила аволу, готовая в любой момент начать наигрывать мелодию, пришедшую на ум.

Не такой уж сильный достался дочке Аториса голос, он порою дрожал и срывался на слишком высоких нотах, но слушая ее, я чувствовала, как реальный мир истончается, тает, и единственно сущим во Вселенной остается песня...

Сейчас же рядом со мной шла миловидная девушка в длинном до щиколоток шелковом платье, с волосами, уложенными в высокую прическу. Ее взгляд был каким угодно, только не мечтательным. Магия была позаброшена, авола — забыта. Девушка, в которую влюблен мой сын, тоже стала другой.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, Лия подвела меня к двери, возле которой стояла охрана. Видимо, Ордо и в собственном доме не считал, что находится в безопасности. Вот она карма властителей — вечно опасаться удара в спину, вечно ожидать нападения.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: