А на этом фоне двое влюбленных. ОН и ОНА. Интересно, в каком виде она предстанет перед глазами читателей? Насколько фривольном?
Невольно Анна отодвинула рукопись в сторону и бросила взгляд на собственное тело. Да, легко можно было бы представить себя изображенной рядом с мистером Чествиком. Например, в легком купальном халатике или накидке, развеваемой ветром пустыни, обнажая ее золотистую кожу и прекрасные, чарующие формы тела. Они идут рядом, босиком, прямо по кромке воды, держась за руки. Оба лица будут освещаться радостной улыбкой, как бы открыто демонстрируя читателю счастье обретенной любви. Или, может быть, художник решит запечатлеть их в момент поцелуя? Крепкие мужские ладони будут лежать на ее талии, притягивая к себе. Она почувствует, как возбужденные соски упираются в крепкую, мускулистую грудь, а его ладони смещаются к ней на бедра…
Черт, это уже лишнее, тут же одернула себя Анна, чувствуя, как ее грудь и в самом деле непроизвольно начала набухать под воздействием воображения. И пушистый золотистый треугольник внизу, слегка просвечивающий сквозь розовый шелк трусиков, болезненно напомнил о своем существовании и нескромных желаниях. Нет, так нельзя. Этот мужчина действует на нее слишком быстро и сильно, чтобы позволять вырваться из-под контроля своим фантазиям. Воображение может завести ее слишком далеко перед предстоящим вечерним свиданием, создаст совершенно ненужный и опасный настрой. Лучше срочно заняться делом, а то придется бежать под холодный душ или засовывать голову в холодильник.
И она опять потянулась за опусом. Начнем, как и положено, с самого начала. Заголовок «Возвращение в седло». Угу, любопытно, но непонятно. Чего-то про лошадей и седоков. Пролог. Должен быть, но пока еще только обозначен, к тому же без основного текста тоже не совсем понятен. Ладно, пойдем дальше. Глава первая. Хм, весьма резвый старт. Довольно забавная и трогательная смесь драматизма и мужской клоунады. Видимо, по замыслу автора, уже после второй страницы мужские глаза начнут увлажняться, а на четвертой странице слезы должны литься ручьем. Женщинам-читательницам, скорее всего, придется скрывать торжествующую, злорадную улыбку. Мол, так вам, самцам, и надо. Что заслужили, то и получили.
Глава вторая. Герой просто утопает в слезах сам и намеревается утопить в них читателя, а заодно и чрезмерно впечатлительных и сердобольных читательниц. Что поделаешь? Не все дамы относятся к классическим феминисткам. У некоторых еще сохранились иллюзии и жалость в отношении сильного пола. Глава третья. Боже, какой накал страстей! Кто бы мог подумать, что мужчины способны на такой пафос и глубину эмоций. Ага, дошли незаметно уже и до конца четвертой главы. Быстро промелькнули слабо разработанные пятая, шестая, седьмая глава. На этом более или менее четко очерченные контуры романа обрывались, хотя имелись последующая общая схема сюжетной линии, а также отдельные зарисовки и вкрапления по некоторым главам. А главное — был оптимистичный финал. Как и положено, красивый и радостный, прекрасно завершавший нестандартное мужское творение. Как и ожидалось, все счастливы. Звонят свадебные колокола, летят под ноги новобрачных цветы и конфетти. Принаряженные соответственно такому событию герои выходят к антикварной королевской карете, запряженной белоснежной четверкой лошадей в позолоченной сбруе и с плюмажами.
По первому впечатлению, работа, конечно, весьма сырая, но читать можно, даже на пляже. Впрочем, если поверить тому, что написана в основном всего за одну ночь, то у автора все впереди. У Роберта неплохие перспективы. Посидит над рукописью еще пару месяцев, как говорится, нарастит плоть на скелет, оживит, заинтригует, разрисует, отлакирует. Потом выслушает все, что о его детище думают в редакции, чертыхнется, вздохнет, гневно бросит рукопись на пол, потопчет аккуратно ногами, чтобы не слишком пострадала. Затем поднимет, аккуратно расправит страницы, кое-что подкорректирует, чтобы удовлетворить вечно голодных редакторских львов. В результате итоговый литературный пирог может получиться вполне съедобным, похожим даже на свадебный торт.
