За долгое время, методом проб и ошибок, Ренувье выработал следующую систему, которую находил весьма удобной. Три дня в неделю он отводил семье, три — любовницам; воскресенье же проводил один в загородном домике на берегу озера, доставшемся ему в наследство от отца, и предавался своей страсти — рыбалке: занятие это, по его мнению, требовало полнейшего одиночества. В понедельник вечером он встречался с Элен, двадцатишестилетней студенткой философского факультета, которая после любви вела с ним разговоры об Аристотеле и Гегеле. Вечер среды принадлежал Изабелле, учительнице математики тридцати восьми лет, за чьей строгой повадкой и холодным лицом, в полном соответствии с профессией, трудно было угадать разнузданную и неутомимую любовницу. А в пятницу Ренувье спешил к Паулине, вдове коллеги, погибшего несколько лет назад в автокатастрофе на горной дороге в Монако; она была старше его, но именно ее из всех троих он сильнее всего вожделел. Она обожала литературу и драматические истории, и он в свое время преподнес ей в подарок роман Жува [12]«Паулина 1880», решив, что ее порадует хорошая книга, названная к тому же ее именем. Она читала ее раньше, однако изобразила удивление и с тех пор в сладостные часы после их постельных игр иной раз доставала книгу из сумочки, чтобы прочесть ему несколько строк, в то время как он целовал ее плечи, затылок и волосы. Ну а вечера вторника, четверга и субботы Ренувье проводил со своей женой Элизой и сыном Мартеном в их квартире на авеню Монтень.

Всем своим женщинам он без зазрения совести лгал. Элизе объяснял, что завален работой, а еще посещает политические кружки и клубы, где встречается с высокопоставленными людьми, необходимыми для его карьеры. Понимая, что мужу нужны полезные знакомства, Элиза мирилась с его отсутствием три вечера в неделю. Трем любовницам Эдуард заговаривал зубы рассказами о командировках в нью-йоркский филиал и совещаниях на Ближнем Востоке. Выкручивался он неплохо, потому что умел лгать и внушал доверие — первейшее качество при его работе. Так, юная Элен была убеждена, что он проводит в Париже только два дня в неделю, а в остальное время разъезжает по столицам мира, улаживая важные дела; один вечер для жены, второй для любовницы — это казалось ей приемлемым компромиссом. Изабелла полагала, что он состоит в тайной организации, объединяющей финансистов, администраторов и предпринимателей-евреев, — до этой нелепицы она додумалась сама, Ренувье даже не пришлось ничего сочинять. Он лишь поддерживал ее заблуждение, то и дело роняя туманные слова, позволяющие предположить, будто ему открыты двери в некие секретные инстанции, недоступные простым смертным. Она была от этого в восторге и с пониманием относилась к тому, что тайная деятельность отнимала все его время. Паулиной же и вовсе легко было манипулировать в силу ее наивности. Встречи раз в неделю для нее были в порядке вещей: она полагала, что если Ренувье не свободен в другие вечера, то на это есть причины, что причины эти имеют отношение к его делам, а его дела ее не касались, да, по правде сказать, и не интересовали. Для Ренувье это доверие было бальзамом на сердце; он видел в нем залог их счастливого союза и, главное, был рад, что не нужно выдумывать новых оправданий.

Так и жил наш пострел между четырьмя женщинами и был вполне доволен; ни за что на свете не изменил бы он свой образ жизни, а если бы ему пришлось выбирать между любовницами, сильно затруднился бы в выборе. Он частенько задавался вопросом: что будет, если он не сможет больше вести параллельно четыре жизни? Если придется покончить хотя бы с одной, какие губы ему легче будет потерять, чей голос он готов больше не слышать? Ответить он не мог: ему были равно необходимы глаза Изабеллы и волосы Элен, груди Паулины и запах Элизы. Наш герой даже многоженцем себя не числил, поскольку жизни его были параллельны и он всегда чувствовал себя любовником только одной женщины: Элен в понедельник, Изабеллы в среду, Паулины в пятницу и Элизы во все остальные дни. Его сердце походило на комод аккуратной хозяйки: в каждом ящике хранилось по одной связи; выдвигая один, о других он начисто забывал.

Более того, Ренувье очень растерялся бы, случись, к примеру, чувствам понедельника смешаться с эмоциями четверга или «ящику» вторника поменяться местами с «ящиком» среды. Подобный хаос был маловероятен при том, сколько усилий он прилагал, чтобы Изабелла, Элен и Паулина никогда не пересекались и не подозревали о существовании друг друга. Однако это произошло, о чем сейчас и пойдет рассказ.

