По крайней мере, в этом была правда, хотя и не вся.

Поверит он ей или нет, но сейчас не время беспокоиться о будущем, иначе она не сможет радоваться настоящему.

Впервые Джослин проведет Рождество с любимым человеком, и она решила, что постарается насладиться этим праздником.

— Почему ты такая серьезная? — Лукас смотрел на расстилавшуюся перед ними пустынную дорогу. — Ты устала после полета? Я могу сесть за руль. Я должен уметь управлять машиной.

Джослин издала смешок.

У нее очаровательный смех, подумал он. От него становится тепло и радостно и возникает предчувствие чуда.

— Спасибо! Но все-таки будет лучше, если я поведу сама. Мне бы не хотелось на заснеженной горной дороге проверять, сохранил ли ты навыки вождения.

— Наверное, ты права, — рассеянно пробормотал Лукас. В его памяти промелькнул спуск па лыжах. Ему показалось, что он чувствует укусы колючего снега в лицо и тепло послеполуденного солнца, припекающего ему спину.

— Ты что-нибудь вспомнил? — испугалась Джослин, заметив отсутствующее выражение сто лица.

Лукас почувствовал напряженность в ее голосе. Очевидно, потеря памяти вызывает у нее беспокойство. Что, конечно, неудивительно, признал он. Наверное, будет лучше, если ради ее спокойствия он не будет упоминать о проблесках памяти.

— Нет, но я пытаюсь, — Лукас постарался придать жизнерадостность своему голосу. Разве мы не провели в этой хижине, куда сейчас направляемся, прошлое Рождество?

Джослин быстро подумала, не солгать ли ей и сказать «да», но затем решила, что чем меньше она будет лгать, тем меньше лжи ей придется помнить. И просить прощения за нее.

— Мы не были тогда женаты.

— Когда мы поженились?

Джослин лихорадочно рылась в памяти, пытаясь остановиться на дате, которую ей было бы легко запомнить. Хэллоуин, решила она.

— Тридцать первого октября, — сказала она.

— Какая у нас была свадьба? По всем правилам этикета?

Лукас с надеждой ожидал проблеска памяти. Перед его мысленным взором промелькнула Джослин в длинном белом струящемся платье. Ее лицо скрыто белой вуалью, и она медленно идет к нему по проходу в церкви. Он напрасно надеялся: в его сознании была пустота.

— Нет. Мы просто получили разрешение, и нас поженил мировой судья, — коротко пояснила Джослин. — Ты уверен, что голова не беспокоит тебя? Может быть, тебе следует попытаться немного отдохнуть?

И перестать задавать ей вопросы, на которые она не хочет отвечать, сделал вывод Лукас. Но почему она не хочет говорить о свадьбе? Возможно, она обижена тем, как они поженились? Судя по ее словам, это было, чуть ли не тайное бракосочетание. Но если Джослин не хотела, чтобы их поженил судья, почему она согласилась? Такая привлекательная и умная женщина могла выбрать себе любого мужа. Но она выбрала его. Чувства гордости и удовлетворения, наполнившие Лукаса, быстро уступили место сомнению. Почему она выбрала именно его? Брось это, Форестер, сказал он себе. Твои вопросы только огорчат ее.

— Наверное, мысль об отдыхе была удачной, — произнес он, откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза от слепящего солнца.

Удивительно, но он задремал и наслаждался покоем, пока они не сделали резкий поворот и не оказались на дороге, изрытой глубокими колеями. Машина, взятая напрокат в аэропорту, застонала.

Лукас открыл глаза и с любопытством огляделся. Перед ними был небольшой одноэтажный дом из побелевших от инея кедровых бревен, который, казалось, врос в склон горы. Дом выглядел гостеприимно. Как будто терпеливо ждал моего возвращения, подумал Лукас и заморгал ресницами, когда перед ним мимолетным видением промелькнул весело потрескивавший огонь в камине, сложенном из тесаного камня.

— Узнаешь его? — спросила Джослин.

— Нет, но у него очень приветливый вид. Мы проводили здесь много времени?

— Я никогда не была здесь. Ты обычно приезжал сюда отдыхать, когда у тебя случался свободный уикенд.

— Разве тебе не нравится отдых за городом? — поинтересовался Лукас, выходя из машины.