Несколько редакторских правок она может предложить ему уже сейчас, с ходу, чтобы устранить хотя бы явные нелепости в его представлениях о женском поле. Конечно, придется сделать это в деликатной форме, чтобы не тревожить лишний раз болезненное авторское самолюбие. Честно говоря, если бы она действительно была редактором, то заставила бы с ходу переделать больше половины. Но она не редактор. А как читательница должна быть сердобольнее и терпимей, понимать, что у каждого могут быть свои представления о любовной литературе. Тем более, о мужской. Настоящая «терра инкогнита» — заповедная и непознанная земля, на которую еще не ступала женская нога. Можно предложить также слегка разнообразить сюжет, дополнить и видоизменить кое-где сюжетную линию, ввести несколько неожиданных поворотов, чтобы заинтриговать читателя. Но не переусердствовать при этом. Правки должны вводиться осторожно, постепенно, по частям, чтобы не затмить роль самого автора.
Вообще-то ему просто повезло, что он встретился со столь деликатной женщиной. Она представила на секунду, что было бы, если бы на ее месте оказалась, например, ее подруга Инесс. С ее язвительным языком и прямолинейностью, а также с учетом глубокого знания любовной литературы, скорей всего, получасовых «оценок и рекомендаций» вполне хватило бы на то, чтобы отбить у Роберта желание вообще когда-либо браться за перо. Или, по крайне мере, подходить близко к этой запретной для мужчин теме. Да и вообще, у Инессы еще в школе сформировался свой «пунктик» в отношении знакомых, малознакомых и вообще незнакомых мужчин. Своеобразный «маркиз де Сад в юбке», любительница помечтать о том, каким казням она подвергла бы «тысячелетних угнетателей» и конкурентов в борьбе за место под солнцем. Она бы ни за что не упустила возможности вволю поизмываться над дилетантом в любовной литературе, устроив «побивание камнями» литературного «нечестивца и богохульника», посягнувшего на самое святое в женской душе.
Анна вновь взялась за рукопись, чтобы просмотреть еще раз несколько сомнительных мест, но потом решительно отложила ее в сторону. На сегодня, пожалуй, достаточно. Лучше подумать о другом, о том, что происходит с ней самой. Странно не то, что она прочла этот труд. Странно другое. То, что она весьма быстро втянулась в предложенную работу и уже через несколько минут даже начала получать от нее удовольствие. Ощущая совершенно новые и необычные чувства. Чувствуя происходящую в ней трансформацию и начавшееся раздвоение личности. Осознавая зарождение какой-то новой личности внутри себя, пробуждение чего-то возвышенного, ощущения небожительницы, определяющей судьбу смертных. Порой она воспринимала эту работу, как настоящий автор произведения. Как серьезный, творческий человек, осознающий свою ответственность за то, что увидят глаза миллионов людей, за то, что зафиксируется в людской памяти.
Что интересно, чтение чужого произведения, находящегося в эмбриональном состоянии, в самом зародыше, неожиданно пробудило в ней самой желание творить, попробовать себя в этой роли. Находясь у истоков чужого творчества, она как бы перешагнула невидимый психологический барьер, внезапно полностью уверившись в том, что смогла бы сама создать нечто гораздо более лучшее. Более интересное и качественное. Рукопись Роберта стала своеобразным побудительным толчком, дав старт ее собственным притязаниям, вселив в нее уверенность, смелость и задор, пробудив честолюбие…
Любовный роман — это, конечно, не ее стихия, но попробовать себя в этом жанре, в амплуа писательницы, она вполне бы смогла. Вполне созрела для такой работы. И даже определилась с тем, что, как и Роберт, первое произведение проще всего было бы сделать хотя бы частично биографическим. Несмотря на молодость, у нее было достаточно любовных приключений и переживаний, чтобы хватило хотя бы на один роман. А если немного пофантазировать и добавить то, что она знает об интимной жизни своих подруг, то вполне потянет на целый сериал. Можно было бы с самого начала сделать это «многотомником», описывая в каждой очередной книге историю одной из своих подруг — членов своеобразного клуба «влюбленных дамских сердец».