Все началось в один январский понедельник, вскоре после новогодних праздников. Ренувье покинул свою квартиру на авеню Монтень в восемь часов и через пятнадцать минут был в банке. Он работал до одиннадцати двадцати, затем, выпив кофе, отправился на совещание, которое продолжалось до двенадцати сорока; потом он пообедал с коллегами в ресторане неподалеку. Вернувшись в четырнадцать часов, он работал без перерыва до восемнадцати пятидесяти четырех. После чего, точный, как солдат на маневрах, закрыл свои папки, надел пальто, вышел из кабинета и на лифте спустился на первый этаж; из большого холла он устремился во вращающуюся дверь и оказался на улице. Путь пешком занял четыре минуты, и в восемнадцать пятьдесят девять он вошел в гостиницу, о которой говорилось выше; поздоровавшись с портье, поднялся по лестнице на четыре пролета, прошел узким коридором и открыл дверь своего номера под далекий бой часов, с седьмым ударом. Элен, уже раздетая, лежала на кровати и читала учебник философии.

— Ровно семь, — сказала она. — Даже Кант не был столь пунктуален.

— Ему и повезло куда меньше, — ответил Ренувье, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

— Почему же?

Ее рука скользнула под рубашку Ренувье и начала расстегивать пуговицы.

— Бедняга ведь умер девственником, не так ли? — сказал он.

— Это не помешало ему быть хорошим философом.

— Всю свою славу и весь талант он отдал бы за четверть часа в твоих объятиях.

Ренувье дал себя раздеть, буквально тая от ласк самой молодой из своих любовниц. После любви они ненадолго задремали, а потом просто лежали, болтая. Беседа была, как всегда, довольно бессвязной, слова любви перемежались философскими рассуждениями. Ренувье полусидел, опираясь спиной на подушки, сложенные в изголовье кровати; Элен прикорнула рядом, прижавшись щекой к его плечу. В другом углу номера, напротив кровати, стоял туалетный столик с поднятым зеркалом. Ренувье видел в нем свое отражение. Элен привстала, чтобы запечатлеть на его щеке поцелуй. Но в зеркале отразилась почему-то не она, а Паулина — пятничная любовница. Ренувье зажмурился, снова открыл глаза: да, именно Паулину видел он в зеркале, а не лежавшую рядом Элен. Сердце забилось чаще, ему стало страшно. Элен как раз собралась встать и пойти в ванную; он удержал ее за руку, испугавшись, что и она увидит в зеркале не свое лицо, и привлек к себе, сказав, что хочет еще поласкать. Он непрестанно переводил взгляд с Элен на зеркало и обратно, и каждый раз чудо повторялось: вместо Элен зеркало отражало Паулину. Что за тайна? Ренувье был вдвойне испуган: сверхъестественным феноменом, во-первых, а во-вторых, мыслью, что Элен увидит Паулину. Он умолил Элен продолжить любовные игры и, чтобы скрыть от нее туалетный столик, увлек под простыню. Когда же они закончили, он поспешно встал первым, чтобы опустить зеркало. Он так переволновался, что скомкал вечер с Элен, сославшись на головную боль, и пообещал, чтобы девушка не дулась, в следующий понедельник повести ее в ресторан. Они покинули номер около двадцати одного часа, и Ренувье, прежде чем выйти, на всякий случай положил на туалетный столик толстый телефонный справочник, найденный в прикроватной тумбочке, чтобы зеркало со всей этой чертовщиной не поднялось само собой.

Ренувье не пошел домой, а вернулся в банк, достал из мини-бара в своем кабинете графинчик виски и, налив себе стакан, выпил его залпом. После этого он постарался взять себя в руки и, чтобы отогнать тревогу, решил сосредоточиться на работе. Он изучил полдюжины документов и покинул банк за полночь, когда устал так, что работать больше не мог. Поймав такси, он поехал домой, где сын уже спал, а жена и вовсе его не ждала: она состояла во всевозможных ассоциациях и по понедельникам уходила на собрания женского клуба, программа которого была ему неведома. Ренувье наскоро умылся и лег в постель. Элизе, которая, вернувшись в два часа ночи, разбудила его и поинтересовалась, почему он не уехал в Лондон, как собирался, он ответил, что совещание отменили, и снова уснул.