Джослин оглянулась. Ее взгляд задержался на распушившейся синице, усевшейся на пенек перед домом. Веселая пичужка почистила перышки и упорхнула.

— Не знаю. Я никогда не уезжала из города дольше, чем на один день.

Опередив ее, Лукас наклонился и вынул из багажника два чемодана.

— Позволь, я понесу их, — попыталась остановить его Джослин.

— Я повредил голову, а не спину, — возразил Лукас.

Джослин поспешила за ним. Возможно, это не причинит ему вред, убеждала она себя. Врач настойчиво подчеркивал только одно: Лукас должен избегать травм головы.

— Открой, пожалуйста, — он остановился перед дверью.

— У меня нет ключа.

Почему у нее нет ключа? Лукас был удивлен. Даже если она никогда не была здесь, почему он не дал ей, своей жене, ключ от дома? С другой стороны, почему она не попросила у него ключ? Может быть, у них просто не дошли руки до этого дома? Лукас попытался подавить чувство неловкости. В конце концов, они женаты менее двух месяцев.

Поставив чемоданы, он полез в карман, вынул кольцо для ключей и растерянно посмотрел на него. На этот раз никакого проблеска памяти не произошло.

— Гм, ты случайно не знаешь, который из них ключ от двери? И есть ли он вообще? спросил Лукас.

— Есть ли? — Джослин повысила голос. — Мне не пришло в голову спросить, есть ли у тебя ключ. Я просто думала…

Она умолкла, задумчиво глядя на ближайшее к двери окно. Порыв ледяного ветра скользнул ей за воротник, и Джослин пробрала дрожь.

Лукас фыркнул.

— Попробуем просто подобрать ключ. Ура, повезло!

Со второй попытки дверь распахнулась. Лукас жестом пригласил ее войти.

Джослин перешагнула через порог и с любопытством огляделась. Просторная комната с большим, до потолка, камином и каменной плитой под очагом. С одной стороны — коричневый кожаный диван, напротив — два кожаных кресла и тахта. В стене напротив входа двойные раздвижные стеклянные двери, ведущие на веранду. Справа от себя Джослин увидела еще две двери. Одна из них была закрыта, другая вела в маленькую кухню.

— Неплохо! — пробормотал Лукас, чувствуя, как его обволакивает умиротворяющая тишина дома.

— Даже очень, — согласилась Джослин. — В самом деле, если добавить сюда немного цвета, то получится очень веселая комната. — Бросив взгляд на осунувшееся лицо Лукаса, она предложила: — Давай поищем кровать.

— Ну, вот это предложение меня радует! — оживился он.

Джослин услышала в его голосе странную ноту и, подняв голову, увидела, что у него горят глаза. У нее внезапно пересохло во рту, когда глаза Лукаса скользнули по ее телу. Она задрожала, физически ощутив этот взгляд. Неужели он подумал, что она имеет в виду…

— Тебе нужно отдохнуть, — поспешно сказала Джослин. — Врач сказал, что нам надо воздержаться от секса, по меньшей мере, месяц, — добавила она.

— Месяц! — горестно воскликнул Лукас. — Но мы же муж и жена!

— Ты бы прилег отдохнуть, а я…

— Я только что вздремнул. Лучше разведу огонь в камине.

— Это будет замечательно! — охотно согласилась Джослин.

Лукас нахмурился, увидев, что ее пробирает дрожь.

— Здесь должно быть что-то вроде центрального отопления.

Лукас повернулся и, обежав взглядом стены, быстро обнаружил нечто похожее на термостат. Подойдя к нему, он переключил его с десяти градусов на двадцать два и с облегчением услышал, как немедленно зажурчала вода, и из отдушины справа от него повеяло теплым воздухом.

— Ищите — и обрящете! — возвестил он.

Если бы это было так легко! — подумала Джослин, подавив вздох.

— Так, теперь займемся камином, — сказал он, оглядываясь. — Я выйду и поищу поленницу, а ты посмотри, что можно использовать для растопки.

Она молча наблюдала, как Лукас выходит через раздвижные стеклянные двери. Потом открыла дверцу под раковиной и обнаружила пластиковый контейнер, в котором торчали старые газеты. Задумчиво взяв верхний лист, прочитала число. Седьмое апреля. Лукас не был здесь с прошлой весны. Джослин вытащила контейнер и понесла его в гостиную. Она увидела, что Лукас сваливает охапку дров па каминную плиту.